Хмельницкого, он прикажет всех их побить». Он уверял в своем расположении к
полякам, рассчитывая, на всякий случай, оградить себя от беды, если бы поляки взяли
верх и хан оставил Козаков х).
Польские современные летописцы говорят, что Шеффер-Казн подъезжал к окопам и
извещал, что хан дожидается Вишиевецкого и Конецнольского. Выехавший к пему
Яницкий отвечал:
«Войско не позволяет Вишневецкому и Конецнольскому выезжать из обоза, хотя
они душевно желают повидаться. с его величествомъ».
Такой ответ взбесил татарина.
«Так вы смеете пренебрегать разговором с ханом и не доверяете ханскому слову!»—
вскричал татарин. Он плюнул на Япицкого и с угрозами уехал а).
Скоро после того, 23 июля (2 августа н. с.), случилось такое событие: беглый немец
уверял Хмельницкого, что иностранцы недовольны поляками и есть возможность
преклонить их к измене. Этот немец взялся доставить в обоз возмутительноо воззвание
такого содержания:
«До сих пор польское войско, находясь в осаде, закрывается немецкою грудью.
Всем известно, что поляки трусы и прячутся вам за спину: они купили ваше мужество
за неверную плату, потому что у них обычай много обещать и ничего пе давать, а если
что и дадут, то достанется немногим. Вспомните, сколько вы перенесли опасностей и
потеряли крови! Какою ценою они платят вам за нее? Если же вы перестанете служить
им и пристанете ко мне, то получите больше выгод и вернее награду: вы не только
возьмете готовое жаловайье, но еще примете от меня особые подарки за вашу отвагу и
победы».
Вручая беглецу письмо, он, для ирикрытия хитрости, послал с ним письмо к
Иеремии Вишневецкому, в котором назвал его «приятелем моим, хотя
недоброжелательнымъ». Хмельницкий возвращал Вишневецкому письмо,
перехваченное на дороге: письмо это посылал Вишневецкий к королю. «Посланцу
вашей милости, писал Хмельницкий, отрубили голову, а письмо возвращаю в целости.
Ваша милость надеетесь на помощь от короля; зачем же вы сами не выходите из нор и
не соединяетесь с королем? Король ведь не без ума: не станет безразсудно терять
людей. Как ему идти к вам на помощь. Вез табора нельзя, а с таборомъ—все речки да
протоки. Верно его величество нас скорее к себе доясдется, и тогда наступит
соглашение и договор обо всем. А ваша милость на нас не жалуйтесь; мы вас не
зацепляли и хотели вас сохранить в целости в заднепровском государстве. Верно так по
Божьей воле пришлось».
') Jak. Miclial. ks. Раш., 453.
5)
Histor. pan. Jan. Kaz,, I, 63.—Annal. Polon. Clim., I, 127.—Раш. do .pan,
Zygm. Ш, Wlad. IV i Jan. Kaz., II, 72.
291
Отдав письмо Вишневецкому, немец затесался между бывших товарищей и стал
показывать возмутительное послание. Но оно, переходя из рук в руки, скоро попалось
хорунжему немецкой пехоты Корфу, а от него дошло и до князя Вишневецкого.
Иеремия написал Хмельницкому ответ, где, между прочим, выражался так: «Нечего
хвалиться, что ваша милость приказал казнить моего посланца; это не по-кавалерски, а
по-тирански. Надобно помнить: когда кого фортуна из ничтожества возносит, то для
того, чтоб падение его было тяжелее. И вам следует осматриваться и уже пора! Ваша
милость.называете меня недоброжелательным приятелем: узнаете противное, когда
покажетесь верным королю и РечиПосиюлитой. По многих карах от Бога, все-таки
придет до того, что вашей милости пе удастся победить короля, который до сих пор
хотел победить вас не мечем, но милостью, как подданного. Дурные переправы
затрудняют ему путь к нашему войску, но. ваша милость не все наши письма
перехватываете; иные и доходят до короля, и от короля к нам приходят. Не хорошо, что
ваша милость послали с беглецом универсал к чужеземному войску; благодарение Богу,
их верность и добродетели несомнительны; их начальники по большей части из
шляхты, да и большая часть их самих не привыкла изменять. Я возвращаю вам
писанье-к чужеземцам, как ненужное». Он предлагал окуп за пленных, благодарил
Хмельницкого за недопущение его задпепровских имений до разорения. «В настоящее
время, кончал Вишневецкий свое письмо, подданные мои пошли в ваше войско; я не
ставлю им этого в вину; они принуждены были так поступить. Уверьте их, что я окажу
им свою милость. Желаю, чтоб ваша милость не держали их у себя, а отпустили
домой» ‘).
В ответ Хмельницкому на его воззвание к чужеземцам Корф послал такую записку:
«Хотя мы немцы и в осаде, но ваша милость не склоните нас к предательству; мн не
хотим быть изменниками, подобными вам!» а).
Хмельницкий давно сдержал бы свое слово и заночевал в польском обозе, если бы
там не было воинственного Иеремии. Почти всегда, как только Хмельницкий напирал
сильно на поляков, предводители не в силах были остановить воинов, которые хотели
бежать и запереться в замке: Хмельницкому это было бы очень выгодно. Один Иеремия
имел дар управлять толпою. Один из ужасных для поляков дней был 9-го июля (19-го
н. с.). рассказывают, что накануне этого дня хан, соскучившись бесплодною осадою,
приказал привести к себе Хмельницкого за шею, по выражению поляков 3).
«Что это значит? — говорил гневный повелитель Крыма:—с таким огромным
войском ты не одолеешь малой горсти поляков и держишь нас по пустому? Если ты
мне в три дня не расправишься с поляками, то поплатишься собою и людьми своими:
ты мне обещал заселить Крыл ляхами — заселишь его своими козаками!»
Хмельницкий выехал к козакам и кричал вслух всего войска:
Ч Jak. Micliaf. ks. Pam., 456 — 458.
3)
Annal. Polon. Clim., I, 132.
3) Woyna dom., 63.— Pam. о wojn. kozac. za Chmieln., 42.
19*
292
«Гей, козаки, молодци! От що я вам до уваги подаю, що мини хан, его милость,
казав, що ежели ему нолякив на яссыр не дамо, то сами у неволю до Крыму пийдемо»
х).
После этого русские наготовили лестниц, цепей, крюков, машин и ударили на
штурм. По известию польских историков, щадя своих воинов, Хмельницкий поставил
впереди пленных поляков и насильно набранных по окрестностям жителей, привязал
их к длинным шестам, повесил им на груди мешки с землею, для защиты от
неприятельских пуль, а за ними шли козаки, огражденные, таким образом,
несчастными, долженствовавшими служить щитами для своих врагов и мишенью для
соотечественников; через них палили, а другие подгоняли пленников нагайками. Вслед
затем катились изумительные гуляй-городыны, которые польский историк сравнивает с
троянским конем 2). С гиком, при громе нескольких десятков пушек, бросились козаки
на приступ с разных сторон. . Поляки сидели в темноте от дыма 3). В иных местах
козаки прорвались через окопы и резали врагов, так что те не успевали заряжать
руягей. Страх и отчаяние овладели войском. Предводители говорили:
«Нам надобно оставить в замке два полка пехоты, пушки, а самим бежать».
Так говорили они, мало помышляя, возможно ли исполнить то, о чем говорили.
Вишневецкий засмеялся.
«Вы поместите в замке пехоту, — сказал он, — а что-ж она будет делать в тесноте,
без пищи? А с лошадьми куда деваться? Да и как пробраться сквозь неисчислимые
ряды врагов? Разве крылья приделать себе и лошадям, и перелететь по воздуху через
неприятельский обоз? А тех куда денете, у которых лошади пали, слуг, мещан и
простолюдинов? Ведь они христиане: грех их покинуть! Разве вам жизнь дороже
чести? Но мы сохраним и жизнь и честь, если решимся оборопяться до последней
возможности».
«Не пожалеем рук,—кричали ободренпые смельчаки,—будем сражаться
соединенными силами, пока ни одного из нас не станетъ» 4).
Но таких было мало: большая часть выступала бодро, а потом пятилась назад.
