- Я объявляю победительницей среди дам – очаровательную поселянку! – Александра Фёдоровна представила девушку в костюме, стилизованном под крестьянский, но гораздо богаче.

          Александр взмахнул жезлом. Оркестр заиграл, пара  победителей, почти поднимаясь над паркетом, понеслась в стремительном котильоне.

          Елизавета Алексеевна потерла ушибленное бедро:

- Проклятая нога! Если б не она, мне бы танцевать этот танец! – зло прошипела она.

          Подняв картонное забрало, за танцем наблюдал лекарь-китаец. На его левом мизинце блестел яшмовый камень.

          Пара танцевал великолепно. Кавалер не уступала даме, дама - кавалеру. Публика не могла скрыть своего восхищения.

          Когда танец под бурю восторга и оваций закончился, император Александр объявил:

- По бокалу лафита – победителям!

          Лакей заторопился к столику, где стояли напитки. Там повар уже наливал вино в хрустальные бокалы.

          Lise  и китаец переглянулись. Подбежав, Lise вырвала поднос у лакея: « Пошёл вон, болван!» и, приветливо осклабившись, понесла вино к царю.  Раскрыв яшмовый перстень, китаец незаметно бросил в один из бокалов мгновенно растворившийся прозрачный кристалл. Lise остро заметила, в какой.  Всего на подносе стояло четыре бокала, для императора, великой княжны Александры Фёдоровны и победителей.

- Друзья, пришло время снять маски! – весело объявил император.

          Ещё тяжело дышавшие после танца победители сорвали маски. Выдох удивления, узнавания прокатился по залу.  Перед собранием стояли великий князь Николай Павлович и актриса Анна Истомина. Разгорячённый румянец играл на щеках обоих.

- Какая пара!

- Как подходят!

- Новая фаворитка!

- Золушка и король!

- Берегись Александра Фёдоровна! – прокатилось по залу. Присутствующие тоже открывали лица.

- Сама судьба сводит нас вместе! – улыбался Николай. Анна не могла удержать ответной улыбки.

          Lise предложила по бокалу вина победителям. Император Александр протянул руку к ближнему к нему бокалу. Но митрополит Фотий, поймав непонравившийся ему взгляд Елизаветы, вдруг с учтивой улыбкой, будто из любезности, протянул бокал, который уже намеревался взять император, самой Lise, а оставшийся - Александру.  Жестом Фотий приказал лакею подать другой фужер оказавшейся ни с чем великой княжне Александре Фёдоровне.

- Я бы и сам выпил с удовольствием, - ласково проговорил Фотий. Лакей тут же подал бокал и ему.

- За здоровье победителей! – провозгласил Фотий.

          Елизавета Алексеевна поперхнулась. Помимо воли у неё оказалось вино с ядом.

          Пронзительно зазвенели ударившиеся в тосте фужеры.

- Лафит – не мой сорт! Я предпочитаю клико, - нашлась Елизавета и протянула бокал не отстававшему от неё тамплиеру-китайцу. Тот с дрожью принял бокал из рук императрицы, под взглядом Фотия и императора Александра против силы отхлебнул.

-До дна! За победителей следует пить до дна, - с очаровательной гримаской зло приказала ему Елизавета.

          Выпучив глаза, китаец выпил без остатка и тут же, схватившись за горло , побежал в уборную.

          - Вот видите, даже тамплиеры не переносят лафит, - сказала Lise.

          Присутствующие хохотали выходке китайца, приняв её за шутку. Громче всех смеялась Елизавета Алексеевна.

          Александр взмахнул жезлом. Оркестр заиграл мазурку. Пары понеслись по залу. Впереди всех – Николай и Анна.

          Александра Фёдоровна завистливо следила за счастьем мужа.

                                              *   *  *

          Опершись об изящный столик красного дерева стиля ампир, не снимая широкого парадного платья, императрица Елизавета Петровна предавалась любви. Малайца сменял негр, а его – крепкий курский крестьянин.  Периодически императрица отпускала замечания:

- Работай, работай, не ленись…

- Помягче, помягче…

- Ну что же ты так, родимый…

          Близко навытяжку в позе докладчика стоял с раскрытой папкой баденский консул фон Шмундт:

-  Ваша оригинальность. Императрица, вошла в поговорку. Для государственных дел у вас не существует неудобного времени.

- Так, что, вы говорите, пишет моя мать, герцогиня Баденская Амалия? Снова просит русских войск для поддержки Южногерманского союза в объединении Германии?

- Совершенно верно, ваше величество,  и присылка русских войск необходима безотлагательно. Прусский король может перехватить инициативу; Пруссия во главе Германии – это национальная катастрофа и забвение наших личных интересов…- консул понизил голос… -  В случае вашего развода с императором Александром или… вдовства король Баварский готов предложить вам руку и сердце. А он- молод, силён, красив…

- Видит Бог, я ему верна! Консул, вы знаете. Я хочу одного – видеть несчастную Германию счастливою, какой бы то ни было ценой…

          В большую резную липовую дверь будуара, где происходил разговор, резко постучали…

          За дверью с решительным видом стоял Александр, чувствовалось, что он, наконец, принял твёрдое решение, Фотий, Аракчеев, три верных офицера. В дверь стучал Аракчеев рукояткой пистолета.

- Сейчас! Сейчас! – Елизавета взяла у фон Шмундта папку с докладной запиской; разогнав любовников, поставив локоть на тот же столик, что служил опорой для наслаждений, углубилась в чтение.  Любовник расположились вокруг неё в качестве камер-лакеев, готовых к любому приказанию. По кивку головы Елизаветы фон Шмундт пошёл открывать, но задвижку уже сломали под натиском тел, и Александр со своими сторонникам ворвался в гостиную.

- Что случилось, господа? С чего такой натиск? Во дворце пожар? Какое крыло горит, левое или правое? – наигранно весело спросила Lise.

          Александр, Фотий, Аракчеев, офицеры  стояли тяжело дыша, косясь на Александра, который молчал, не предпринимая новых шагов.

- Вооружённая толпа, - издевательски обходила ворвавшихся Елизавета, указывая на шпаги  и пистолеты на боку офицеров и Аракчеева, - среди бела дня врывается без доклада в покои российской императрицы, когда она только что погрузилась в государственные дела…

- Государственные дела, не ваше дело! – начал Аракчеев.

- Елизавета, Lise… нам нужно объясниться. Здесь можно говорить смело, все посвящены, - Александр огляделся, как бы ища поддержки, он боялся потерять запал. – Наши отношения нельзя больше оставлять так. Ты думаешь, я ничего не вижу, ничего не знаю, мне ничего не доносят, - Александр подозрительно оглядел камер-лакеев. – В данном случае моя жизнь мне дороже внешних приличий. Я пришёл обвинить тебя  в государственной измене и попытке цареубийства. Доказательства самые веские…

- А себя ты  в этом ещё не обвинил?! – дерзско отвечала Елизавета.- Ты учитель, я – ученица,  я училась у тебя 11 марта на примере отца твоего Павла. Убить мужа – не так страшно, как отца…

- Елизавета, мы не одни!

- Только что можно было говорить всё что угодно, а теперь нельзя! Ты же сам сказал, что все здесь посвящённые. И Аракчеев, и офицеры, я вижу знакомые всё лица – и все были в ту мартовскую ночь, только на четверть века состарились…! Давай уж начистоту. А не так – с двумя правдами…

- Я был грешен, а ты грешна сейчас Елизавета. Я покаялся, потом на моей стороне сила…

- Ах так! – Елизавета сорвала с пояса у зазевавшегося офицера пистолет, направила на Александра.- Покаяние твоё – фикция, его не пощупать руками, а что касается силы…- она взвела курок, - то пусть завтра все европейские газеты напишут о неслыханном скандале – в России императрица застрелила безвольного никчёмного императора…,- Елизавета отшвырнула пистолет, - Впрочем, ты и этого не стоишь. Двадцать пять лет я правила Россией из-за твоей спины, нашёптывала тебе в постели, но теперь я хочу явной власти, и я её получу, как бы не пытались некоторые обманщики и проходимцы занять моё место! -  Елизавета с ненавистью оглядела Фотия и Аракчеева, презиравших слабость императора.