«строительство жизни» и «душу», человеческую личность. В общественной

жизни Блок научился понимать необыкновенно много за бурные годы

революции. Но рядом с этим для него стояла проблема современной личности.

Прямо применить к личности свой социальный опыт Блок еще не умеет. По-

видимому, именно с этим связано неверное само по себе разделение опыта

общественной и духовной жизни

Далее, очевидным образом, для Блока, учитывая его предшествующий

поэтический опыт, стоит проблема лирического характера, нового лирического

«я». Хотя Блок и отделяет душевный опыт от общественного — на деле он не

может строить новый лирический характер, игнорируя свои новые духовные

навыки. В частности, переосмысление «катастрофической» темы,

происходящее в стихах о 1905 годе, неизбежно должно повлечь за собой и

новый подход к лирическому характеру, к лирическому «я». Революционные

события были настолько важны для Блока в целом, что неизбежно в связи с

этими темами должен был и заново поэтически выдвинуться вопрос о

лирическом «я». Стихи, о которых до сих пор шла речь, потому и не дают

законченного нового художественного качества, что в них темы революционной

эпохи поэтически ставятся вне столь важной для Блока проблемы лирического

характера. В них нет типичного для Блока выделенного из лирического потока

«я», и вообще авторское «я», или какое бы то ни было «я», не играет никакой

роли. Говорится о событиях, и только о них. Но уже в первой книге поэта

достаточно определенно выразился свойственный Блоку-лирику тип решения

человеческого образа в искусстве Изменение самого подхода к человеческой

личности, наметившееся в стихах о 1905 годе (включение социальности

непосредственно в художественный образ), должно было творчески

осознаваться Блоком как необходимость поисков и нового типа человека в

лирике Поиски такого рода означают общий идейно-духовный рост Блока-

художника. Среди стихов о первой революции есть и произведения, где Блок

пытается заново решить проблему лирического характера; свойственная Блоку

противоречивость сказывается и в них.

В стихотворениях «Митинг» (10 октября 1905 г.) и «Прискакала дикой

степью…» (31 октября 1905 г.) из раздела «1905» «Нечаянной Радости» Блок

пробует наиболее явным образом решить проблему лирического характера в

связи с революционной темой. Так как реально все блоковские стихи о

1905 годе внутренне не организуются в цикл ввиду отсутствия единой идейно-

тематической и сюжетной концепции целого, то лирический характер выступает

здесь в повествовательной форме, генетически связанный через

восьмидесятников с поэзией 40 – 50-х годов: «Митинг» и «Прискакала дикой

степью…» — «рассказы в стихах». В «Митинге» описывается смерть оратора

на одном из революционных митингов; повествовательный сюжет, создавая

возможности достоверного, очерково-правдивого восприятия происходящего,

допускает в то же время создание образа личности, своего рода характера, не

отождествляемого с авторским «я», но как бы показывающего один из

возможных («объективных») способов поведения человека в революционную

эпоху. И как раз в связи с этой «объективацией» обнаруживаются в «Митинге»

особенно отчетливо слабые стороны блоковского подхода к событиям. Оратор

говорит о свободе, но свобода эта, по Блоку, внешняя, ограниченная, она не

относится к внутренней жизни ни тех, кто слушает, ни даже самого оратора;

получается то разделение жизни единичной души и объективного хода вещей, о

котором говорится в письме Блока к отцу от 30 декабря 1905 г.

И серый, как ночные своды,

Он знал всему предел.

Цепями тягостной свободы

Уверенно гремел.

Но те, внизу, не понимали

Ни чисел, ни имен,

И знаком долга и печали

Никто не заклеймен.

«Те, внизу» — т. е. толпа, масса — одержимы стихийным социальным гневом,

не имеющим никакого отношения к догматическим построениям оратора; а

оратор рискует своей жизнью, и именно в этом, а не в теориях, которые он

развивает, его сила. Его ценность — в человеческом подвиге, в «долге и

печали». Возникает лирический характер, суть которого — в жертвенной

самоотдаче революционной ситуации. Сама смерть оратора происходит

стихийно — «не знаю, кто ударом камня убил его в толпе». Жертвенная

самоотдача, самопожертвование придает внутренний смысл всему сюжету —

«тягостная», внешняя свобода превращается во внутреннюю свободу,

неизвестную самому оратору:

И в тишине, внезапно вставшей.

Был светел круг лица,

Был тихий ангел пролетавший,

И радость — без конца.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

Как будто, спрятанный у входа

За черной пастью дул.

Ночным дыханием свободы

Уверенно вздохнул.

Сложная, многоцветная жизнь, по Блоку, пронизана темными стихийными

силами; оратор представляет эту картину упрощенно, догматически. «Катарсис»

найден в смерти оратора — тут он сам становится органической частью

стихийной жизни, в стихотворении же в целом — открывается высокий

внутренний смысл, «ночное дыхание свободы». Как только Блок реализует

революционную тему в лирическом характере — так обнаруживается связь с

его предшествующими исканиями, с концепциями эпохи «Стихов о Прекрасной

Даме». Оратор оказывается чем-то вроде рыцаря Прекрасной Дамы.

Эти же результаты обнаруживаются в попытках Блока более обобщенно

дать тему революции в произведениях монументальных жанров. К таким

произведениям относятся неоконченная поэма «Ее прибытие» (1904) и в

особенности драма «Король на площади» (1906). В «Короле на площади» с

особенной ясностью выступают попытки Блока в сложную, переходную эпоху

творческого развития решить важнейшую для него художественную проблему

лирического характера старыми, уже вполне отработанными в его первом

лирическом сборнике средствами. Так, скажем, один из центральных

персонажей драмы — Дочь Зодчего, «высокая красавица в черных шелках» —

представляет собой несомненную пробу применения театрализованного образа-

характера Прекрасной Дамы при решении художественной ситуации,

полностью построенной на проблемах революционной эпохи. Подобные

попытки — одна из причин художественной неудачи драмы: абстрагирование,

обобщение героя, «накладываемого» на ситуации, которые как раз требуют

наиболее конкретных из возможных решении, чаще всего вызывают

недоумение даже там, где Блок обнаруживает поразительную, неожиданную для

него социальную проницательность в анализе того или иного образа-характера,

как, скажем, образ Шута, в котором Блок хотел изобразить «соглашателя».

«Король на площади» наиболее тесно связан с самыми глубокими из

блоковских стихов о 1905 годе, например со стихотворениями «Вися над

городом всемирным…» и «Еще прекрасно серое небо…». И в то же время

это — наиболее слабая из его лирических драм 1906 г. Однако тут же, в этой

самой слабой из драм, обобщающих духовный опыт поэта в революционную

эпоху, вместе с тем наиболее резко проступает также внутренняя

художественная задача, стоящая перед Блоком. В новый период своего развития

Блок должен найти социальные обоснования для лирического образа-характера.

В «Короле на площади» та же Дочь Зодчего, отчетливо связанная с Прекрасной

Дамой, говорит о себе в разговоре с влюбленным в нее поэтом: «Я — нищая

дочь моего народа» или: «Я нищая дочь толпы». Первая редакция пьесы

открывается диалогом любовной пары, тревожно переживающей обреченность

своей любви: «Наша любовь цветет так богато и пышно оттого, что ее окружает

нищета. Нищета питает темные корни всех пышных цветов и всех земных