соступают на иныя стезя с пути ведущего их во град, вонь же идут. Аще ли

сступят, зело укаряют свое шествие, глаголюще: какого убо укора несм

достойни, о том беседующа и то въступающе не на неже изыдохом, ни амо-

же грядем? Но да увемы, от чего же в нас бывает дым (да мне зрится), аще

не от огня? Сице и беседа мирская, аще не от любви мирския: любим бо

мир, да и глаголем о нем. Его же бо не имеет храмина - двери не износят; и

его же бо сердце не имеет - уста не глаголют. И на беседовании нашем

знати есть любовь сего жития во уме есть нашем, еже и на нравех наших

истее увесться. Иде же бо царь сущим под ним дает, яко же достоит, ту же

и мы с мирскими смешающеся, просим у него потребы. Что ради? Еда

стражем о нем и до крове борем? еда дань ему платим? егда кую потребу

от нас имать? Не имать ли кому даяти, воем, и всем стражем, и борющим

по нем, ту же и мы мятемся, от них же свободил ны бе Христос

беспечальным житием, претыкание миру бывает. Аще ли глаголем:

спасения ради своего дают нам эцарие и боляре его ( Испр. по ЦП; в рукоп.:

боляре его и царь ей (сходно в КТ) ). Все добро спасения ради, но да

блюдемся, егда не по онех умышлению дают нам милостыню, но по

нашему прошению. Аще бо быхом хотяще без осужения приимати от них,

паче полезнейше к Богу припадали быхом, и у того просили быхом,

глаголюще: Господи! ты вся веси, ты веси, что требует тело наше о кормли

и одежди, и яко же волиши, тако устрой. Токмо спасения души и прощения

грехов от человеколюбия твоего прошу, а о довели плоти моея создавый мя

сам веси, что требую. И тогда седящим нам в келий, комуждо, аще бы кто

что принесл потребное нам, то яко от Бога со благодарением прияли

быхом, или от царя, или от некоего властелина, или проста людина: нашю

бо потребу мощен есть всяк человек сотворити. Не многоценна бо одежа и

проста кормля довлеет нам, - проста бо одежа и кормля мощен есть кождо

нас (аще бо хощем, можем), и без приимания чюжаго, стяжати от

рукоделия своего. Аще ли любим взимати от них, и теми потребу имети, то

179

осудит ны вдовица и оградник, ова от руку своею кормяще чада си, ов же

на лискари тружаяся и кормя всех сущих в дому своем. Мы же, единицы,

безженнии, и безчаднии, и бездомови, в лености своей не хотяще от руку

своею единаго хлеба стяжати, и сего ради, яко безручни от чюжия силы

насыщаемся. Аще ли кто от нас глаголет: с миряны сключилося есть жити,

и близ мира, да нужа ны есть приимати, еже аще дают ны. Худ той извет

есть, братие. Спаситель наш Христос не в мире ли бысть, и апостоли его

вси ( В рукоп.: то егда имяху что (сходно в К); испр. по П. ) что тогда

имяхую разве пять хлебов и двою рыбу? И на предание Христово двема

ножема токмо обрестися в них. И нудяще я неи-меньство, яко же и в другая

времена и класы истирающе ясти. Что же ли речем, лише того имеюще, и

последний апостолом именующеся (да, имяны их любим зватися, жития же

их не подражаем)? Еже бо излише покрова телу и насыщения утробе

востребуем что, - уже не нужею, но изволением попираем обет. Почто же и

взываем преже нас бывшыя иноки святыми отцы, а сами ныне не хощем,

яко сынове их, отец своих нравы и делы краситися? Тем же елико лише

онех мира держимся, толико же их отрицаемся: не суть отцы наши».

Последи же многа ( Вставлено по смыслу; в рукоп. нет (нет также в

КТЦП) о сем писано бышя, аз же се волею премину: понеже высота

словеси мало небес не превосходяще, иже хотяше вам о сем быти, не мала

туга и скорбь, душя вашя объяти хотяше. Понеже яко равно аггелом,

толико отстояще от нынешняго жития сих святых пребывания, яко не

токмо телеси, но и самая душя Христа ради не брегущи, на земли сущи, со

ангелы жительствующе, яко же написа о сих Великий Иларион, подобно

яко же во Ануфрии Великаго житии лежит. Мы же к коньцу слова да речем

Великаго Илариона: «Увы мне, единому ум уступает ми, помянувше

любовь, юже имяху ко Господу преподобнии тии, яко тако пожиша любве

его ради, и вся та претерпеша, да угодницы Христови прозовутся. Мы же

аще и един час главою поболим, или прыщь на теле нашем узрим, то в

борзе всем знаемым нашим возвещаем. Аще ли разболимся, то не яко

иноцы, но яко мирстии: осядут бо ны и друзи наши советы творяще, кое

убо былие ключается на оздравление наше. Тогда же и женьския руки тело

наше осязают и мажют, льготу творяще. Отходят же воздыхающе, и мы по

них зряще жалим си и до слез. И от сего разумети есть, яко ни в начатце

отметания нашего, ни в юности, ни в старости, ни в здравии, ни в болезни,

ни во исход души, мира сего отметаемся, но и еще любим и держимся его

неотступно, донелиже и душа наша в теле нашем есть».

Сия убо написахом мало от многа. Аще хощете высочайши сего ведети,

и вы сами болыни нас весте, и много в божественом писании о ( В рукоп.

нет; вставлено по Т. ) сем обрящете. И будет помните то, что яз Варлама из

монастыря взял, ево жалуючи, а на вас кручиняся; ино Бог свидетель -

нпкако же иного ничего для, развее того для велели есмя ему быти у себя -

как пришла волна та, а вы к нам немного известили, и мы Варлама

180

приказали про его безчиние посмирити по монастырскому чину. А

племянники его нам сказывали, что ему от вас для Шереметева утеснение

велико. А еще Собакиных пред нами и тогды измены не было. И мы

жалуючи их, велели есмя Варламу у себя быти, а хотели есмя его

распросити: за что у них вражда учинилася? да и понаказати его хотели,

чтобы в терпении был, что будет ему от вас скорбно, зане же иноком

подобает скорбьми и терпением спастися. И зимусь по него потому не

послали, что нам поход учинился в Немецкую землю (поход учинился в

Немецкую землю. - Как справедливо указал И. Н. Жданов (Сочинения царя Ивана

Васильевича, стр. 98 - 99), речь идет о походе на шведскую Ливонию в начале 1573 г.

(см. выше, комментарий ко второму посланию Иоганну III, прим. 1).). И как мы ис

походу пришли, и по него послали, и его розпрашивали, и он заговорил

вздорную - на вас доводити учал, что будто вы про нас не гораздо говорите

со укоризною. И яз на то плюнул, и его бранил. И он уродъствует, а

сказывается прав. И яз спрашивал о его жительстве, и он заговорил невесть

что, не токмо что не знаючи иноческаго жития или платил, - и того не

ведает, что на сем свете есть черньцы, да хочет жити и чести себе по тому

же как в миру. И мы видя его сотониньское разжение любострастное, по

его неистовому любострастию, в любострастное житие и отпустили жити.

А то сам за свою душю отвещает, коли не ищет своей души спасения. А к

вам есмя его не послали, воистину, потому: не хотя себя кручинити, а вас

волновати. А ему добре хотелося к вам. А он мужик очюнной врет и сам

себе не ведает что. А и вы не гораздо доспели, его прислали кабы ис

тюрмы, да старца соборново кабы пристав у него. А он пришел кабы

некоторой государь. А вы с ним прислали к нам поминъки, да еще ножи,

кабы не хотя нам здоровья (прислали к нам поминъки, да еще ножи, кабы не хотя

нам здоровья. - Преподнесение ножа в качестве «поминка» (подарка) считалось

враждебным актом: именно такой «поминок» за два года до кирилло-белозерских

монахов летом 1571 г., после разграбления крымцами Москвы, послал царю крымский

хан Девлет-Гирей (ЦГАДА, Крымская посольская книга № 13, л. 404). Несмотря на все

свое стремление в тот трудный момент не ухудшать отношений с Крымом, царь

отказался принять этот «поминок» - «ножа имать не велел» (л. 404 об.).). Что с такою

враждою сотонинъскою поминъки к нам посылати? Ано было его