ошибка. Паук бросил на штабы и места дислокации психокинетиков всех
подконтрольных людей, которые у него были, и в это же время из
канализационных люков начали выплывать крупные твари, похожие на
призрачных спрутов. Пули им были неопасны, как и большинство шадовцев, угрозу несли только огнеметы, но этих тварей было много, а наши солдаты
— отвлечены боем с солдатами Паука. Когда в лагерях начался полных хаос
и ад, выяснилось, что Паук модернизировал своих самых маленьких отродий
— они стали агрессивнее и сильнее, и могли захватывать сознание даже
бодрствующего человека, если им только удавалось заползти ему в рот или в
ухо. Мелкие твари воспользовались хаосом и захватили множество солдат; шадовцы гибли один за другим; спруты ударили в спину солдатам, оборонявшимся от атак законтроленных людей… В общем, Восточно-
Европейская Конфедерация проиграла это сражение.
Я подошел к основному лагерю, когда там шла суматошная эвакуация.
Спруты не добрались сюда только потому, что Паук остро нуждался в новом
биологическом материале, и вот они тащили ему из второстепенных, только
что разгромленных лагерей, новых пленников; но было ясно, что это лишь
затишье перед бурей. Потребовалось время, чтобы пробиться через толпу
людей и отыскать герра Рихтера. Я поймал его у вертолета. Он очень спешил, но ему пришлось обратить на меня внимание.
— Дил! — Заорал Клайв, высовываясь наружу из пассажирского отсека
вертолета и пытаясь перекричать шум разгоняющегося винта. — Давай к
нам! Тут есть место!
Я покачал головой. Позже я узнал, что спаслись из этого ада только
самые младшие шадовцы, которых Рихтер предпочел держать при себе, в
основном лагере: Клайв, Бьянка и Марта Леонардес. Ребята постарше и те, кто уже закончил школу, находились в неосновных лагерях, обеспечивая
безопасность штабов более низкого ранга — все они погибли.
— Сколько у меня времени?! — Спросил я у своего наставника.
Приходилось орать, чтобы быть услышанным.
— Какое время?! — Проорал он в ответ. — Ноль!!! Вы улетаете
сейчас!!!
Его лицо казалось маской отчаянья и боли. Тысячи погибли за
последний час и сотни продолжали умирать — но он жалел не о них, а о
дюжине потерянных учеников. Он слишком многое вложил в нас, и хотя мне
и чужда столь сильная привязанность к кому бы то ни было (за
единственным необъяснимым исключением), все же отчаянье наставника
тронуло даже меня.
— Я не полечу. Сколько у меня времени до того, как ты сбросишь
бомбу?
Он несколько секунд смотрел на меня обезумевшими глазами,
заставляя сомневаться в том, понял ли он мой вопрос.
— Четыре часа, — наконец выдавил он. Я кивнул. Этого времени
должно было хватить, чтобы завершить поиск. Рихтер переключился на
своих людей, а я двинулся к выходу из лагеря. Но прежде, чем я его успел
покинуть, спруты и один из подконтрольных Пауку отрядов добрались сюда
и начали атаку. Вспышки пламени, стрельба, взрывы, отчаянные команды и
крики ужаса, рев бронетехники и завывания воздуха, сминаемого
бесплотными телами призрачных охотников…
Я подумал, что, отправляясь в логово Паука, где таких тварей будет
еще больше, неплохо бы захватить с собой огнемет, но тащить эту дуру на
себе у меня не было ни малейшего желания. Поэтому я поискал взглядом
ближайшего огнеметчика, а найдя — полностью поработил его волю. Не
было времени объяснять ему, почему нужно слушаться моих приказов и
почему не нужно бояться смерти, следуя за мной и выполняя то, что я
говорю. Кроме того, раб, являющийся продолжением моей собственной воли, был защищен от мелких паучков, а независимый от меня человек — нет. В
общем, мне нужен был раб, и я его получил.
Встав рядом, я приказал ему выпустить струю огня. Огонь, который я
могу создать собственными силами, слаб и почти безвреден, но если рядом
со мной горит уже зажженый огонь, я могу превратить его в настоящую
бурю. Создать что-то из ничего намного сложнее, чем усилить или ослабить
то, что уже существует.
Пламя пожрало нескольких спрутов и множество тварей поменьше, создав брешь в их рядах. Я двинулся в город, а мой раб с огнеметом —
следом за мной. Там, где мы проходили, город начинал пылать, потому что
призрачные твари то и дело пытались добраться до нас, и мне приходилось
сжигать их, а огонь перекидывался на дома. Пожар полз за нами, словно
огромный рыжий зверь, в сто раз более яростный и страшный, чем все
демоны, которыми населил город Паук.
Паук облегчил мне финальную часть поисков — я просто пошел в ту
сторону, куда призрачные спруты волокли пленных, и вскоре добрался до
старой части города, где белесой паутины на домах было особенно много. В
огнемете, который тащил мой спутник, закончилось топливо, и я избавил
солдата от пут своей воли. Он по инерции сделал еще несколько шагов, после
чего остановился и стал покачиваться из стороны в сторону. Изо рта у него
при этом текла слюна, а взгляд выдавал совершеннейшего дебила. Похоже, подчиняя его, я надавил слишком сильно, и что-то непоправимо повредил в
его разуме — мысль об этом мимолетно промелькнула в моей голове, а затем
я оставил солдата за спиной и забыл о нем.
Местных жителей — тех, кто еще сохранил хоть какую-то свободу
воли — больше волновал надвигающий на них пожар, чем моя скромная
персона, а подчиненных Пауку в этом районе сейчас было мало — все свои
резервы Паук бросил в атаку, уничтожая наши опорные пункты и лагеря. В
общем, до логова я добрался почти беспрепятственно.
Это был комплекс зданий в центральной части города, большая часть
которых была превращена в фабрики по переработке человеческого
материала. Я зашел через дом, где выращивали спрутов. Перекрытия
пятиэтажного дома сломаны, все оплетено паутиной, повсюду развешаны
коконы с людьми, между которыми порхали многоногие твари с раздутыми
животами, в которых угадывались очертания яиц. По стенам, балкам и
остаткам перекрытий сновало множество термитоподобных существ — это
были рабочие, выносившие использованные тела и закреплявшие свежие для
того, чтобы матки могли легко и быстро добраться до рта пленника, вложить
в него одно из своих яиц и перейти к следующему. Спруты залетали через
дыру в крыше здания и сбрасывали рабочим пленников.
Я мог без проблем уничтожить любую тварь из тех, что видел, но их
было слишком много. Я мог бы давить их тут сутками — а они все равно бы
нарождались быстрее, чем я бы их уничтожал. Поэтому я не стал никого
трогать и вышел обратно на улицу. Беглого взгляда хватило на то, чтобы
увидеть — здесь есть то, что мне нужно. Я протянул руку к ближайшему
автомобилю, припаркованному у здания, и стал сжимать пальцы. Вскоре я
услышал скрежет, а затем — журчание бензина, льющегося из
поврежденного бензобака. Проделав ту же операцию с еще двумя машинами, я сосредоточился и вызвал над рукой язычок пламени, который бросил затем
в разлитую жидкость…
Огонь явился на зов; взревел, как злой, но верный пес; окружил меня, не вредя и взвился над улицей багряно-рыжим цветком ярости. Я опять
вошел в тот дом, но на этот раз я был не один — пламя втянулось в здание
следом за мной, нежно коснулось мой спины, обходя меня справа и слева и
растеклось по стенам, пожирая термитов, пауков, маток, спрутов и коконы
вместе с зараженными людьми. Один из коконов упал к моим ногам; человека, который находился там, не успели инфицировать — матка как раз
подбиралась к его голове, когда ее поглотило вызванное мною пламя; огонь
сжег большую часть паутины и человек сумел освободиться и упасть вниз.
Он висел не слишком высоко, и ничего всерьез не повредил. Он кое-как встал