- Чем вызвано ваше возвращение, генерал? Я полагал, что вчера мы всё решили и вы на пути в Иркутск? Я остался удовлетворён вашим докладом. Участники декабрьского выступления спокойны и честным трудом искупают вину перед Отечеством и государем, - бесстрастно сказал царь Николай.

- да, государь. так точно. Но новые обстоятельства…- волновался Лепарский.

- Что же случилось? – иронически спросил Николай. Действительно, что могло случиться в великой, крепко стоящей империи, растянувшейся от моря до моря, что подвигло Лепарского просить повторной аудиенции?

           Лепарский с размаху повалился в ноги.

- Не велите казнить. Велите миловать, ваше величество! Пять лет я скрываю ради спокойствия вашего и чина своего. Ради покоя государства, что Сергей Петрович Трубецкой. Бывший диктатор выступления 14 декабря 1825 года, бежал из Сибири!

- Как так?! Что ты говоришь?!! – задохнувшись от  гнева, смешавшегося  с минутным страхом, пятерней пальцами в перстнях и брильянтах император вцепился в редкую шевелюру стоявшего перед ним на коленях генерала.

- Под именем Трубецкого пять лет, как числится в Сибири рядовой Черниговского полка Фёдор Моршаков чудом спасшийся из могилы осле расстрела группы Сухинова, готовившей восстание на рудниках в Горном Зерентуе.

 Задумавшись, император прошел из угла в угол кабинета, глубоко вздохнул:

- Впрочем, я давно всё знаю. Шеф жандармерии Александр Христофорович Бенкендорф доложил мне о твоих проделках.  Один из подчинённых тебе офицеров, метящий на твоё местечко, прислал подробный донос о подмене князя Трубецкого солдатом Моршаковым.  Если б не сегодняшнее чистосердечное признание, собрав материалы дела, велел бы я тебя арестовать как государственного преступника.  Оказался ты хитёр, не то таскать бы тебе в колясках руду вместе с декабристами.

          Николай подошёл к собственному портрету работы Брюллова, в полный рост, бросил взгляд в зеркало, принялся сравнивать верность изображения с оригиналом.

- Заимев паспорт французского подданного барона Жоржа-Шарля Дантеса, усопшего в германском городе Данциге, Трубецкой  под его именем прибыл вчера, 8 октября, на пароходе «Николай I»  в Санкт-Петербург. При личном моём преследовании князь укрылся от меня на квартире неблагонадёжного поэта Пушкина, жена которого Наталья Николаевна, урождённая Гончарова, вводя в заблуждение, отрицала наличие преступника на квартире мужа.  Наведя справки в пароходстве, проведя тщательное личное наблюдение, я окончательно уверился, Государь, что не обознался и въехавший в Россию барон Дантес есть не кто иной, как бунтовщик князь Трубецкой. В настоящее время укрывается на квартире нидерландского посланника барона Геккерена, с которым завязал дружбу в Английском трактире на Галерной улице. Ваше величество! Прикажите шефу жандармерии генералу Бенкендорфу дать мне жандармов, чтобы личным участием в задержании беглого преступника искупить вину пятилетнего молчания.  Ради сохранения чина попутал бес!

- « Сбились мы. Что делать нам!

В поле бес нас водит видно.

Да кружит  по сторонам», - так сказал поэт Пушкин, - Николай поднял Лепарского с колен. – Впрочем, и про Дантеса я все уже знаю, - царь выдвинул ящик стола, бросил поверх белый пакет письма и золотой кинжал, найденный в Сибири и оставленный в антикварной лавке в Париже.- Не далее , как вчера, с морской почтой от нашего атташе в Пруссии я получил вот это письмо и кинжал, который может быть использован в качестве улики для опознания Трубецкого. Письмо и кинжал атташе передала некая дама, пожелавшая остаться инкогнито. Дама, по-видимому, чем-то обиженная Трубецким, сообщает об обстоятельствах его пребывания в Париже, где он преподавал русский язык и фехтование в школе для французских эмигрантов, о смерти несчастного юного барона Дантеса в Данциге, и  о том, что Трубецкой воспользовался паспортом усопшего.  Кстати, морская почта с сообщением о возвращении в столицу Трубецкого прибыла вчера на том же пароходе « Николай I» , на котором приплыл он сам.

- Браво! – вырвалось у Лепарского в восторге о работы заграничных агентов русской полиции.

- Браво, браво… - похлопал двусмысленно его по плечу император,- далее неизвестная дама, переходя от реальности в мистику, пророчествует, что Трубецкому, укрывшемуся под именем барона Дантеса, суждено здесь в России убить нашего известного поэта Пушкина.

- Какой бред! – снова вырвалось у Лепарского. Широко раскрыв маленькие глаза, опустив нижнюю челюсть, он внимательно слушал царя.

- Вы не верите  в пророчества, генерал? – иронически улыбнулся Николай.

- Конечно нет. В России сплошь пророки, и не одного человека дела…

- Кроме Александра Христофорыча Бенкендорфа, главы III - го отделения, - уколол император.

Лепарский проглотил пилюлю:

- Государь, отчего вы не повелите немедленно схватить Трубецкого, располагая такими вескими доказательствами?

- Оттого, что я верю в мистику. Давайте. Шутки ради, погадаем на Пушкина. Возьмите Библию, генерал!

          Лепарский пожал плечами; исполняя императорскую блажь, он взял с полки толстенную каноническую Библию в рыжем кожаном переплёте. Николай опять улыбнулся.

- Мы только играем, генерал. Закройте глаза, и шутки ради откройте Библию наугад. Смелее. Гадаем на Пушкина.

          Часы не секретере ударили четыре часа по полудни. Что-то сверкнуло на улице, то ли заходящее солнце выглянуло из-за туч, то ли стая чаек пролетела в смурном осеннем небе к Финскому заливу.

- Читайте.

          Выполняя повеление царя, Лепарский открыл наугад Библию. Он не знал, что читать. На открытой странице было много строк. Под пристальным взглядом царя Лепарский начал с середины: - « Марк X, 34: «И поругаются ему, и уязвят его, и оплюют его, и убьют его…»

- Вот как! – задумчиво воскликнул император.

Лепарский захлопнул Библию.

- государь, нужны скорейшие меры.

- Вы говорите, как старик Аракчеев.

- Теперь, когда вы знаете…

- Я и про декабристов всё знал.

- Государь, мне кажется, не следует подобно вашему покойному  царственному брату, императору Александру, впадать в пассивный фатализм. Последствия его всегда печальны, и не только для царей, но и для царства.

- А не много ли вы себе позволяете, генерал Лепарский, поучая государей?

- Простите… Но отчего же не предотвратить…

- Оттого, что у людей, и у стран свои судьбы. Своя судьба у Франции, своя у Америки, своя – у России. Своя судьба у поэта Пушкина, своя – у генерала Лепарского, своя – у царя Николая.

- Еще раз простите , государь, но я ясно вижу, вам передалась болезнь прежнего царя Александра Павловича.

- Это не болезнь. Это русский дух. Александр всё знал про декабристов, и я знал, и  Аракчеев, и самый первый – Бенкендорф.   Мы не предотвратили, они начали  чего добились? Фанатик Каховский  застрелил офицера Московского полка и старика генерал-губернатора графа Милорадовича, а за это сколько бунтовщиков, и не офицеров, а ведомых ими солдат, младших чинов, погибло под картечью и на Сенатской площади, и на Неве, когда они бежали к Петропавловке, сколько утонуло в промоинах, сколько Черниговцев легло на снегу под Белой церковью, пять зачинщиков повешены, четырнадцать десятков лучшего дворянства разжалованы и сосланы на каторгу, где им суждено погибнуть от холода, болезней, непосильного труда. И многие уже погибли! Мщение более, чем достаточное. Вот итог тем, кто хотел изменить судьбу России. Жизнь в России идёт, как идёт. Не надо ни торопить её, ни вставлять палки в колёса… Давайте погадаем вашу судьбу, генерал?

- Я не хочу. Извините, государь. Не верю!.

- Во вы поляки! Испорчены католичеством! Во что же ты веришь? Не может человек без веры. Чего в жизни хочешь?

- Говорить честно, государь?

- Честно отвечай , каналья.

- Шефом жандармов хочу стать. Занять место графа Бенкендорфа. Жажду перевода из Сибири в Петербург. На новое, хорошее во всех отношениях место. Ощущаю силы в себе.