Они подошли вплотную к домику. Максимов дернул ручку двери — дверь не поддалась.
— Чего? Нету? — спросил Карпов.
— Да тут он. Куда ему, на хрен, деваться? Мы ж договаривались…
Николай Николаевич несколько раз ударил носком заляпанного грязью ботинка в железную дверь.
— Кого черт несет? — Хриплый голос был громким, словно хозяин давно стоял прямо за дверью и слушал, о чем беседуют его гости.
— Это я, Захар, открой… Николаич!
— А ты там с кем?
— Свои. Все нормально.
— Свои — не свои… Ходют, понимаешь, от работы отрывают… Щас, мужики, щас…
Карпов услышал скрежет и лязг металла. Судя по всему, таинственный Захар запирал дверь своей халупы на металлические засовы. И вот наконец стальная плита дернулась и надвинулась на них, заставив Максимова даже отступить на шаг назад.
— Ну, проходите, раз уж пришли… — недружелюбно сказал хозяин.
Захар оказался крохотным пожилым мужичком: настолько малого роста, что еще чуть-чуть — и можно было бы назвать его карликом. В плечах Захар тоже был не широк, лысая головка, лицо, поросшее седой, редкой щетиной, тонкие руки, торчащие из рукавов засаленного черного пиджака, надетого поверх темной от пота майки — все это никак не вязалось с громким хриплым басом, который вырывался из цыплячьего горла железнодорожного аборигена.
— Это Толя, мой товарищ, — сказал Максимов, указывая на Карпова.
— Толя… Ну, Толя, давай, садись — фигли торчишь, как столб? Меня Захаром величают… Захар Яковлевич…
— Добрый день, Захар Яковлевич, — с улыбкой произнес Карпов, присаживаясь на колченогий венский стул и осматривая помещение.
Комната, в которой Захар принимал гостей, имела вид совершенно не жилой, а выглядела как нормальная слесарная мастерская — с верстаком, на котором были привинчены тиски, со стеллажами, заполненными разнообразным инструментом, с маленькими токарным и сверлильным станками у дальней стены, пол был застелен металлическими листами; люминесцентные лампы заливали комнату ярким белым светом. Дополняли картину металлические высокие шкафчики для рабочей одежды, какие стоят обычно в заводских раздевалках.
Хозяин запер дверь на засов, прошаркал к верстаку и, не глядя на гостей, стал перекладывать с места на место лежащие рядом с тисками напильники, зубило, молоток, бряцая металлом о металл.
— Так что, Николай Николаич, это дело надо бы…
— Я не взял, — быстро ответил Максимов. — Ты же сказал…
— Ни хрена не надо брать! Что ты там, в городе, возьмешь? Забыл, что ли, куда пришел?
— В том-то и дело, Захар, что не забыл.
— Ну, то-то…
Захар поднял голову от верстака и впервые в упор взглянул на Карпова.
— Ты кто? — просто, без обиняков спросил он, сверля Анатолия своим колючим, таким же металлическим, как и все окружающие предметы, взглядом.
— Я?
— Ну ты — кто же еще? Этого-то я сто лет знаю… — Захар махнул рукой в сторону Максимова, показав этим: да, мол, сто лет знакомы. И при этом видно было, что большим пиететом Николай Николаевич у него не пользуется.
— Карпов… Анатолий…
— Шахматист, что ли? — Захар сморщился и скрипуче рассмеялся своей сомнительной шутке.
— Нет, — спокойно ответил Карпов, решивший выиграть словесную дуэль с этим въедливым старикашкой. — Нет. Не шахматист. Следователь. Правда, бывший. А теперь вот, просто товарищ Николая Николаевича.
— А чего ты мне Николая-то Николаевича суешь? Чего ты им прикрываешься? Ты за себя говори.
— Так я уже… Вроде все сказал.
— Оставь его, Захар, не пугай человека, — вступился за Толю Максимов. — Чего прицепился?
— А того, что шляются всякие… Откуда я знаю — что за человек? Я его в первый раз вижу. Следователь, говорит. А что мне-то с того? Если б сказал, какого отделения, какого управления, может, я бы и сообразил, что он за следователь… А так: «Я — следователь…» Подумаешь, важный какой! Да я этих следователей столько перевидал, я их всех вот где… — Захар сжал сухой кулачок. — Вот я их всех где держал! Было время… Теперь-то другие все. Те-то, мои, все, поди, в коммерцию пошли. Или в бандиты… А ты что — тоже в бандюганы подался? А, следователь?
Карпов вопросительно посмотрел на Николая Николаевича.
— Захар, кончай, — Максимов хлопнул себя ладонями по коленкам. — Кончай, старый, а то друга моего зашугаешь совсем… Мы же по делу.
— По делу они… А я, можно подумать, без дела тут сижу. Дел столько — только успевай поворачиваться, чтобы со спины не подъехали. Это тебе не семьдесят пятый год!
— Ладно, Захар, про семьдесят пятый ты нам потом расскажешь. Ты скажи лучше, я могу к тебе обратиться?
— Ты ж уже пришел, значит, и обратился… Короче, харэ пургу гонять, пошли вмажем, ребятки мои.
Захар ловко сбросил свой кургузый пиджачок, даже не сбросил, а как-то выскочил из него, дернув плечами и быстро выгнув спину. Открыл один из шкафчиков, кинул пиджак внутрь — и Карпов мог поклясться, что тот не упал неопрятной кучей тряпья на пол, а повис на специальном, предназначенном именно для него, крючочке.
Грубый и хамоватый Захар начинал ему почему-то нравиться.
— Чего расселись? Пошли в спальню! — Захар, оставшийся в майке, которая обнажала его тощую, впалую грудь, острые ключицы и странно не гармонировавшие с общей внешней хилостью, мускулистые, хотя и тонкие руки, махнул в сторону неприметной двери, ведущей, надо полагать, в соседнюю комнату.
Так и оказалось. Максимов отворил дверь и первым прошел в помещение, оказавшееся вполне приличной гостиной. Или спальней. Или кабинетом. По выбору хозяина, комната, открывшаяся глазам Карпова, могла выполнять все эти функции последовательно или одновременно.
Стены, отделанные обожженной вагонкой и покрытые лаком, придавали помещению характер официальный, служебный. Однако мягкий уголок у стены выглядел вполне по-домашнему. Буфет, книжный шкаф, стойка с видеомагнитофоном и компакт-плейером дополняли интерьер, а наличие письменного стола со стоящим на нем компьютером говорило о том, что хозяин — человек вполне современный. И он не просто здесь спит, ест и пьет, а еще и работает: в соседней комнате — руками, в этой — головой.
Дальняя стена комнаты была не сплошной — она открывала проход в маленький «аппендикс», где, по-видимому, находились кухня и все остальные, так сказать, службы. Это и подтвердил Захар, бросив гостям:
— Посидите тут, а я сейчас лапы вымою…
Сказав так, он исчез за перегородкой, и Карпов услышал шум льющейся из крана воды и громкое веселое пофыркивание Захара.
— Ну чего, Толя? — Максимов посмотрел на Карпова с усмешкой. — Как тебе мой кореш?
— Нормально, — ответил Карпов, пожав плечами. — Я еще не знаю, какие у вас дела, так что судить рано.
— Это не у меня с ним дела. Это теперь дела наши общие, — как-то таинственно ответил Максимов.
Но тут в комнату вернулся хозяин — посвежевший, с капельками воды на лысине, облаченный теперь в толстый пушистый свитер и джинсы. В руках Захар держал литровую бутылку водки и три стакана.
— Слышь, дружище, — бросил он Карпову. — Будь человеком, помоги, а? На кухню зайди — там закуска на столе какая-никакая… Притарань?
Карпов кивнул и отправился за перегородку, где действительно обнаружил крохотный закуток, отведенный Захаром под кухню. Здесь стоял высокий, в рост человека, холодильник и помещались еще газовая плита, малюсенький, на одного, столик и крохотный табурет. На стене висела полочка с тарелками, стаканами и ложками-вилками.
Карпов взял со стола большое блюдо, наполненное магазинной «нарезкой» — ломтиками ветчины, колбасы, буженины и просто копченого мяса.
— Хлеб есть? — крикнул он за перегородку.
— В холодильнике, — ответил Захар. — Возьми там еще водички какой-нибудь…
Когда Карпов притащил в комнату закуску, бутылку боржоми, найденную в холодильнике и, на свой страх и риск, пепельницу, сделанную из снарядной гильзы, Максимов и Захар уже о чем-то тихо беседовали.
— Во! — воскликнул Захар, увидев Анатолия с полными руками снеди. — Молодец! Соображаешь!
