им против панов. С ним в Чорстыне на первых порах было всего сорок пять горцев и

пять девушек. То был его весь наличный гарнизон. Неожиданно явились под замком

епископские драгуны. Напирский не впал в отчаяние, приказал зажигать натертые

смолою пуки соломы и выставлять их напоказ, чтоб этим сигналом дать знак своим

единомышленникам и побудить их поспешить на выручку, а сам бодро и стойко

оборонялся против драгунов и за скудостью огнестрельных снарядов лил на них со

стен растопленную смолу и метал камни. Прошло так два дня. Ожидаемой выручки не

было. Тогда подначальные, потерявши терпение, стоя на стене замка, закричали, что

готовы выдать Напирского и его товарища Лентовского, если им даруют пощаду и

прощение. Яроцкий сразу на все согласился, опасаясь долго медлить, потому что могла

появиться многолюдная ватага мятежных хлопов, с которою не легко будет

расправиться. Горцы связали Напирского и Лентовского и выдали Яродкому. Тогда же

схва чен был и выдан произведенный Напирским в полковники Чепец. Этот человек

прежде был атаманом разбойничей шайки и пойманный был осужден на смерть в

Новом Торге в то время, когда Напирский проживал у Здановича и выдавал себя за

лицо, которому король поручил вербовать воинов. Напирский упросил городских

райцев освободить от смертной казни Чепца, дюжого молодца, и позволить взять его в

войско. Получивши, таким образом, этого Чепца в свою власть, Напирский сделал его

своим пособником в деле народного возмущения.

На третий день после выдачи Напирского ехали все трое, выданные Яроцкому, в

цепях: толпы народа с любопытством смотрели на них. Горцев, бывших с Напирским в

Чорстыне, выпустили без преследования.

Будучи под стражею в цепях, Напирский казался бодрым и веселым. На пути из

Чорстына в Краков он все пил, играл, шутил и вообще дерзкал себя так, как будто не

было повода озкидать себе чего-нибудь худого. Его ввезли в Краков на телеге в стоячем

положении; руки его были привязаны к водрузкенной на телеге лестнице. На той зке

телеге сидел Лентовский со связанными назад руками, в грязной сорочке. Его грубое

старческое лицо, окаймленное круглою седою бородою, составляло

противоположность с лицом Напирского, цветущим юностью и красотою. Всех их

подвергли допросу и пыткам. Напирского пытали, привязывая ногами к помосту, а ру-

28

Я. КОСТОМАРОВ, КНИГА IV.

434

ками к потолку, п вытягивали суставы, потом прижигали свечами бока и брызгали

горящею серою на грудь.

«Я побочный сын короля Владислава, Симон Взовский,—сказал он,— я помогал

Хмельницкому. Еслибы мне удалось и меня бы не выдали, у меня бы набралось народа

десятки тысяч; я взял бы Краков и освободил бы хлопов от власти панов их и жидовъ».

При нем был найден универсал Хмельницкого, обращенный ко всем хлопам

польского происхождения. Гетман козацкий обещал, после подчинения себе

шляхетской державы польской, всему польскому черному народу свободу от всяких

повинностей и работ в пользу панов; он убеждал довериться ему наравне с

южнорусскими хлопами, отречься от своих панов, восстать против панской и

жидовской власти и, соединяясь в многочисленные, по возможности, отряды,

прибывать к нему для содействия вместе с русским народом заодно.

Напирского приговорили посадить на кол, Лентовского и Чепца—четвертовать, а

Мартину Радоцкому, которого также арестовали и привлекли к суду— отрубить голову.

Приговор был исполнен 28-го июня (нов. ст.) перед полуднем. Хотя Напирский,

следуя. на казнь, был смертельно бледен, но силился казаться равнодушным и

рассматривал по сторонам народные толпы, собравшиеся глядеть на сцену казнн

преступников. Но когда он увидал орудия ожидавшей его казни, все заметили, что ужас

отразился на лице его; однако, он оправился и быстрыми твердыми шагами пошел на

лютую смерть, как будто такого рода смерти он всегда и давно уже ожидал для себя 1).

Когда епископ краковский известил короля, из-под Берестечка отправлены были

отряды мечника Зебржидовского и конюшего коронного Любомирского для укрощения

восстания, но оно было уже укрощено, прежде чем посланные отряды прибыли к своей

цели.

Подобное возмущение сделалось около Познани, в Великой Польше. Туда явилось

шесть русских шляхтичей, православной веры, посланных Хмельницким. Сначала онп

прикидывались пред дворянами, будто бы убежали из родины, спасаясь от народного

восстания, а потом, когда, по случаю отхода шляхетства в посполитое рушенье, число

шляхетского сословия стало редеть в крае, они стали возмущать простой народ,

распускали слухи о победах Козаков, о поражении короля, толковали, что Хмельницкий

восстал за свободу не только русских, но вообще всего простого народа в Польше,

призывали свергнуть иго владельцев и, таким образом, набрали толпу, которая начала

возмущение. Один из эмиссаров, шляхтич серадского воеводства радомского повета,

Кулаковский, был задержан и рассказал о некоем Гржибовском, который,

возвратившись из татарской неволи, с разрешения коронного гетмана собирал

милостыню на уплату татарам за свою свободу. Этот Гржи-

Ч Knbala. Szkice Histor. I. Ссылка на рукопись Библиот. Оссолинск. № 189. рассказ

Голинского. — Дневн. Освец. Киевск. Стар. 1882 г. Декабрь, 542.—Bel. scyth. cos., 211

—214,—Pam. do pan. Zvgm. III, Wlad. IV i Jan. Kaz , II, 193, 194.—Annal. Polon. Сииш.,

I, 244, 270—272.—Hist. ab. exc. Wlad. IV, 75.—Stor. delle guer. civ. 254—255.—Woyna

dom. II, 50.

435

бовский в Познани открыл ему, Кулаковскому, что он принадлежит к обществу,

которого цель посылать своих агентов ходить, притворяясь нищими, осведомляться о

состоянии шляхетских дворов и подстрекать хлопов к восстанию, что таких агентов в

Польше есть до двух тысяч и все они под наблюдением полковника Стасенка,

отряженного для этой цели Хмельницким. Кулаковский был подвергнут мукам, а

другие его товарищи, которых по именам назвал Кулаковский пять, собрали толпу

хлопов в лесу у Кроликовец и укрепляли валом свою стоянку под командой

Гржибовского; кроме того, множество сновало их в одежде богомольцев, ксендзов и

даже женщин, все высматривали и при случае производили поджоги х). Но князь

Чарторижский, управлявший тогда познанским епископством, погасил мятеж в самом

начале. Отряд из пятисот всадников, посланных им против мятежников, напал на них:

хлопы пе знали ни военного строя, ни дисциплины, и с первого натиска разбежались.

Четверо из эмиссаров были схвачены и посажены на кол; другие скрылись в лесах. Это

поражение отняло отвагу у других хлопов, которые, по примеру этих, уже были готовы

подпяться. Весть о поражении Хмельницкого под Верестечком погасила всякую

попытку на новые движения; иначе Польшу ожидали бы большие перевороты 2).

После расхищения козацкого табора сам король намеревался идти в Украину со

всеми, и обещал не оставлять войска до тех пор, пока не прибудет в Киев, центр

неприятельской земли.

Вишневецкий и Калиновский были посланы вперед с семью хоругвями, для

преследования бежавших Козаков. Первый отправился к Дубно, а другой—на юг, к

Кременцу 3). Король, посылая эту погоню, обнародовал по Волыни универсал, который

должно было оповестить по приходским церквам городов и сел.

«Желаем смягчить правосудие милосердием,—было сказано в этом универсале,—и

объявляем милость свою русскому народу: мещанам и поселянам, если они не будут

иметь ничего общего с мятежниками, будут ловить хлопов, разбежавшихся из-под

Верестечка, и готовить королевскому войску мосты, а для содержания его—жизненные

припасы» *).

Король отправился по дороге в Кременец: повсюду поляки встречали несчастные