Его глаза удивленно расширились, а потом он расхохотался и склонился к ней.

«Наконец-то!» — подумала она, когда тяжелое тело прижалось к ней.

— Ты соображаешь, что делаешь, провоцируя меня? Я вдвое больше тебя, девушка, — прошептал горец ей в ухо.

— Это очевидно, так что удивить меня не удастся. — Гвен вскрикнула, когда он прикусил ее ухо.

— А так? — Друстан вклинился между ее бедрами. — А так? — Он потерся возбужденным членом, не входя, а только дразня ее.

И хрипло зашептал что-то на неизвестном ей языке. Гвен растаяла. Наверное, это было какое-то заклинание, потому что с каждым словом, с каждым выдохом она возбуждалась все больше и больше. Девушка не понимала ни слова, но возбуждение и жажда в хриплом голосе сводили с ума, пока сухие губы Друстана обдавали дыханием ее разгоряченную кожу. Его руки и губы, шепчущие странные слова с незнакомым акцентом, скользили по телу Гвен, словно изучая и запоминая ее. Особое внимание он уделил грудям: сжимал их, целовал, посасывал, проводил языком по ложбинке между ними и снова сосал и покусывал соски. Гвен почти кричала: она раньше не думала, что ощущения могут оказаться такими сильными и яркими.

Друстан опустился ниже, покрывая поцелуями ее бедра и живот, поиграл с пупком, а потом его язык внезапно оказался между ее бедрами, и Гвен закричала.

— Да, моя милая, — проговорил он, продолжая сладкую пытку.

«У него просто волшебный язык», — подумала Гвен, извиваясь в его руках. Друстан подхватил ее под ягодицы, приподнимая и открывая, и Гвен застонала, ощущая лишь горячий язык, лижущий и поглаживающий ее. Когда этот язык добрался до мест, которых раньше не касался никто и ничто, ее тело отозвалось сладкой судорогой. Друстан держал Гвен, пока все не закончилось, а потом, хотя девушка была уверена, что это невозможно, несколькими движениями снова довел ее до оргазма.

«Резонанс… Я кристалл и разлетаюсь на осколки», — мелькнуло на границе ее сознания.

Гвен закричала и приподняла бедра, Друстан ответил низким рычанием и заставил себя лежать смирно. Он хотел продлить ее удовольствие настолько, насколько это вообще возможно. Хотел показать ей, что с ним не сравнится никто другой. Прижав бедра к пледу, он замер, пытаясь уговорить себя еще немного подождать. Его девушка заслуживала полноты ощущений.

Полноты ощущений. Не только секса, но и вот таких моментов. Гвен всхлипнула, приходя в себя, и он снова погладил ее, намекая на то, что сегодня ее ждет еще не один оргазм.

Эта девушка так красива и так открыта ему. Он никогда прежде не встречал столь чувственных женщин. Каждый дюйм ее тела с готовностью отзывался на его ласки, и хотя у горца было множество любовниц, ни одна из них не вызывала в нем такого бешеного желания. У Друстана свело живот, возбуждение стало почти болезненным. Хриплое дыхание обжигало горло, сердце грохотало в ушах, а реальность сжалась в одну точку, в одно желание — обладать ею. Прямо сейчас.

Прямо сейчас.

Он не мог больше ждать.

Друстан осыпал поцелуями живот Гвен, целовал груди, слегка покусывая соски. Он старался не торопиться, хотя желание овладеть этой женщиной сводило его с ума. Всю свою страсть, все вожделение он вложил в долгий страстный поцелуй.

— Чего ты хочешь? — спросил горец.

Эта девушка не ведала, что такое смущение или жеманная скромность, и ему это нравилось. На ее лице читался голод, в штормовых глазах не было ни капли неискренности. Но сможет ли она озвучить свое желание? Сможет ли прошептать ему нужные слова, выразить все, чего она ждет от этой ночи, рассказать о своих потаенных желаниях?

— Скажи мне, — требовательно повторил Друстан.

И его маленькая Гвендолин сказала ему слова, которых он раньше не слышал ни от одной женщины, ни от высокородной дамы, ни от шлюхи, и ее искренность подействовала на него, как двойная доза цыганского любовного напитка.

Никогда еще женщина не говорила ему это. Обычно они использовали более мягкие выражения, но Гвен попросила именно того и именно так, как он этого хотел. Их страсть была первобытной и не знала никаких ограничений.

Если Гвен может делать такие смелые заявления, то хватит ли ей храбрости принять его таким, какой он есть? Принять и не испугаться? Хватит ли ее на это?

Она лежала под ним и дрожала от желания. Влажные от поцелуев губы блестели при свете луны, и Друстан понял, что любовь к ней ударила в него, словно молния, раскалывающая надвое древние дубы.

Он подался вперед, вошел в нее…

И остановился.

Не по своей воле — нэй, точно не по своей воле, — а потому, что наткнулся на внезапную преграду.

— Ох, ну давай же! — чуть не заплакала Гвен. — Я знаю, что сначала может быть больно. Просто сделай это! Не останавливайся.

Он был потрясен. В голове роились обрывки мыслей. «Ее еще не коснулся ни один мужчина; как такая женщина смогла так долго оставаться девственницей? Или в ее времени все мужчины — полные ослы?» А потом: «Но она не выбрала кого-то из них, она выбрала меня!»

Что за подарок судьбы!

Благородный муж должен был отступиться от нее, благородный муж, знающий, что есть вероятность навсегда исчезнуть из мира в эту ночь, наверняка отказался бы от нее, но было что-то в Гвен Кэссиди, что перечеркивало все его благородство. Друстан хотел ее. Если сегодня случится самое худшее, ночь любви поможет Гвен справиться с бедой. Возможно, это поможет ей справиться с тем, чего он ждет от нее, и, возможно, — горец не мог не думать об этом, — возможно, он убедит ее остаться с ним и построить счастливое будущее в его прошлом. Так или иначе, но единственное будущее, которое ее ждет, находится в его прошлом.

«Я все для нее сделаю, — поклялся про себя Друстан. — Ее счастье станет для меня главным в мире. Я дам ей все, чего она пожелает, осыплю горой подарков, окружу вниманием, заботой, любовью, буду обращаться с ней, как с королевой. И буду служить ей не за страх, а за совесть и ждать ее решения». Ведь есть надежда на то, что любовь справится с недостатками его плана и сможет сделать больше, чем все осторожные приготовления и расчеты.

— Ну и пусть я маленькая, — хрипло сказала Гвен ему в плечо. — Но я сильнее, чем ты думаешь.

И она повторила свое требование, те самые слова, от которых кровь отхлынула от его мозга и устремилась к иной части тела. Друстан вошел в Гвен, присвоил ее, и она закричала.

А он сцеловывал ее крики, не прекращая глубоких толчков. Гвен приноровилась к его ритму, и, хотя поначалу его движения причиняли боль, неприятные ощущения скоро смыло волной желания.

Горец двигался быстро и резко, как никогда раньше не позволял себе, входил почти до упора и медленно подавался назад лишь для того, чтобы снова войти в нее. Весь его мир, каждый вздох, каждый удар сердца сосредоточились на женщине в его объятиях.

Друстан забросил ее ноги себе на плечи, чтобы войти под другим углом. Теперь он старался двигаться медленнее, напоминая себе, насколько эта девушка миниатюрна и что в первый раз он может навредить ей, и все равно не мог остановиться, входя так глубоко, что невозможно было понять, где начинается он и заканчивается она. Он заставил себя замедлить движения, наслаждаясь каждой секундой сладкой пытки.

— Друстан! — закричала Гвен, мотая головой так, что ее светлые волосы разлетелись, образуя ореол.

С каждым новым толчком Друстан наклонялся вперед, чтобы втянуть в себя ее сосок, и, когда он почувствовал ее сокращения, он слегка прикусил и потянул сосок зубами, вонзаясь в нее так сильно, быстро и глубоко, что безумие захлестнуло их обоих.

— Ох, милая, — хрипло выдохнул он. — Я не могу больше сдерживаться.

Он подался вперед почти до боли, хриплое дыхание смешалось с ее стоном. Ритм стал единым, и они достигли пика вместе.

Друстан замурлыкал на древнем языке, который, как он знал, Гвен просто не поймет. Он говорил глупости, делал искренние признания, идущие от самого сердца, и знал, что, если бы она была способна понимать этот язык, он не решился бы откровенничать. Он называл ее своей богиней луны, восхищался ее храбростью и страстью. Просил родить ему наследников. Господи, он болтал, как идиот.