Голос помощницы от волнения срывался на хлюпанье. Она очень переживала за порученное ей дело. Боялась ударить в грязь молодым лицом. Саше сразу стало легче. В голове зашевелились застывшие мозги. «Давно пора размять», – подумала она и спокойно ответила:

– Успокойтесь, Ирина. Ничего не отменяйте. Я буду на месте. И проведу встречу как пресс-секретарь партии, если Александр Алексеевич не появится до этого времени.

– Спасибо вам огромное, Александра Анатольевна! Вы меня так выручили! – хлюпнула помощница.

– Скажите ребятам, пусть усилители лишний раз проверят, чтобы работали. Я не могу громко говорить, у меня проблемы с голосом.

– Да, да, конечно! Обязательно проверим!

Саша села на кровати и откашлялась. Ну, всё… Слава богу, день начался. От кашля саднило горло. Но она привыкла, так происходило каждое утро. Чтобы вернуть голос, необходимо было заставлять горло работать вот таким искусственным образом.

С голосом у нее действительно были проблемы. Она не могла напрягать связки, и поэтому не могла ни повысить голос, ни говорить шепотом. Шепот – такое же напряжение для связок, как крик. Врачи сказали – результат психологического потрясения в детстве. «Как правило, голос пропадает из-за пережитого стресса или сильного испуга. Происходит спазм и паралич голосовых связок. Но если вы можете смеяться, кашлять или плакать, то не все потеряно – голос может восстановиться», – объяснил доктор.

Саша даже удивилась, впервые услышав этот вердикт. О каком потрясении или пережитом стрессе идет речь? Отчим, искавший повод, чтобы придраться к ней? Мать, готовая предать ее в любой момент из-за любви к вечно нетрезвому мужу? Но так было почти каждый день на протяжении всего ее детства.

Об отце у Саши остались лишь смутные воспоминания. Она помнила, как он брал ее за руку. Его рука была огромной и очень теплой, зимой можно было не надевать варежку. И было не холодно. А пьяный отчим – разве это потрясение? Это самое обычное дело. Миф о сказочном детстве всего лишь миф. Она очень рано это поняла. И все же, Сашины связки перестали ей подчиняться после одного случая…

На четырнадцатилетие мама подарила ей часы. Очень модные тогда часы – электронные, в белом корпусе, на белом пластиковом ремешке. В классе похожие были только у Верки, потому что ее папа работал в МИДе, и у Ларисы – ее папа работал в Исполкоме. А теперь они были и у нее, у Саши! Она закатывала манжеты, чтобы их было видно, и вообще не снимала. Даже спала в часах. В тот день отчим пришел с работы и первым делом ввалился в Сашину комнату.

– Шурка, ты чего сидишь? Иди, разогрей мне супу!

– Я уроки делаю, не могу, – ответила Саша. В ней мгновенно закипела злость.

– Уроки она делает! – передразнил Толенька. – Ученица, едрён батон! Кому нужны твои уроки? Марш на кухню, я сказал! Баба в доме, называется! Мужик с работы пришел! Матери нет, так ты за нее давай! Я жрать хочу, сказал! Я что, уже пожрать не имею права в собственном доме?

Он орал все громче и громче, пьяные глаза наливались кровью. Ему нужен был повод, чтобы начать скандал. Он всегда его находил, и все происходило по одному сценарию. Саша уже привыкла и молчала.

– Ты что, оглохла что ли? Так я тебе сейчас уши прочищу!

Он шагнул к ней, покачиваясь, источая отвратительный запах перегара, и замахнулся. Она инстинктивно закрыла голову рукой, на которой были новые электронные часики.

– А это что еще такое? – схватил он ее за руку. Рука у него была холодной и цепкой, как клещи, которые достали из могилы.

– Это часы. Мама подарила. Не трогай!

– Ну-ка иди сюда! – Он с силой потащил ее на кухню. – Смотри, что я сейчас сделаю!

Не отпуская Сашиной руки, он подцепил ногой деревянную ручку, торчавшую из-под кухонного стола, и, тяжело нагнувшись, вытащил топор. Большой старый топор, которым мать изредка рубила говяжьи кости, чтобы они влезли в кастрюлю.

Саша испугалась, не зная, что ей делать. Кричать? Звать на помощь? Или лучше не мешать этому чудовищу доделать начатое? Отчим сорвал с Саши часики, чуть не вывернув руку, и, кинув их на табурет, принялся колотить по ним острием топора.

Часам хватило двух ударов, чтобы превратиться в кучку обломков из стекла и белой пластмассы. Но отчим молотил и молотил топором по одному и тому же месту. Кучка уже напоминала кашу, из деревянного табурета летели щепки, а Саша застыла в оцепенении, не в силах оторвать взгляд от происходящего…

Потом пришла с работы мать, долго ворковала с Толенькой в комнате успокаивающим голосом, затем вынесла его штаны, рубашку и носки, аккуратно закрыв за собой дверь. Чтобы не разбудить его.

– Он тебя не тронул? – только спросила она Сашу.

– Не тронул, – ответила дочь.

– Не сердись на него. Он сам будет жалеть завтра. А часы, что часы?… Купим другие…

Утром отчим спросил, кто разломал табурет и почему топор не на месте. Мать молча доглаживала его высохшую рубашку. Он обвел глазами жену и падчерицу, потер лоб и, одевшись, ушел из дома, не сказав ни слова. Саша хотела шепотом бросить ему вслед: «Идиот», – чтобы мать не слышала. И не смогла. Горло было, словно чужое, и звука не получилось.

Откашлявшись, Александра освободилась от гнетущих воспоминаний о золотом детстве и от болезненной скованности в горле. Оставалось выпить горячего кофе с молоком и приготовиться к встрече с представителями общественных организаций и СМИ…

Потолок конференц-зала «Рэдиссон Славянская» показался Саше низким и враждебным. Стройные ряды круглых плафонов маршировали прямо на нее, а она должна командовать этой армией в светящихся шлемах, или они раздавят ее.

Зал был набит до отказа. Поначалу Саша не различала лиц сидящих, лишь цвета одежды и позы: в черном – напряжение, в зеленом – ожидание, в белом – расслабленность, в сером – равнодушие, в красном – провокация. Ряды бордовых кресел сливались в огромное воспаленное нёбо широко открытой пасти. И в этой пасти все время что-то шевелилось, переходило с места на место, устраивалось поудобнее, дышало и переговаривалось…

– Здравствуйте, уважаемые коллеги, друзья, единомышленники, соратники, все, кто посчитал небезынтересным для себя присутствовать на этой встрече. Надеюсь, она вас не разочарует. Меня зовут Александра Добродел, я представляю политическую партию «Молодые патриоты России». Лидером партии является Добродел Александр Алексеевич, с его биографией вы можете ознакомиться в полученном вами при регистрации пресс-релизе. По уважительной причине Александр Алексеевич не сможет сегодня присутствовать в этом зале, поэтому я, как пресс-секретарь нашей молодой политической организации, возьму на себе эти полномочия. Сочту за честь ответить на все интересующие вас вопросы, но для начала позвольте немного рассказать о нашей партии. Она образовалась относительно недавно, – заговорила Саша в микрофон и не узнала свой голос.

Он был низким и немного хрипловатым, словно после долгой болезни. Она осторожно откашлялась, отвернувшись от микрофона, коротко рассказала о политической платформе и еще раз выразила готовность отвечать на вопросы из зала.

После обязательного вступления ее волнение немного спало. Она заметила у помощницы Ирины, сидящей в первом ряду, круги пота под мышками на слишком обтягивающей белой блузке. Волнуется… Потом разглядела в зале знакомую кудрявую голову Давида, бросавшего томные взгляды на отшлифованную блондинку в соседнем ряду. Он-то зачем здесь? Они с мужем работают вместе, он его лучший друг, молочный брат, однояйцевый духовный близнец и прочее, но к политическим амбициям Александра он всегда относился прохладно. И почему же он здесь, а Александра нет? До него так и не дозвонились. Где все-таки муж?

Разноцветные люди вырастали из воспаленного нёба, как грибы, представлялись, задавали свои вопросы. Микрофон принимался гудеть, словно доктор «ухо-горло-нос» просил больного ангиной сказать: «Аааа». Вопросы практически соответствовали списку, подготовленному Ириной. Александра просмотрела его перед мероприятием. Но некоторые выбивались из заранее оговоренного плана встречи.