— Ты хочешь сказать, что ничего этого на самом деле нет? — спросил он.

Оберон медленно поднялся на ноги. Тодтманн невольно напрягся, но тот лишь печально покачал головой. От его воинственности не осталось и следа.

— Я покажу тебе, что осталось от славного королевства эльфов.

Пейзаж снова стал другим.

Как если бы кто-то взялся нарисовать фантастическую страну, но потом ему это надоело и он бросил это занятие на полдороге. Были намечены силуэты деревьев и гор, обозначено их место в общем пейзаже. Дворец Оберона являл собой полустертое изображение неопределенной формы и размера. Джеремия почувствовал себя персонажем комикса, который существует пока лишь в набросках. Не было ни отчетливой формы, ни глубокой перспективы. Единственными предметами, обладавшими объемом, были: он сам, король Оберон да шесть или семь стоящих у него за спиной мрачноватых личностей в плащах с надвинутыми на глаза капюшонами. Джеремия узнал одного из них — он видел его раньше у своего дома. Но той фигуры, которую Джеремия ожидал увидеть, здесь не было.

Глаза Оберона вспыхнули; он понял, кого высматривает Джеремия в группе его приближенных.

— Туман, смертный. Все, что у нас осталось, — это воспоминания и туман.

Только теперь Джеремия понял, что никакая серьезная опасность ему не угрожала. Сила Оберона была так же иллюзорна, как и его королевство. Лишь постольку, поскольку он, Джеремия, верил в его могущество, Оберон мог воздействовать на него. Стоило ему усомниться, и сила Оберона растаяла, как утренний сон.

Повелитель эльфов приложил руку к тому месту, где полагается быть сердцу, и опустился на одно колено; остальные поспешно последовали его примеру. Не осталось ни гнева, ни надменности. Голос Оберона, стоило ему произнести слово, начинал дрожать.

— Наше существование в твоих руках, Джеремия Тодтманн. Не жизнь, нет. Этого даже ты не в состоянии нам даровать. В твоей власти делать вещи такими, какими ты хочешь их видеть. Ты можешь по собственному усмотрению придать нам зримые очертания.

— Я просто хочу вернуться домой, — прошептал король поневоле. — Я хочу домой!

Оберон кивнул; Джеремии на мгновение показалось, что ему понятно его желание.

— Здесь я бессилен помочь, Ваше Величество. Если кому-то и известен обратный путь, то только ворону или Аросу.

Джеремия получил именно тот ответ, услышать который более всего боялся. У него не было выбора. Только долговязый теперь мог помочь ему найти Каллистру, Гектора, обойти ловушки ворона, и так далее, и так далее.

— Но как мне найти Ароса? Подскажи.

— Джеремия Тодтманн, я могу указать тебе путь к пограничной сфере между двумя мирами.

Больше ничего. Где искать Ароса Агвилану, о том ведомо одному Аросу.

Джеремия желал большего, однако рассчитывал на меньшее.

— Ну так покажи. Для начала мне нужно разыскать своих друзей.

Оберон не спешил вставать на ноги.

— Но сперва я прошу тебя о благодеянии.

— О благодеянии? — Джеремия смешался. — Ты хочешь сказать, об услуге? Я правильно понял?

— Да. — Оберон оглянулся на своих подданных, затем снова перевел взгляд на Джеремию. — Я прошу, чтобы ты постарался поверить.

— Поверить во что?

— В эльфов, фей, драконов, единорогов… хотя бы чуть-чуть.

Джеремия окинул взором жалкое сборище. Так вот что осталось от детских снов и сказок. Возможно, эльфы и не заслуживали его жалости, но то, вот что они превратились, не могло не вызвать у него сочувствия. Нет, Оберон здесь ни при чем. Просто должна сохраниться вера в сказочную страну.

— Я постараюсь.

Облаченная в доспехи фигура поднялась, и в тот же самый миг их иллюзорное царство вновь заиграло живыми красками, хотя по-прежнему трудно было различить силуэты, словно не хватало памяти, которая могла бы еще больше поддержать иллюзорное существование страны эльфов.

— Тогда идем. Я покажу тебе, как выйти отсюда. — Доспехи исчезли; теперь Оберон был облачен в дорожное платье, какое было на нем, когда он стоял у дома Джеремии. — Но прежде чем мы попрощаемся, ты должен понять одну вещь, Джеремия Тодтманн.

— Что же это?

Краски вокруг поблекли, и царство эльфов постепенно исчезло. Последние живые картины растаяли в воздухе, сменившись затянутой туманом пустотой, так хорошо знакомой Джеремии..

— Победить меня — это пустяковое дело. Я не более чем воспоминание. С каждым минувшим в реальном мире днем я все больше превращаюсь в иллюзию — даже по здешним меркам. Но когда ты столкнешься с вороном… тогда тебя ждет настоящее испытание. Потому что он почти такая же реальность, как и ты сам.

Джеремия поежился, однако виду не подал.

— Я не собираюсь сражаться с ним.

Его провожатый скептически посмотрел на него и коротко кивнул.

— Ради мира Серых надеюсь, что не собираешься. — Он оглянулся, словно что-то привлекло его внимание. — Разумеется, тебе все равно придется каким-то образом убедить ворона, ты согласен?

Место, в котором они находились, напоминало чистилище. И не рай, и не ад. Джеремия не обращал внимания на окружающее; он вдруг вспомнил нечто, что слышал то ли от Ароса, то ли от кого-то другого.

— Оберон, это ты создал чары, носителем которых я стал? Ты был среди Серых, произнесших заклинание?

Внезапно они остановились как вкопанные. Джеремия понял, что их путешествие подошло к концу, хотя никаких явных признаков этого не было видно.

Лицо Оберона потемнело.

— Нет, смертный. Меня не было среди тех, кто сделал это. Мне повезло. Те, прибегая к чарам, испытали слишком большое напряжение… они забыли самих себя… Ничего страшнее для нас невозможно придумать. — При этих словах король эльфов даже вздрогнул. — Они имели облик, были почти личностями и лишились всего этого. Мы были бессильны им помочь. Я ничего не мог сделать для них, как и для многих других, которых Постигла та же участь в результате того, что люди постепенно утрачивали веру в нас.

«Так вот что значит смерть для Серых…»

Арос рассказывал, какие изменения претерпевают призраки, когда меняются людские сны, но он впервые слышал о том, что их может подстерегать и такая судьба. Он вспомнил о Каллистре, но отбросил прочь тревожные мысли. Джеремия даже подумать не мог о том, чтобы лишиться ее.

— Прости, — сказал он. — Ты можешь ответить еще на пару вопросов? Важных вопросов.

Эльф невесело улыбнулся:

— Мне больше нечего от тебя скрывать.

— Какова была истинная цель заклинания? Было в этом нечто большее, чем желание выбрать человека, который бы надзирал за порядком вещей? — Джеремия секунду колебался; его все еще не отпускали сомнения — не захочет ли его бывший противник что-то скрыть от него. — И зачем наделять таким могуществом чужака? Смертного? Неужто вы хотели, чтобы вами управляли?

Оберон — к немалому изумлению Джеремии — кивнул, и в этом его жесте сквозило явное одобрение.

— Справедливый вопрос. Разумеется, мы не хотели, чтобы нами управляли, Джеремия Тодтманн. Никогда. В действительности чары были созданы так, чтобы выбрать наиболее податливого человека и управлять его волей, как захотим мы.

Итак, король призван был служить простым инструментом их воли и не более того. По сути, ему была уготована участь послушного, хоть и могущественного, раба. Этого Джеремия услышать не ожидал.

— Но произошла осечка?..

— Не сразу. Первые двое или трое оправдали наши ожидания, но каждый последующий все больше и больше отклонялся от эталона. Когда мы наконец осознали масштаб отклонения, было уже поздно. Чары вышли из-под нашего контроля.

Примерно то же Джеремия уже когда-то слышал.

— И еще одно, если не возражаешь, — сказал он. — Понимаю, я просил ответить лишь на пару вопросов, но…

— Смертный, если это поможет тебе победить ворона, я с радостью тебе отвечу.

— Вот-вот, я как раз о нем. Какое место в вашем мире занимает ворон? Откуда он взялся? Тебе это известно?

Оберон на минуту задумался, потом покачал головой и произнес: