русские стояли одни против других, разделенные широким полем, усеянным
курганами, которых такое иннозкество в этой стране. Татары первые вскочили на
курганы и молодецким посвистом вызывали на герцы. Козаки еще не начинали
нападения, но Радзивилл, командовавший правым крылом войска, ударил на них всею
силою. Он приглашал Потоцкого как можно скорее содействовать ему с другой
стороны, но Потоцкий, как говорит современник, чувствовал себя нездоровым и не
хотел в тот день вступать в битву. Напрасно Чернецкий уговаривал его и представлял,
что тогда была суббота, день, посвященный Божией Матери, покровительнице поляков,
день, счастливый для битв, особенно с русскими, которые не соблюдают поста в
субботу. Коронный гетман послал только свою артиллерию. Козаки отступили с поля и
неприятельское войско не преследовало их. Радзивилл очень досадовал на упрямство
Потоцкого и уверял, что еслиб ко-
‘) Staroz. Polskie, I. Wojna z ког. i tat., 306.—Histor. ab. exc. WJad. IV, 87. Woyna
domowa. 4. 2, 59.
465
ройное войско помогло ему, как следует, то козакам было бы здесь второе
Берестечко.
Другие неудачу поляков, не успевших разбить Козаков здесь как под Верестечком,
приписывали тому, что левое крыло польского войска, командуемое польным гетманом,
не воспользовалось удобным случаем, когда литовцы отогнали Козаков от болот и
пасек на широкую равнину, лежавшую прямо против этого левого крыла х).
Хмельницкий увидел тогда, говорит польский летописец, «что ему не удаются
штуки, а потому утром на следующий день прислал в польский лагерь Рай таро вского,
поляка, оставленного в Белой-Церкви коммиссарами».
«Удивляюсь,—писал он,—как это случилось несогласие между поляками и
русскими. Я ничего не знаю; я запрещал своим выводить из табора войско, а они
вышли против моей воли. По крайней мере я рад, что не произошло большего
кровопролития. Прошу скорее выслать послов для окончания договора, а я вышлю
своихъ».
По приказанию Потоцкого, Кисель отвечал ему:
«Очевидно, что баша милость думает искусно и хитро окружить нас и довести до
невыгодного положения. К чему это являлись вместо чиновных Козаков какие-то
презренные хлопы требовать Зборовского договора? Ведь в Белой-Церкви о нем даже
помина не было. Впрочем, если искрению угодно мира, то пришли послов; для этого
нужно не более двух часов времени» 2).
Поляки ждали ответа до полудня. Ответа не было. Вдруг со всех сторон посыпали
па них русские и татары, и в одно мгновение так окружили лагерь, что не было выхода.
Поляки поражали их огнестрельным оружием, но неприятели нападали на них быстро
и уводилп пленников. С обеих сторон потеря была значительная.
Вечером прибыл Райтаровский с новыми извинениями от Хмельницкого, и с
какими-то новыми требованиями относительно прав греческой религии. Потоцкий
понуждал скорее прислать депутатов.
Прошел еще другой день. Татары и козаки все более и более стесняли обоз
польский. Три дня уже шел проливной дождь, войску угрожал голод. Радзнвнлл
жаловался, что ему надобно возвратиться в Литву, которая остается столь долго без
обороны; часть литовского войска была оставлена в Любече, и в то время была
осаждена козакамн: надобно было освободить ее. Но всего более побуждала поляков к
миру заразительная болезнь, которая усиливалась с каждым днем и дошла уже до того,
что триста человек умерло в одну ночь. Некоторые из панов все еще настаивали вести
упорно войну п уничтожить козачество до основания.
«Если под Верестечком,—возражал им Кисель,—в чужой земле, окруженные
войском, втрое их многочисленнейшим, оставленные своим вождем и татарами,
находясь в дурном местоположении, козаки не только не сдались, но в виду наших
ушли и разрушили наши предположения, то как можно легко покорить этот народ в
собственной земле его! Мы должны
') Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Дек., 649.
2)
Histor. а exc. Wlad. IV, 89.—Staroz. Pols., I. Wojna z koz. i tat., 309.
30
П. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.
466
быть довольны и тем, что можем хоть на время залечить эти раны и получить потом
средства укротить и приучить к повиновению простонародье» J).
С своей стороны, и Хмельницкий нуждался также в мире. Посланник
Хмельницкого, воротившись из Константинополя, привез обещание падишаха прислать
в скорости на помощь козакам добруджскую орду и приказать хану снова помогать
Хмельницкому. Но Хмельницкий не дождался ни того, ни другого. Войска у него было
2) налицо под Белою Церковью не более тысяч сорока, и притом оно состояло большею
частью из мужиков неопытных и, чтб еще хуже, своевольных; напротив, польское
войско, простиравшееся, как кажется, тысяч до шестидесяти, состояло
преимущественно из немцев, воинов опытных; артиллерия у них была несравненно в
лучшем виде, чем у Козаков. Мор свирепствовал в козацком полчище так же
опустошительно, как и в польском. Украина была разорена; продолжать войну значило
довести народ русский до последней степени изнеможения, голода и беспорядков;
притом власть Хмельницкого, а с нею всякий порядок и подчиненность были сильно
подорваны со дня несчастного поражения берестечского; чернь была недовольна
гетманом; объявив себя врагом поляковъ' и лишаясь законного права на свое
достоинство, он должен был зависеть от воли пьяной толпы, которая за малейшее
неудовольствие готова была сменить его, или даже отдать полякам. Унизительно было
для Хмельницкого, недавно еще повелевавшего народом русским, принять условия,
которые делали его только начальником нескольких тысяч войска, предавали русскую
землю во власть поляков, но он должен был принять их для спасения себя; нельзя было
сомневаться, что такой мпр прочным быть не может, когда и мир Зборовский не
обеспечивал прав народа русского. Хмельницкий понимал это. Но Хмельницкий
смотрел на этот предстоящий мир не более, как на перемирие, которое он надеялся
легко прервать, когда будет нуясно.
Предводитель Козаков последний раз попробовал преклонить Потоцкого на более
выгодные условия и послал к нему 16-го (26-го н. ст.) сентября двух Козаков. Он
согласился на все пункты, предложенные в Белой-Церкви, но просил только, чтоб
Козаков было двадцать тысяч и чтоб в королевских имениях брацлавского и
черниговского воеводств могли находиться козаки, и эти имения были освобождены от
постоя. Таким образом Хмельницкий, поместив хотя незначительную часть войска в
этих русских странах, надеялся, что присутствие вольных воинов опять поднимет
народ русский, и он может снова воспользоваться обстоятельствами, чтоб достигнуть
своей цели и доставить русским свободу. Но Потоцкий согласился на число двадцать
тысяч и решительно отказал в последнем требовании.
Разсказывают, когда козацких чиновников пригласили на обед, то один из них,
Роман Катержан, во время стола обратился к Потоцкому и сказал:
«Милостивый пане краковский! чому вы нас не пускали на море на турка: того б
лыха не було в нашей земли!»
5) Annal. Роиоп. Сиитп., I. 293 — 294. *) Дел. Арх. Иностр. Делъ
467
«Все, что мы терпим,—отвечал Потоцкий,—то для пользы турецкого цезаря; мы
охраняем его царство, а сами себя разоряемъ».
«Уже-ж теперь нехай королевська милость и Речь-Посполита не боронить нам моря,
бо козак не обийдеться без войны».
«Хоть бы сейчас хотели идти,—отвечал Потоцкий,—идите: мы вам не будем
запрещать» ').
В следующий день заключен был договор; чиновник козацкий Савва отвез один
экземпляр к Хмельницкому. Козацкий гетман изъявил желание повидаться с польскими
военачальниками.
