погребения, тогда соизволит иметь на голове большую креповую каппу, так чтоб все

платье закрыла». Великим княгиням предписывалось носить «то же самое одеяние, с той

разницей, что шлейф Их должен быть длиною только три аршина».

С не меньшей тщательностью, по кварталам, были расписаны все детали траурных

туалетов, которые предписывалось носить «персонам мужского и женского пола первых

четырех классов».

Особого внимания удостоились военные, которым надлежало «во время глубокого

траура в первом и втором кварталах носить мундиры, а камзолы, штаны и чулки черные,

флер на шляпах, аксельбанты, кисточки на шляпах и терлаки обвертывать флером, и флер

на левой руке, кроме тех дней, когда бывают на карауле, или перед фрунтом, в таком

случае и в первом, и во втором кварталах означается траур вышепоказанных классов тем

же, за исключением камзолов и штанов, которым быть мундирными».

292 Архив внешней политики Российской империи, ф. «Внутренние коллежские дела», оп.2/6, д.5550,

«Церемониал, высочайше конфирмованный Его императорским величеством», лл.1-4.

293 Российский государственный исторический архив, ф.473, оп.1, д.202, лл.15-16об.

5

10 ноября в столицу вступили гатчинские батальоны.

Встреча им была приготовлена парадная. Около полудня все гвардейские полки

начали строиться на Дворцовой площади. Павел, вышедший в мундире Преображенского

полка новой формы, внимательно наблюдал за прохождением гвардейцев и, казалось, был

недоволен тем, что видел. Он отдувался, пыхтел, пожимал плечами, качал головой —

словом, всячески демонстрировал свое неудовольствие.

Наконец, на площади показался, разбрызгивая грязь, верховой. Это был поручик

Радьков, гатчинец, посланный с донесением о том, что павловские воспитанники прибыли

к заставе. Собственноручно надев на Радькова за добрую весть орден Св. Анны II класса и

назначив его адъютантом к наследнику, император отправился им навстречу.

Через час показалось гатчинское воинство. Солдаты были в коротких мундирах с

лацканами, в черных штиблетах, на гренадерах высокие шапки, а на мушкетерах —

маленькие треугольные шляпы без петлиц, с одною пуговкой. На офицерах —

поношенные мундиры старопрусского покроя. Цвет их первоначально был темно-зеленый,

но от долгого употребления они полиняли и выглядели порыжелыми.

Медленным и размеренным маршем, громко отбивая шаг, приближались гатчинцы

к Дворцовой площади. Впереди первого полка, составленного из двух батальонов

гренадер, ехал сам император; во главе второго — великий князь Александр Павлович, а

перед третьим — Константин. Вступив на площадь, гатчинцы остановились перед

екатерининскими гвардейцами: первый полк перед Преображенским, второй — перед

Семеновским, третий — перед Измайловским.

Когда войска выстроились таким образом, император Павел обратился к

прибывшим со словами:

— Благодарю вас, друзья мои, за верную мне службу. В награду вы поступаете в

гвардию, господа офицеры чин в чин.

Гатчинским знаменам была отдана честь обычным порядком, затем их отнесли во

дворец. Великим князем Александром был оглашен приказ императора о зачислении

батальонов государя и Аракчеева в Преображенский полк, Александра и подполковника

Недоброго — в Семеновский, великого князя Константина и подполковника Малютина —

в Измайловский. Егерская команда была определена в егерский батальон, вся кавалерия

зачислена в конную гвардию, а артиллерия вошла в состав лейб-гвардии артиллерийского

батальона, сформированного из старых гвардейских полков.

После команды «вольно» великие князья с искренней радостью обняли своих

товарищей. Старые же гвардейские офицеры стояли с унылыми лицами. Лица и манеры их

новых сослуживцев не могли не казаться им странными.

«Иначе и быть не могло, — вспоминает Комаровский, — ибо эти новые товарищи

были не только безо всякого образования, но многие из них развратного поведения,

некоторые даже ходили по кабакам, так что гвардейские наши солдаты гнушались быть у

них под командой».

Образ жизни гвардейцев совершенно переменился. Через десять дней, 20 ноября,

были введены в действие новые уставы о воинской службе: два для конной и один для

пехотной части. Заимствованные почти дословно из прусских уставов, они были полны

немецкого педантизма и самых бесполезных и утомительных мелочей. По этим уставам

под руководством гатчинцев, в совершенстве уже овладевших плац-парадной наукой,

началось переучивание войск, для чего во все концы империи были отправлены

гатчинские генералы и полковники.

Тяжела стала служба. Вдали от Петербурга, в провинциях, хотя и не без тягости, но

все-таки еще кое-как справлялись с нововведениями. К тому же среди гатчинских

инструкторов попадались люди, которые, несмотря на предоставленную им власть, умели

умерять свои порывы. В Петербурге же, где все происходило на глазах Павла, не

пропускавшего ни одного вахтпарада, ни одного назначенного им учения, каждое лыко

шло в строку: за нарушение равнения, неравномерность шага, отступление от формы

обмундирования виновные исключались из службы, заключались в крепость, а то и

ссылались в Сибирь. Аресты считались легчайшим наказанием.

Чтобы облегчить офицерам усвоение тонкостей новых уставов, император приказал

Аракчееву образовать для них в одной из дворцовых зал «тактический класс». Преподавал

в нем гатчинский полковник Каннабих, излагавший на ломаном полунемецком,

полурусском языке гнусные подробности плац-парадной и караульной службы. Император

ежедневно являлся на эти лекции, обращался к присутствующим офицерам и задавал им

вопросы. Ему нравилось, когда эту незатейливую аудиторию посещали старые

екатерининские генералы.

Кроме того, на собственном опыте Павел давно усвоил, что учения и маневры

отвлекают умы военных от «рассуждений, часто неприятных». За стремлением держать

войска в напряжении, не давать им пребывать в праздности скрывались, надо думать, и

вполне определенные опасения: на первых порах по приказу Павла командам,

выходившим на развод, не выдавались боевые заряды.

Весьма похоже на скрытое недоверие было и внимание, которое Павел на первых

порах проявлял к великим князьям Александру и Константину. Он повысил выделяемое

сыновьям содержание с тридцати до ста тысяч рублей в год, однако дни великих князей

были загружены мелочами военной службы так, что даже на свидания с женами у них

оставалось не более часа в сутки.

Другой стороной действий нового императора по наведению дисциплины в войсках

были давно задуманные им коренные преобразования всех армейских порядков. Томясь

вынужденным бездельем в Гатчине, Павел имел достаточно времени, чтобы глубоко

вникнуть в положение армии или, как говаривал он, «приуготовиться к искоренению

вкравшихся в нее злоупотреблений».

Некоторые перемены по военной части действительно назрели. Екатерина,

стоявшая выше педантизма в военной службе, не вникала в детали военной

администрации и мелочей военного быта. Вся полнота власти по этой части была

предоставлена Военной коллегии, которая в свою очередь многое оставляла на волю и

произвол армейских начальников. Полковые списки были переполнены лицами, которые

только числились на службе, но не несли никаких обязанностей. Полковые командиры

употребляли солдат для своей надобности как крепостных в своих поместьях, а то и

отдавали в услужение частным лицам, причем заработки брали себе. Деньги и провиант,

отпускавшиеся для солдат, доходили до них в лучшем случае наполовину, остальное шло в

карман ближайших начальников. Естественно, при таком положении дел не могло идти и