истреблять панов и жидов, а руководителем всех был какой-то поп из Цешанова.
восстание перешло и к ближайшим соседям южноруссов польским горцам,
называемым горалями, жителями пространства от Кракова на юг до угорской границы.
И туда Хмельницкий разослал свои универсалы и обнадеживал помощью Ракочи. На
челе восстания явился тогда Напирский, пройдоха, сорви-голова, промотавшийся
шляхтич, думавший поправить свое положение среди все-
общего замешательства: так описывают его современники 1). По свидетельству
другого современника 2) это был Симон Взовский, побочный сын короля Владислава
IY. В младенчестве он был отдан на попечение в дом Косток, знатной древней
фамилии, уважаемой в Речи-Посполитой по кровной связи предков с св. Станиславом,
считаемым патроном поляков. Потом в юности взят он был пажем к королеве Ренате,
воспитывался во дворце и, при своих отличных способностях, получил блестящее
образование; в двадцать лет от роду владел многими иностранными языками. После
смерти Владислава он удалился из дворца, шатался неизвестно где, а в 1651 году
явился в окрестностях Кракова, неся с собою универсалы Хмельницкого,
возбуждавшие хлопов против своих панов, храня их втайне до той поры, когда нужным
найдет объявить их. Он выдавал себя за принадлежащего к фамилии Косток и
назывался Александром Львом Костною из Штернберга. Его аристократические
манеры и знание языков не подавали повода сомневаться в его родовитости. Это был
молодой человек очень красивый, статный, хотя ростом невысокий, с черными
усиками, с маленькой остроконечной бородкой, с прекрасными курчавыми волосами,
умный, вкрадчивый, необыкновенно привлекательный. Он подружился в городке
Новом Торге с тамошним подстаростою Здановичем, добродушным старичком
провинциалом н уверил его, что король Ян Казимир поручил ему вербовать людей в
войско. Старик полюбил его как родного сына. Чрез него познакомился он и сошелся с
одним школьным сельским учителем в селе Пциме, Мартином Радоцким, который до
фанатизма был проникнут идеями анабаптистов, оставивших когда-то следы своего
учения в этом крае. Проходимец так подделался к этому фанатику, что тот признал в
нем посланника неба, который с согласия королевского приносит народу мир Христов и
свободу. Нашлась у Радоцкого королевская грамата на вербовку войска, так
называемый приповедный лист, данный год тому назад какому-то Напирскому. Мартин
искусно подделал подобный документ на пмя Александра Льва Костки-Напирского и
утвердил его печатью, снятою с предыдущей граматы; с зтим поддельным документом
начал Костка-Напирский свою вербовку. В этом крае, прилегавшем к Карпатам, жили
так называемые солтысы, люди, имевшие подобие с козаками: то были свободные
земледельцы, обязанные только военною службою государству, народ своевольный и
буйный, занимавшийся разбоями и постоянно поддерживавший в ианских хлопах
ненависть к панам. Напирекий подружился с одним из солтысов из Старого Дунайца,
Станиславом Лентовскпм, имевшим большое влияние на всю свою братию и
прозванным маршалком солтысов. В соумышленин с ним и с Мартином Радоцким
Наппрский распустил воззвание к народу, чтобы все собрались под начальство Костки
против жидов и шляхты, так как жиды замучили Христа, а шляхта замыслила поднять
бунт против короля. Обещалась народу вольность, раздел шляхетских лесов, грунтов и
полей, и помощь козацкая от Богдана Хмельницкого. Все приставшие к этому
предприятию должны были убрать свои хаты
Ч Bel. scyth. cosac., 207.—Annal. Polon. Clim., I, 244.
2)
Kubala, I, 327. Ссылка на рукоп. Библ. Оссолинскпх Л» 189. (Описание
возмущения Напирского, сделанное Голанским, райцею гор. Казимира под Краковом).
432
зеленью, чтобы, проходя через такое село, где это встретят, прочие соумышленники
знали, что там их соучастники и не причиняли им никакого зла, а в походе венок,
привешенный к зеленой сосновой ветви, должен быть знаком для взаимного обознания
*). По известию другого источника, таким знаком был зеленый снурок, носимый
каждым из ополчения, п пламя угрожало тому селу, где не хотели видеть этого знака 2).
Напирский надеялся на Хмельницкого: тогда еще никто не предвидел берестечского
поражения; надеялся и на трансильванского князя. Напирский думал воспользоваться
повсеместным отсутствием дворянства, ушедшего в посполитое рушенье.
Предводитель хотел завладеть всеми укрепленными местами, потом взять Краков и
предать столицу в руки Хмельницкого в то время, когда шляхтичи будут отстаивать
права свои на Волыни. Для удобнейшего исполнения замысла, и притом, чтоб не
тратить понапрасну людей, Напирский, называя себя Косткою, распустил слух, будто
прислан от Яна Казимира с повелением занять крепости, оставленные без обороны.
Первая крепость, с которой он начал дело, была Чорстын, лежащая на неприступной
горе, на берегу реки Дунайца. Там, вместо старосты, оставался подстароста, жид.
Напирский требовал, чтоб его впустили. Самозванец показывал грамату с подписью
короля, с большою висячею печатью. Жид сначала было-воспротивился, но вскоре
почувствовал, говорит современник, что у него недостало духу. Мятежники заняли
Чорстын 14-го июня.
Напирский поручил Радоцкому и Лентовскому, которых наименовал полковниками,
собирать охотников и приводить к нему в Чорстын. Он распустил еще универсал от
своего имени, в котором, выдавая себя за королевского посланца, предостерегал всех,
чтоб не доверяли никаким другим универсалам, хотя бы с королевскою подписью и с
печатью, потому что король, находясь под страхом от шляхты, поневоле должен
издавать то, что ему прикажут. Отдавая на полный произвол хлопов их владельцев
шляхетской породы, Напирский возбранял трогать костелы и единственное лицо из
всех панов — Здановского, Новоторжского обывателя. 24-е июня было днем,
предназначенным Напирским для своего похода на Краков. Но в этот заранее
намеченный день случилось иное.
Дошла весть до краковского епископа, которому король предоставил тогда надзор за
этим краем. Он отправил шестьдесят драгун и поручил старосте добчицкому Иордану
отобрать занятый замок.
«По какому праву и по чьему приказанию занят Чорстын и что за войско появилось
в Польше?»—написал Напирскому епископ.
«Я Костка, природный дворянин Речи-Посполитой, — отвечал самозванец, — я
прислан от короля для охранения границы от неприятельских нападений. Его
величество беспокоится, что все дворяне вышли из отечества и потому прислал меня».
Иордан но был допущен занять замок и должен был вернуться ни с чем в Краков.
Видевшие Напирского сами не знали, кем следует считать его: тем-ли, за кого себя
выдает, или самозванцем, но уверяли епи-
1)
Дневн. Освец. Киевск. Отар. 1882 г. Сент., 505.
2)
Bell, scvth. cos., 209.
433
скопа, что сами видели королевскую грамату, и рассказали ему приметы нового
чорстынского коменданта.
«Не может быть, — сказал епископ,—я знаю всех Косток, сколько их есть в
Польше. Это не Костка».
Подозрение его оправдалось: в Краков привелн из отряда Напирского покупщиков
пороха и олова; они сознались под пытками, что замок занят приверженцем
Хмельницкого.
Узнал тогда епископ, что сельский люд составляет сходки и утыкает свои хаты
ветвями. Епископ понял, что затевается что-то недоброе для шляхетства. Он послал
отряд своей надворной команды и с ним хоругвь староства Опунцкого, всего около
тысячи человек, под начальством шляхтича Яроцкого, а между тем написал к королю о
случившемся.
К Напирекому в Чорстын не успели еще. собраться скопища народа, возбуждаемого
