Перед уходом великий князь Александр, расположенный к полякам под влиянием

частых бесед со своим близким другом Адамом Чарторыйским, с чувством обнял

Костюшко.

Все пленные поляки были немедленно освобождены. Перед отъездом в Америку

Костюшко явился благодарить Павла. Император в присутствии всей императорской

фамилии принял его самым ласковым образом. Для путешествия Костюшко была

специально изготовлена дорожная карета, предоставлено столовое белье, прекрасная

соболья шуба и посуда, не считая денежной суммы, необходимой для путешествия.

Прощаясь, Мария Федоровна просила прислать для нее из Америки огородных семян и

подарила Костюшко собрание камей собственной работы, изображавших портреты всего

ее семейства.

Однако финал этой истории, как, впрочем, и многих других добрых начинаний

доброго императора, оказался трагикомическим.

Прибыв в Америку, Костюшко сразу же возвратил Павлу дарованные ему денежные

суммы, сопроводив их резким письмом. Вот его текст:

«Ваше Величество! Пользуясь первыми минутами свободы, которые я вкусил под

охраной законов величайшей и великодушнейшей нации в мире, чтобы возвратить Вам

287 Граф Игнатий Потоцкий – один из составителей польской конституции 3 мая 1793 года; Юлиан-Урсул

Нимцевич – адъютант Костюшко.

подарок, который мнимая доброта Ваша и вероломное поведение Ваших министров

заставили меня принять. Будьте уверены, Ваше величество, что я согласился на это

единственно из глубокой привязанности к моим соотечественникам, к товарищам моим по

несчастью и в надежде, что мне удастся, быть может, послужить еще моей родине…»

Жест Костюшко дорого обошелся его соотечественникам. Павел возненавидел

поляков.

4

Мысль о перенесении праха Петра III из Александро-Невской лавры и

одновременном погребении Екатерины и ее супруга в Петропавловской крепости возникло

у Павла в первый день его царствования.

В субботу, 8 ноября, в восемь часов утра было произведено вскрытие тела

императрицы и бальзамирование его. Процедура эта длилась четыре часа и к полудню

была окончена. При вскрытии было обнаружено, что смерть последовала от

кровоизлияния в обе половины мозга: с одной стороны кровь была черная, густая,

свернувшаяся в виде печенки, с другой — жидкая. Нашли также два желчных камня.

В тот же день, к вечеру, архимандритом Александро-Невской лавры в присутствии

митрополита Гавриила была вскрыта могила Петра III. Гроб вынули из могилы и

поставили в Благовещенской церкви.

На следующий день, 9 ноября, Павел подписал следующий указ:

«Нашим тайным советникам князю Юсупову, обер-церемониймейстеру Валуеву, и

действительному статскому советнику Карадыкину.

По случаю кончины любезнейшей родительницы нашей, государыни императрицы

Екатерины Алексеевны, для перенесения из Свято-Троицкого Александро-Невского

монастыря в соборную Петропавловскую церковь тело любезнейшаго родителя нашего

блаженныя памяти государя императора Петра Федоровича, для погребения тела Ея

императорского величества в той же соборной церкви и для наложения единовременно траура

учредили мы Печальную комиссию, в которую назначив вас к присудствию повелеваем все

вышеописанное распорядить с подобающим уважением к особам Государским, и составя

обряды тому сообразные нам представить.

На подлинном подписано собственною Ея императорского величества288 рукою

тако:

Павел»289.

Появление этого указа любопытно само по себе. Дело в том, что Печальная

комиссия во главе с князем Николаем Борисовичем Юсуповым была назначена устным

распоряжением Павла сразу же после кончины Екатерины. Сохранившаяся в Российском

государственном архиве древних актов «Книга исходящих бумаг по Печальной комиссии

1796 года ноября с 7-го по 27-ое число декабря»290 свидетельствует о том, что уже 7 ноября, в

первый день своей работы, Комиссия отдала девять распоряжений петербургскому

полицмейстеру Архарову и другим официальным лицам. Среди них — запрещение

петербургским купцам продавать частным лицам черную материю — фланели, сукна,

флеры, — все наличные запасы которой приобретались для драпировки внутренних

покоев дворца и пошива траурной одежды. Придворной конторой были закуплены все

наличные запасы золотой и серебряной парчи и черного бархата. Из Александро-Невской

лавры было приказано доставить находившиеся в Благовещенской церкви латы и кольчуги,

из Адмиралтейства — «два меча и штандарт, оставшиеся с похорон Елизаветы Петровны».

Одно из первых распоряжений главы Печальной комиссии князя Н.Б. Юсупова

касалось доставки из Москвы в Петербург императорских регалий, которые

предполагалось нести во время траурного шествия. Однако записка Павла московскому

главнокомандующему М.Н. Измайлову об «отпуске императорских регалий и прочих

вещей по присланному реестру», направленному из столицы статскому советнику Львову,

датирована 9 ноября. Логично предположить, что именно в эти два дня у Павла

окончательно оформилась идея о двойном захоронении и реестр затребованных в Москве

царских реликвий был расширен.

Официальное публичное оповещение о предстоявшем совместном погребении

Екатерины II и Петра III было сделано, насколько удалось установить, только 30 ноября,

хотя неоднократные торжественные посещения Павлом со всей императорской фамилией

Александро-Невской Лавры и состоявшееся 25 ноября перенесение праха Петра III в

Зимний дворец ясно обнаруживали намерения императора. Намерения эти, коренным

образом расходившиеся с традициями православия и общепринятыми нормами морали,

повергли столицу в глубокий шок. В них увидели неуважение к памяти матери и великой

государыни и попытку отомстить за 28 июня.

288 Так в тексте

289 Российский государственный исторический архив, ф.796, оп.77, д.536, л.2.

290 Российский государственный архив древних актов, ф.248, д.7478.

Действительно, с участниками июньского переворота 1762 года и тем более

«ропшинского действа», завершившегося гибелью Петра III, Павел не церемонился. Князь

Федор Барятинский, один из четырех или пяти гвардейских офицеров, охранявших Петра III

в Ропше, был, как мы видели, удален из столицы и выдворен со службы, лишь только был

замечен во дворце. Пассек, бывший в последние годы царствования Екатерины белорусским

губернатором, узнав о болезни императрицы, собрался было в Петербург, но на следующий

день после ее кончины получил через генерал-прокурора Самойлова повеление оставаться в

порученных ему губерниях. Через месяц он был отставлен от службы. Княгине Екатерине

Дашковой, проживавшей в Москве, было объявлено, чтобы она «напамятовав происшествие,

случившееся в 1762 году, выехала из Москвы в дальние деревни». Такая же участь постигла и

отставного генерала М.Н. Измайлова, любимца Петра III, которому он изменил в

критическую минуту.

На адъютантов Петра III, остававшихся верными ему во все царствование

Екатерины, пролились нежданные милости. А.В. Гудович, удалившийся после его смерти

в свои малороссийские деревни, был вызван в Петербург следующим письмом: «Андрей

Васильевич! Сыну платить долг отца своего. Я никогда сего перед Вами не забывал.

Исполняя сие, призываю Вас сюда. Будьте ко мне, как Вы были к отцу. А я, можете

думать, благосклонный к Вам Павел».

Явившегося в столицу Гудовича Павел произвел, указывая на висевший в его

кабинете портрет Петра III, из генерал-майоров в генерал-аншефы и надел на него

Александровскую ленту. Такие же награды получили и другие адъютанты Петра III,