мануфактуры в интересах купечества и третьего сословия, думал разослать по русским
городам немецких ремесленников.
И почести, отдаваемые Павлом праху Петра III, не казались им такими уж
странными и святотатственными.
6
14 ноября в Петербург были доставлены привезенные из первопрестольной
императорские регалии.
«Вывоз регалий из древней столицы, — рассказывает Болотов, — происходил с
великой и пышной церемонией. Для отвоза и положения оных сделан был особливый
длинный и драгоценной материею обитый ящик и повезли его, покрытый драгоценной
парчой, при охранении скачущих по обеим сторонам и впереди, и сзади многих
кавалергардов во всем их пышном убранстве. Вся Москва любовалась сим зрелищем, а о
начальнике московском, престарелом Измайлове носилась молва, что он до бесконечности
испуган был неожиданным приездом всех кавалергардов, подумав, что они были
присланы за ним из Петербурга, и насилу отдохнул, узнав, зачем они были присланы».
До 15 ноября тело Екатерины оставалось в опочивальне. Дежурство при нем, сменяясь
каждые сутки, несли фрейлины и кавалеры из свиты Марии Федоровны. Дежурившие
294 Более детально эта мысль развита в статье историка О.А. Иванова «Павел – Петров сын?», лучшем на
сегодняшний день исследовании вопроса о том, кто был отцом Павла I – О.А. Иванов, В.С. Лопатин, К.А.
Писаренко «Загадки русской истории. XVIII век», М., 2000, стр.153-249.
придворные первых девяти классов, сообщает Валуев, были облачены в «обыкновенный
глубокий траур» — утвержденное Павлом разделение на кварталы и классы вступало в силу с
25 ноября. При теле покойной императрицы отправлялась ежедневно «духовная церемония по
обряду Восточной церкви».
15 ноября тело Екатерины, облаченное в русское платье из серебряной парчи с золотой
бахромой и кружевами и длинным шлейфом, в присутствии всей императорской фамилии и
персон первых четырех классов было перенесено восемью камергерами и четырьмя камер-
юнкерами из опочивальни в Тронную залу.
Там тело покойной императрицы было положено под чтение молитв и духовное пение на
парадную кровать, поставленную на возвышение, предназначавшееся для трона. Кровать
полуприкрывал балдахин с бархатным пологом малинового цвета с золотыми кистями,
вензелями и императорским гербом. В виде почетного караула в головах кровати стояли
капитан и капитан-поручик лейб-гвардии, имевшие на эспантонах, шляпах, рукоятках шпаг и
рукавах камзолов повязки из черного флера. В нескольких шагах от обеих сторон кровати,
стояли в траурной форме шесть кавалергардов с карабинами на плече и четыре пажа.
У тела было назначено круглосуточное дежурство, днем и ночью перед иконой
Федоровской Божьей матери, принесенной из спальни Екатерины, читалось Евангелие. С
девяти утра и до одного часа дня и с четырех до восьми часов вечера во дворец
допускались лица всех сословий, кроме крестьян.
Варвара Головина, присутствовавшая при этой печальной церемонии, оставила нам
ее описание: «Войдя в Тронную залу, я села у стены, напротив трона. В трех шагах от
меня находился камин, о который оперся камер-лакей Екатерины II; его горе и отчаяние
заставили меня расплакаться. Слезы облегчили меня.
Рядом с Тронной находилась Кавалергардская зала. В ней все было обтянуто черным:
потолок, стены, пол. Один лишь огонь в камине освещал эту комнату скорби. Кавалергарды, в их
красных колетах и серебряных касках, поместились группами, опираясь на свои карабины, или
отдыхали на стульях. Тяжелое молчание царило повсюду, его нарушали лишь рыдания и вздохи.
Некоторое время я стояла у дверей. Подобное зрелище гармонировало с моим душевным
настроением. Дисгармония ужасна во время скорби: она лишь растравляет ее. Горечь утоляется
лишь при виде горя, подобного переживаемому.
Я вернулась в свое кресло. Через минуту обе половины двери раскрылись и появились
придворные в глубочайшем трауре и прошли через зал в спальню, где лежало тело
императрицы. Я была извлечена из уныния, в которое повергло меня зрелище смерти,
приближавшимся похоронным пением. В дверях показалось духовенство, певчие,
императорская семья, сопровождавшая тело. Его несли на великолепных носилках,
прикрытых императорской мантией, концы которой поддерживали первые чины двора.
Едва увидала я свою царицу, как сильная дрожь овладела мной, выступили на глазах слезы,
рыдания мои перешли в невольные крики. Императорская фамилия встала впереди, и в эту
минуту, несмотря на ее торжественность, Аракчеев, приближенное лицо, взятое
императором из ничтожества и сделавшееся выразителем его мелочной строгости,
сильно толкнул меня, приказывая замолчать. Горе мое было слишком велико, чтобы какое-
либо постороннее чувство могло отвлечь меня, и этот поступок, по меньшей мере
невежливый, не произвел на меня никакого впечатления. Господь в своем милосердии
ниспослал мне минуту кротости, глаза мои встретились с глазами великой княгини
Елизаветы, в их выражении нашла я утешение своей души. Ее высочество тихо подошла ко
мне, за спиной протянула мне руку и пожала мою. Началась служба. Молитва укрепила во
мне твердость духа, смягчив сердце. По окончании ее вся императорская фамилия
подходила поочередно к усопшей, делала земной поклон и целовала ее руку. Затем все
удалились. Священник встал против трона для чтения Евангелия. Шесть кавалергардов
были поставлены вокруг».
В тот же день, 15 ноября, старый гроб с останками Петра III был помещен в
специально изготовленный новый гроб, обитый золотым глазетом с императорскими
гербами и серебряным ярусом. В восьмом часу вечера в ворота Александро-Невской лавры
въехала процессия из тридцати экипажей, обитых траурным сукном. Лошади были
покрыты черными попонами. Впереди процессии шествовали факельщики.
У входа в монастырь процессию встречал митрополит Новгородский и
Петербургский Гавриил. Павел в сопровождении Марии Федоровны и великих князей
вошел в Благовещенскую церковь. Гроб стоял на возвышении. В головах его в почетном
карауле застыли два капитана гвардии, в ногах — четыре камер-пажа. Кавалергардов
внутри церкви и гвардейских офицеров вне ее было ровно столько же, сколько при теле
Екатерины.
По приказу Павла крышка гроба под пение иеромонахов и священников была снята.
Внутри в почерневшем старом гробу лежал скелет в полуистлевшей шляпе, перчатках и
грубых прусских ботфортах.
Несколько бесконечно долгих минут Павел стоял с непокрытой головой у останков
отца. Затем он наклонился и благоговейно приложился к потемневшему латунному кольцу,
висевшему на фаланге среднего пальца.
Древний храм был погружен во мрак. Лишь на ликах святых, строго смотревших с
резного потолочного иконостаса, слабо освещаемого зажженными свечами, играли
отблески света. Тишину нарушало печальное пение молитв. На лице Павла, стоявшего у
гроба с непокрытой плешивой головой, было выражение сосредоточенности и
благоговения.
После того как вслед за императором к останкам покойного императора
приложились Мария Федоровна, великие князья и княгини, митрополит Гавриил с тремя
архиереями отправил панихиду. Затем гроб был снова закрыт, и императорская фамилия
покинула монастырь.
7
Ход дальнейших событий, происходивших в Зимнем дворце и лавре поздней