3)

Jak. Sobiesk. Pam. wojn. ehocimsk.

') Рук. И. П. Б. IV. № 36.

г’) Сказ. аж до Богдана Хмельницкого.

Н. КОСТОМАРОВ, КНИГА ГУ.

4

50

ской битвы, когда запорожцы выручали поляков, подольские хлопы тайно служили

туркам и , чуть было пе успели, по наущению последних, зажечь польского обоза *):

видно, что уже в то время для русского хлопа Польша не была отечеством.

Сагайдачный считал ее отечеством, и в этом становился в разрез с поспольством. Такое

разделение с поспольством отчасти перешло вообще на реестровых Козаков.

Реестровые козаки хотя не потеряли связи своей с остальным народом, но, при случае,

были готовы на мировую с ляхами, тогда как в поспольстве год от году развивалась

ожесточенная ненависть. Но как бы то ни было, однако, справедливость требует

признать за Конашевичем-Сагайдачным громадную заслугу для борьбы православного

русского народа с папизмом и нолыцизною—это было восстановление иерархии. С

этих именно пор борьба русского народа с ополяченным шляхетством определеннее и

точнее, чем прежде, покрывалась знаменем оскорбленной и униженной православной

веры.

Строгое запрещение беспокоить турецкие пределы, данное вследствие условий

хотинского мира, не имело у Козаков силы. В следующем же году (1622), когда посол

Речи-Посполитой, пан конюший князь Збаражский, был в столице падишаха, козаки на

своих чайках сделали набег 2). Письмо к крымскому хану, приписываемое атаману

Оирку 3), исчисляя морские походы Козаков, относит этот поход к 1621 году и говорит,

что его сделал Богдан Хмельницкий, и «многие корабли и каторги турецкие опановал и

благополучно до Сичи повернулся». Известие это неверно. Во-первых, из современных

дел видно, что поход этот совершен был не в 1621, а в 1622 году; во-вторых,

Хмельницкий был два года в плену, и никак не мог совершить похода в 1621 г., а что в

1622 г. не он совершил его, доказывается тем, что козаки впоследствии указывали

полякам, которые особенно этот повод считали преступным, что они представили

предводителей этой морской шайки к суду 4). Трудно предположить, чтоб виновники

этого похода, попавшись в руки полякам, уцелели. Вслед затем, по восточным

известиям (1622—1623), двадцать тысяч войска вторгалось в Молдавию и Валахию. То

были (как справедливо показал Сенковский) своевольные козаки. В отплату за

нарушение мира, в июне 1624 года Кентемир-Мурза, вышедши из Молдавии с

тридцатью (как говорят) тысячами буджацких татар, опустошил огнем и мечом дворы и

села около Ярослава, Березина, Красна, Мекдишева, и ушел со множеством пленников.

В отмщение за то, в июле того же года, козаки на ста чайках спустились в Черное море.

Турецкий флот стоял тогда в Крыму в Кафе, занятый укрощением тамошних

междоусобий, в которых, вместе с ногаями, принимали участие и козаки против турок.

Крымский хан Могаммед-Гирей и его брат Шегинь-Гирей взбунтовались против

турецкого владычества. Козаки помогли ил прижать турецкого Капудан-пашу,

прибывшего в Кафу с военною силою для того, чтоб на крымский престол посадить

ханом ДженибекГирея. С помощью Козаков Могаммед-Гирей принудил Капудан-пашу

оста-

') Jak. Sobiesk. Раш. wojny cbocimsk., 33.

2)

Рук. И. П. Б. f. 67.

3)

Летоп. Величка, 2, 380.

4)

Рук. И. П. Б., IV, 138.

51

вить это намерение и утвердить его, Могаммед-Гирея, в ханском достоинстве *).

Козаки дошли до окрестностей Константинополя в числе ста пятидесяти чаек: это были

длинные суда, из которых каждое управлялось двадцатью гребцами и было обсажено

пятидесятые воинами, вооруженными ружьями и саблями. Эти суда простояли целый

день 18 ребиул-эввела (21 июля) в виду потрясенной страхом столицы падишаха и

повернули назад, а через несколько дней явились снова, но уже не прошли через

пролив, а только сожгли маяк на Босфоре, пограбили тамошния поселения и ушли 2). 7-

го октября они ограбили и отчасти сожгли селение Еникиой на берегу

Константинопольского пролива, потом ушли благополучно, избегнув погони. Ба

следующий год триста чаек отправились к Трапезунту и Синопу; в каждой чайке было

по пятидесяти Козаковъ—следовательно, всех пятнадцать тысяч. Начальник турецких

морских сил, Реджид-паша, с сорока тремя галерами и гальотами плавал вдоль

европейского берега, поджидая Козаков, в чаянии, что они опять направятся к Босфору.

Турецкия суда отступили на семь или на восемь миль от Карагармана, как вдруг с

высоты мачт увидали приближающиеся чайки с «чубатыми». Из целой турецкой

эскадры только двадцать одно судно были в сборе, прочия за безветрием и утомлением

гребцов отстали. Козаки с яростью напали на турецкия галеры: двадцать и даже

тридцать чаек возились около одной галеры. Сильно досталось тогда адмиральской

галере, называемой бапггарда, заметной издали по трем фонарям на задней стороне.

Козаки лезли на её палубу и уже достигали до главной мачты; гребцы на галерах были

Из пленных невольников и готовы были разом с козаками ударить на мусульман, но у

них ноги были в оковах и они могли оказать козакам содействие только в том, что

перестали работать веслами. И другие галеры атаковали козаки. Сражение было

чрезвычайно кровопролитное, и победа явно клонилась на сторону Козаков. Уже

мусульмане падали в отчаянии лицом на землю и взывали раздирающими криками к

аллаху о помощи свыше; на их счастье поднялся сильный ветер, вздулись паруса и

галеры стали освобождаться от вступивших на них Козаков. Турки ободрились,

усердно налили из пушек в окружавшие их козацкия низкие чайки и скоро морское

пространство покрылось обломками разбитых чаек и мноягеством трупов. Едва

тридцать чаек успелп пристать к берегу и козаки, бывшие на них, спаслись бегством.

Сто семьдесят чаек и в них семьсот восемьдесят Козаков достались, туркам в плен и с

торжеством отведены в Константинополь. Это была блистательная победа, какую

когда-либо одеряспвали мусульмане над своими непримиримыми врагами козаками 3).

Пленники осуждены были со скованными ногами работать веслами на турецких

галерах. Тогда турецкий посол отправился к польскому королю с жалобою,

требованием немедленно наказать и укротить Козаков и с угрозами, в случае

неисполнения воли падишаха.

В то же время снова козачесгво раздраясило поляков своим противодействием их

распоряжениям. Козачеетво не хотело знать установленных реестров; вместо шести

тысяч их было десятки тысяч. Весь народ стре-

*) Нашшег, V, 40.

2)

Нашшег, V, 43—44.

3)

Hammer, V, 52.—Collectanea, I, 178—180.

52

лился окозачиться и тем самым вырваться из-под власти старост, панов и вообще

польского строя. «Козаки,—говорит современник Яков Собеский,— утратили свои

древние запорожские обычаи. Прежде они мало знали семейные связи, незнакомы

были с избытком и невоздержанием и, кроме оружия, ничего не знали. Войско их

состояло тогда едва из нескольких тысяч, а теперь масса козачества возрастает

еягедневно; уже не мужество и заслуги дают рыцарское звание: беглецы от плуга и

ремесл из русских провинций наполняют ряды их; толпа невоинственных мужиков

внедряется в права старых и заслуженных воинов; споры и распри испортили их

древние обычаи; благоразумие заменилось грабительством, дисциплина—

необузданным буйством, повиновение начальству—своевольством. Бродячие отряды

по Руси и Литве, в киевском и брацлавском воеводствах, грабят костелы, коронные и

дворянские имения. Когда они идут в поход, толпы их живут грабежом; возвращаясь из

похода, они селятся по коронным и дворянским имениям и отрекаются от всякого

повиновения панам. Немногие из старых воинов возвращаются в Сичу; другие,