путешественника, сбившегося с дороги, но всякий надеялся попасть на нее скоро. Любя

перемену, думали найти в ней выгоду. Всякий, закрыв глаза и уши, пускался без души

разыгрывать лотерею безумного счастья», — исповедывался Ростопчин.

В четверть двенадцатого обер-церемониймейстер доложил, что в придворной

церкви все готово к присяге. В храме, освещенном сотнями свечей, Павла с семьей

встретило стройное пение. «Днесь благодать Святаго Духа нас собра», — со строгим

вдохновением выводили с хоров придворные певчие.

Манифест о кончине Екатерины и вступлении Павла на царствование огласил

генерал-прокурор Самойлов. Наследником был объявлен Александр Павлович.

К присяге первой приступила Мария Федоровна. Поцеловав крест и Евангелие, она

прошла на императорское место, нежно облобызав супруга в уста и очи. За ней

последовали Александр и Константин, великие княжны, вереница высших

государственных чинов.

Протодьякону, густым басом возгласившему ектенью, в которой Павел в первый раз

именовался императором, была пожалована тысяча рублей.

В ту же ночь в Петербурге присягнули все расквартированные в столице

гвардейские и армейские полки.

С присягой из-за спешки и ночного времени вышло, однако, много бестолковщины.

Полковым командирам было приказано не выводить гвардию из казарм, послав во дворец

лишь роту гренадер за знаменами. Измайловцы тем не менее направились было на

Дворцовую площадь. Остановивший их великий князь Константин недоумевал, кто мог

отдать столь странное распоряжение и нет ли здесь какой каверзы.

Священник Измайловского полка, принимавший присягу, был заметно нетрезв.

— Отчего отец Прохор пьян, от радости или от печали? — поинтересовался

великий князь у своего адъютанта Комаровского.

— И от того, и от другого, Ваше высочество, — отвечал находчивый Комаровский.

Константин задумался.

Чиновники гражданских ведомств присягали в Сенате, служащим которого

предусмотрительный Самойлов приказал не отлучаться домой две ночи кряду.

В губернии были посланы нарочные с известием о восшествии на престол нового

государя и с повелением о присяге ему. Капитан Митусов, «гатчинский», ездивший с

таким повелением в Москву, вернулся генерал-майором с подарками от московского

начальства на тридцать тысяч рублей.

По окончании присяги Павел проследовал к телу Екатерины, где митрополитом

Гавриилом была отслужена панихида. Отдав поклон покойной, государь удалился.

Была уже полночь, когда император Павел отдал свой первый приказ.

Вот он:

1) Пароль «Полтава»;

2) Его императорское высочество император Павел Петрович принимает на себя

шефа и полковника всех гвардии полков;

3) Его императорское высочество великий князь Александр Павлович в

Семеновский полк полковником;

4) Его императорское высочество великий князь Константин Павлович в

Измайловский полк полковником;

5) Его императорское величество великий князь Николай Павлович в конную

гвардию полковником;

6) Полковник Аракчеев комендантом в городе;

7) Адъютантами при Его величестве императоре Павле Петровиче

назначаются: генерал-майор Плещеев, генерал-майор Шувалов, бригадир Ростопчин,

полковник Кушелев, майор Котлубицкий и камер-паж Нелидов, который жалуется в

майоры;

8) Полковник Аракчеев в Преображенский полк штабом;

9) Подполковнику Кологривову быть в эскадроне гусар, как в лейб, так и в его полку и

казачьем, что и будет составлять полк, прочее ж по уставу;

10) Господам генералам служащим другого мундира не носить, кроме того

корпуса, которому принадлежат; вообще, чтоб офицеры не носили ни в каком случае

иного одеяния, как мундиры.

Среди первых распоряжений нового императора, сделанных в эту ночь, был и

приказ об освобождении Николая Ивановича Новикова, содержавшегося с 1791 года в

Шлиссельбургской крепости. Впоследствии говорили, что эту мысль Павлу внушил С.И.

Плещеев, масон, сочувствовавший пострадавшим по делу о московских мартинистах.

Впрочем, уже в первые часы царствования Павла в полной мере проявилась и другая

сторона его натуры — болезненная подозрительность. Вспомнив, что назначенный к нему

Екатериной духовник отец Савва спросил его как-то на исповеди (скорее всего, безо всякого

дурного умысла), не имеет ли он чего-либо на душе против государыни-матери, Павел

приказал отвезти Савву под строгим присмотром в Александро-Невский монастырь и

предать консисторскому суду. Суд, однако, оправдал Савву, и перед ним пришлось

извиняться.

Шел уже третий час ночи, когда к императору был вызван Ростопчин. В кабинете

находился и петербургский полицмейстер Николай Петрович Архаров. Взяв за руку

Ростопчина, Павел сказал ему ласково:

— Я знаю, ты устал. Мне совестно просить тебя, но потрудись, пожалуйста,

съездить с Архаровым к графу Орлову и привести его к присяге. Его не было сегодня во

дворце, но я не хочу, чтобы он забывал 28 июня.

7

Вторые сутки напролет Ростопчин был на ногах, находясь неотлучно при Павле.

Лишь пару раз удалось ему заглянуть через Эрмитаж в комнаты Анны Степановны

Протасовой, где под присмотром докторов лежала его жена. Глубоко преданная Екатерине,

она находилась в полубессознательном от горя состоянии.

Дорого дал бы Ростопчин, чтобы избавиться от поручения привести к присяге

Орлова. Для гвардии, где он начинал службу, чесменский герой был живой легендой. К

тому же теща его, Протасова, попала в камер-фрейлины по ходатайству старшего из

братьев Орловых, Григория, приходившегося ей дальним родственником. Стоит ли

говорить, что мысли Ростопчина были заняты тем, как бы поделикатнее выполнить это

поручение.

Архаров, напротив, во все время пути до Васильевского острова, где находился дом

Орлова, говорил мерзости насчет balafré276. Ростопчин, не терпевший привычки называть

друг друга за глаза прозвищами, вспылил:

— Мы имеем приказ привести графа Орлова к присяге, а прочее — дело Бога и

государя, — оборвал он Архарова с нарочитой резкостью.

Архаров начинал службу под началом Алексея Орлова, участвовал в чесменском

бою. Местом столичного обер-полицмейстера он был обязан особенному благоволению

императрицы, обратившей на него внимание после казни Пугачева, которой он руководил

лично. Архаров служил в Москве, затем в Твери, где оставил после себя дурную славу.

Огромный рост, бесцеремонные манеры внушали ужас как обывателям, так и

подчиненным. Тем не менее незадолго до кончины Екатерина призвала его в Петербург,

имея, надо думать, на это свои причины. Жители столицы в знак признания особых

качеств обер-полицмейстера называли вверенных его попечению полицейских

архаровцами. Особенно замечательным был голос Архарова — тяжелый и зычный, как

посвист Соловья-разбойника, от звука которого, как известно, гнулись деревья. Говоря с

Екатериной, он по ее просьбе, переходил на шепот.

Удивленно покосившись на Ростопчина, Архаров переменил тему для разговора,

пустившись сиплым шепотом в воспоминания о притеснениях, которым подвергался при

Екатерине. Ростопчин страдал.

Наконец карета остановилась. Архаров, проворно соскочив с подножки, принялся

повелительно колотить в запертые ворота. Явившемуся на стук заспанному малому он с

трудом растолковал, что хочет видеть камердинера графа. Архаров от нетерпения или по