королевская стоила ста козацких, а уж как в пятницу вы на нас приударили, так мы

думали, вот так сквозь землю и провалимся!»

«Ну, я бы еще мог с вами померяться, — сказал Хмельницкий, — да не хочу, жалею

крови христианской. Повоевали — и довольно! Пора бедному народу дать отдых;

притом я недавно женился. Посоветуйте от меня пану краковскому жениться. Мы бы

тогда скорее помирились, потому что захотелось бы к жене, а пока будем вдовцами, так

скучно сидеть дома и будем воевать».

После обеда Маховский подал гетману письмо с условиями мира. Хмельницкий

начал читать его, побледнел ц нахмурил брови.

«Скажите, пане Маховский,—сказал он,—почему милостивые паны гетманы

лишают меня гетманского титула, который дарован мне от его величества?»

Джеджалий, стоявший подле гетмана, сказал:

«Не добре так, панове, негодыться однимати честь гетманську от нашего

добродия».

«Маховский засыпал их словами и доказательствами, так что они слушали, развеся

уши»,—говорит современник.

«Будьте уверены,—прибавил посол,—что король вознаградит вам все, что вы

потеряли; но ясновельможные паны гетманы ставят первым условием возможности

мира разлучение ваше с ордою. Неприлично такому храброму вождю иметь связь с

неверными, которые доказали свое непостоянство».

«Орда. — отвечал гетман,—может находиться в моем распоряжении и вам не будет

делать зла; напротив, я постараюсь самый зтот союз обратить на пользу королевства; я

поведу орду на турок и разовью знамена свои на стенах Константинополя».

«Разлучение с ордою —первое желание его величества,—сказал Маховский,—вы

должны его исполнить, чтоб доказать свою преданность королю».

9 Annal. Polon. Clim., I, 239.

460

Хмельницкий отговаривался, Маховский настаивал; целые три часа спорили,

наконец, поляк вышел из терпения и сказал:

«Вы несогласны, так позвольте мне уехать».

Мир легко состоится, —сказал, в свою очередь, разгоряченный Хмельницкий,—

если поляки утвердят Зборовский договоръ».

Уже повозка была готова в обратный путь, как Выговский подбежал к Маховскому и

сказал:

«Не уезжайте, мы обделаем дело; я постараюсь убедить гетмана».

«Знаю,—отвечал Маховский,—что вы обладаете умом и сердцем Хмельницкого. От

вас теперь зависит оказать услугу отечеству, а я обещаю вам особенную милость

королевскую, если вы съумеете отклонить Хмельницкого от союза с варварами».

Выговский вошел к Хмельницкому в шатер, с большим жаром говорил с ним и

вышел с рассерженным видом.

«Стало быть, нет надежды?»—сказал Маховский.

«Постойте, подождите,—сказал Выговский,—у нас так делается: сперва прогонит,

потом сам пришлет за мною и согласится».

В самом деле через несколько времени Выговского снова позвали; Маховский

дожидался ответа. Наконец Выговский вышел и сказал:

«Оставим этот пункт до времени; Хмельницкий согласен с своей стороны, но чернь

взбунтуется, когда узнает, да и татары не послушаются и начнут грабить насъ».

«А почему же, —сказал Маховский,—козакам не соединиться с коронным

литовским войском и не прогнать неверных?».

«Нельзя,—сказал Выговский: своевольная чернь мешает. Мы уладим это после и

выпроводим орду».

Маховский снова вошел к Хмельницкому.

«Всего лучше будет,—сказал он, —если вы пожалуете со старшинами в обоз к нам,

и там сами потолкуете с гетманами».

Выговский хотел-было уже договариваться, как вдруг один из полковников сказал:

«Этого не будет. Мы не пустим так гетмана. Чтоб еще и он остался в польском

лагере, как Крыса! Уж мы и то потерпели от черни под Верестечком, когда гетман ушел

с ханом. Если старшины будут уговариваться в польском лагере, а чернь не будет знать

что они постановляют, то поднимется бунтъ».

«В таком случае мы будем совещаться в поле при войскахъ»,—сказал Маховский.

«Нет,—отвечал Хмельницкий,—пусть лучше коммиссары, которых назначат

гетманы, прибудут для переговоров в Белую-Церковь».

«Гораздо приличнее,—прибавил Выговский, — для достоинства его величества,

дарующего мир, если коммиссары будут договариваться в Белой-Церкви, королевском

замке: там они будут безопасны».

Маховский не соглашался, оскорблялся тем, что козаки, не доверяя полякам,

требовали к себе так много доверенности.

Но Выговский. стал пред ним на колени и говорил:

«Ради Бога, умоляем вас, пусть коммиссары приедут в Белую-Церковь.

461

В поле невозможно договариваться; чернь и своевольная орда не допустят. Богом и

душами нашимн клянемся, что паны будут безопасны».

Хмельницкий и полковникн стали также на колени н поклялись хранить народные

права н святость гостеприимства.

3-го сентября (13-го н. ст.) Наховский уехал с двумя избранными козакамив лагерь,

который во время его отсутствия перенесен из-под Василькова в Германовну: в тот

самый день оба войска, коронное п литовское, соединились2).

Хмельницкий, ожидая коммпссаров, двинулся с своим войском под Белую-Церковь.

Кисель вызвался ехать к Хмельницкому коммиссаром. С ним отправились:

смоленский воевода Глебович, Гонсевский и брацлавский подсудок Коссаковский. Они

взяли с собою двадцать четыре мирные предложения, которых •смысл клонился к

уничтожению козацкой силы. Из этих пунктов, которые почти все вошли потом в

белоцерковский договор, были тогда главнейшими: уменьшение реестрового войска до

15.0.00; ограничение жительства Козаков одним киевским воеводством; право стоять

коронным войскам в Украине и разлучение с ордою. Два полка проводили коммиссаров

до Белой-Церкви и воротились назад, а они отправились далее с пятьюстами драгунов.

Пестрая толпа Козаков и татар окружила замок. Экипажи коммиссарские ехали посреди

козацких возов и татарских арб. Русские толпились около них, кричали, свистали,

грозили отнять у них экипажи, проклинали ляхов. Старик Кисель, выглядывая из

экипажа, говорил им с кротостью:

«Мы не ляхи, друзья мои; я русский; мои кости такия же русские, как и ваши».

«Твои русские кости слишком обросли польским мясомъ»,—отвечали ему козаки.

Хмельницкий, Выговский и полковники спешили к ним на встречу, унимали

своевольную толпу и с почтением ввели в замок.

Толпа Козаков и татар бежала за ними.

«Эй, пане гетмане!—кричали козаки:—-не добре так чинишь, що вже з ляхами

братаешься».

В это время везли в замок съестные припасы.

«А що се?—кричал один козак:—ляхам стации будем даваты!».

За это Богун разрубил его саблею.

Переговоры продолжались недолго. Предводитель соглашался на все условия, но

просил только прибавить число Козаков до 20.000 п права для козацких городов и

местечек быть свободными от постоя. Что касается орды, то он обещал не сноситься с

татарами, но отказывался обратить на нее оружие, потому что козаки его не послушают

и произойдет бунт.

По окончании договора Хмельницкий с полковниками вышли из замка. Наступило

молчание; начали читать договор. Но только что хлопы заметили,

Ч Staroz Pols.,I. Wojna z koz. i tat., 298. — Annal. Polon. Clim., I, 288, 2S9.— Летоп.

IIOB. о Мал. Pocc., 96.—Woyna domowa. 4. 2., 57.—Histor. ab exc. Wlad. IV, 84. ) Staroz.

Pols. Wojna z koz. i tat., 297.—Histor. belli cosac. polon., 198.

462

что Зборовский договор нарушен и они опять будут служить панам, как вдруг

поднялся шум.

«От так-то ты, пане гетмане, з-ляхами трахтуешь, а нас покидаешь и од орды

одступаешься! Сам себе та старшину вызволяешь, а нас знаты не хочешь. Сам еси

привив на все, що мы пиднялись на панив, а теперь оддаешь нас, бидных, на муки пид

кии, та батоги, на пали та на шпбеныци. Але прежь ниж до того дийдется, и ты сам

наложишь головою и ни один лях живцем впдсиля не выйде!»