Лишь однажды в эти первые минуты во дворце бледное лицо великого князя

исказила гримаса раздражения. У кавалергардской ему имел неосторожность попасться на

глаза обер-гофмейстер князь Федор Барятинский, известный своим участием в

ропшинском деле. За глаза его называли régicide274. Вздернув заносчиво подбородок, Павел

проследовал мимо окаменевшего Барятинского. Следовавшему за ним Ростопчину Павел

бросил на ходу:

— Передайте этому человеку, что я больше не хочу его видеть.

И, прочитав немой вопрос в глазах Федора Васильевича, добавил повелительно:

— Никогда.

Екатерину они нашли распростертой в полумраке опочивальни на том же матраце,

на который ее уложили Зотов с Тюльпиным. С первого взгляда не оставалось сомнений,

что она находится в глубокой агонии. Императрица, покрытая до подбородка белой

простыней, лежала неподвижно, с закрытыми глазами. Дыхание выходило из ее горла с

272 Подождите, мой дорогой, подождите. Мне сорок два года, Господь поддержал меня; быть может, Он даст

мне силы и разум, чтобы я соответствовал Его предназначению. Будем надеяться на Его доброту (фр.).

273 Мертвые воли не имеют (фр.).

274 Цареубийца (фр.).

таким сильным хрипом, что слышно было в другой комнате. Временами кровь

поднималась в голову, и тогда цвет ее лица становился багровым. Когда же наступало

короткое облегчение, грудь Екатерины начинала дышать ровнее, лицо бледнело на глазах,

только на щеках играл зловещий румянец, будто придворный куафер уже начал

гримировать труп отошедшей в иной мир императрицы.

В комнате находились лишь врачи и несколько ближайших слуг. Возле тела стояла

на коленях погруженная в глубокое горе камер-фрейлина Анна Степановна Протасова.

Взгляд «королевы Таити», прозванной так за смуглый цвет лица и редкое, туземное

безобразие, ни на минуту не отрывался от искаженного страданием, отекшего лица ее

благодетельницы.

Свою искреннюю преданность императрице в эти трагические часы доказала и

другая любимица Екатерины — Мария Саввишна Перекусихина. Во все время болезни

Екатерины она служила ей так же, как и при жизни. Перекусихина сама поминутно

подносила платки, которыми лекари утирали вытекавшую изо рта императрицы темную

жидкость, поправляла ей то руку, то голову, укрывала пуховым одеялом остывающие ноги.

Войдя в спальню матери, Павел на мгновение застыл на пороге, пораженный

открывшейся ему картиной. Через мгновение он уже стоял на коленях у сафьянового

матраса, прижавшись губами к руке Екатерины. Только в этот момент он, должно быть,

осознал в полной мере, что императрица находится на смертном одре и заветная мечта его

о царствовании близка к исполнению. Бог весть, какие мысли проносились в его голове,

но когда он, наконец, сгорбившись, будто поднимая неимоверную тяжесть, встал на ноги,

на лице его читалось сильнейшее душевное волнение.

— Крепитесь, государь, — сказал подошедший Роджерсон.

Отойдя с лейб-медиком к окну, Павел расспросил его о подробностях

произошедшего с императрицей. Тем временем Мария Федоровна, прижимая к глазам

батистовый платок и причитая что-то по-немецки, принялась хлопотать вокруг

умирающей. Протасова и Перекусихина как могли помогали великой княгине, глядя на нее

с умилением и надеждой.

В опочивальне Павел оставался не более получаса. Ростопчин, призванный в

кабинет великого князя, нашел его стремительно расхаживавшим из угла в угол с руками,

заложенными за спину.

— Что нового? — спросил он, резко остановившись перед Ростопчиным и

принявшись раскачиваться с пятки на носок. Это было верным признаком владевшего им

гнева.

— Ничего, что заслуживало бы вашего внимания, — ответил Ростопчин.

— Как так? — Павел отпрянул от Ростопчина, глядя на него с подозрением. — О

чем говорят, наконец?

— Скорбь не располагает к болтовне, Ваше величество, — Ростопчин, когда

волновался, начинал говорить афоризмами. — Впрочем, — он помедлил, подыскивая

слова, — мне показалось, что никто пока толком ничего не знает. Известно, разумеется,

что Ее величество больны, но подробности мало кому известны. Это естественно, до

приезда Вашего величества обсуждать это было неприлично.

Лицо Павла мгновенно просветлело.

— Молодец, Салтыков, — вскричал он, хлопнув себя по ляжкам, — я всегда

говорил, что этот человек умеет носить панталоны.

Николай Иванович Салтыков ожидал в приемной вместе с великими князьями. В

кабинете он оставался долго и, когда вышел, лицо его имело выражение государственной

озабоченности. Направившись прямо к Ростопчину, Салтыков отвел его в сторону и

прошелестел на ухо:

— Взятые мною меры одобрены, — он помолчал, посмотрев на Федора

Васильевича со значением. — Государь изволил пожелать, чтобы войска гатчинского

гарнизона незамедлительно, — он поднял костлявый палец, обращая внимание на это

слово, — незамедлительно походным порядком прибыли бы в Петербург.

Ростопчин молча поклонился и вышел, чтобы отдать необходимые распоряжения.

Ближе к полуночи в приемной появился Аракчеев в полевом гатчинском мундире,

забрызганном грязью. Его тут же пригласили в кабинет. Сорок верст от Гатчины до

Петербурга Аракчеев проделал верхом, и грудь его вздымалась, обнаруживая стесненное

дыхание.

Павел, тронутый преданностью своего любимца, поманил к себе Александра,

соединил его руку с рукой Аракчеева и сдавленным голосом произнес: «Будьте друзьями и

помогайте мне».

Аракчеев, больше обычного похожий на упыря, заклекотал от чувств. Огромный

подвижный кадык на его длинной жилистой шее ходил ходуном. Всхлипнув, он странно

наморщил подбородок, подбирая к самому носу складки кожи из-за ушей.

Павел смотрел на него с нежностью.

Александр, узнав, что Аракчеев прискакал из Гатчины, не имея с собой никаких

вещей, провел его к себе и дал собственную рубашку. Аракчеев хранил ее до конца жизни

как драгоценную реликвию, в ней он спустя тридцать восемь лет и был похоронен.

Только расставшись с Аракчеевым, Александр смог, наконец, пройти к жене.

Великие княгини по приказу Салтыкова весь день оставались в своих комнатах. При виде

Александра в ботфортах, крагах и длиннополом мундире, Елизавета Алексеевна

разрыдалась. Она впервые видела мужа в форме гатчинских войск.

2

Несмотря на все тревоги и волнения минувшего дня, с рассветом 6 ноября Павел

был уже на ногах. Пройдя в спальню, он осведомился у докторов о течении болезни.

Получив ответ, что надежды нет никакой, он распорядился призвать митрополита

Гавриила с духовенством читать глухую проповедь и причастить императрицу Святых

Тайн. Сам же прошел в смежный с опочивальней угловой кабинет, где Екатерина по утрам

принимала доклады.

Когда из-за притворенных дверей соседней комнаты раздалось тихое пение, Павел

почувствовал себя наконец самодержцем. В кабинет были немедленно призваны те, с кем

он желал разговаривать.

Должность обер-гофмейстера, важная в свете предстоящих печальных хлопот, была

поручена графу Николаю Петровичу Шереметеву, сменившему Барятинского, проведшего

ночь под домашним арестом.

Ростопчину Павел сказал:

— Зная мой прямой характер, я хотел бы, чтобы ты сам сказал, кем ты при мне

быть желаешь?

— Секретарем для принятия прошений.

— Э, брат, да какой же мне из этого интерес? — отвечал ему, немного подумав,

Павел. — Просьбы и жалобы я могу принимать лично. Назначаю тебя генерал-

адъютантом, но не так, чтобы гулять по дворцу с тростью, изволь теперь же принять на

себя распоряжения по военной части.

Ростопчин, мечтавший о гражданской карьере, вынужден был покориться.