Ведь это же просто фантастика.

— Люди отгородились от магической части мира стеной предрассудков

и «здравого смысла», — сказал я. — Но она ведь от этого никуда не исчезла.

И чувствовать ее люди не перестали, перестали только осознавать то, что

чувствуют. Научились не обращать внимания. Вряд ли твой автор был

психокинетиком. Но то, что он, как и множество других людей, с детства

загнал в подсознание, все равно пыталось найти выход. Какая-то его часть

чувствовала, как можно найти путь, но здравый смысл и культурные

установки не позволяли ему отнестись к этому «чувствованию» как к чему-то

серьезному, не позволяли даже толком осознать, что именно он ощущает. И в

результате то, что он чувствовал, вылилось в форме сказки. Наверное, когда

он писал, то чуть-чуть открывал дверь в подсознание, обычно надежно

запертую. Позволял себе хоть в какой-то мере становиться свободным от

культурных установок и предрассудков. Вот оно и просочилось наружу.

Ратислав долго молчал, а потом сказал:

— Но тогда могут быть и другие… Я имею в виду, если это

фантастика, но там рассказывается нечто настоящее, тогда могут быть и

другие такие книги, правда?

Я пожал плечами.

— Может быть. Не люблю фэнтези.

— Почему?

— Потому что пытаться найти там что-то осмысленное и полезное —

все равно что искать жемчужину в куче дерьма. Лучше я поищу жемчужины

на дне моря.

— Что ты имеешь в виду? — Заинтересованно спросил мальчик. — Что

такое это «море»?

— Ты хорошо справился с заданием, но сейчас мы слишком много

говорим. Если я отвечу тебе на этот вопрос, то окончательно все испорчу.

Попробуй найти ответ сам.

Ратислав присоединился к группке учеников, уже сдавших задание, и

их стало четверо. Бьянка повела меня в дальний конец двора, в подъезд, где

нас должен был ждать пятый ученик, Клаус Шольце. Клауса, однако, на

месте не оказалось.

— Наверное, отошел… — Извиняющимся голосом произнесла Бьянка.

— Он был готов вместе с Ратиславом… даже раньше… но Ратислав куда-то

далеко забрел и я хотела, чтобы ты посмотрел его путь в первую очередь…

— А что там с оставшимися?

— Как раз перед тем, как вы вернулись с Ратиславом, Диса

таинственным шепотом сообщила мне, что она, кажется, нашла кое-что, —

Бьянка улыбнулась. — И, пожалуйста, Дил… будь с ней помягче. Она и так

очень застенчивая. А тебя она просто боится.

— Ага, и давай теперь потакать их слабостям и страхам, — недовольно

пробурчал я. — Пусть вырастают полнейшими ничтожествами…

Бьянка закатила глаза, но ничего не сказала.

— А что там с последним? С тем безинициативным лодырем, которого

ты защищала?

— Он ничего не нашел, — Бьянка посмотрела на меня обвиняюще. —

И я думаю, что если бы ты повел себя иначе, проявил бы хоть чуточку

терпения, результат был бы другим. Я просто уверена в этом! А ты напугал

его и в итоге убил в нем веру в себя самого.

— Я убил? Нет, это ты начала с ним сюсюкаться, жалеть его. А он маг.

По крайней мере, потенциально мог бы им стать. И смерть, страх и опасность

для него куда лучшие советчики, чем лень и тепличные условия обучения.

— Знаешь, Дил, мы живем не в каком-то воображаемом мире, где все

подчиняется твоим правилам и все работает так, как ты хочешь. Реальным

детям, а не таким, какими ты их хочешь видеть, необходимы поддержка и

понимание.

— Этой поддержки и прочего сюсюканья у них и так слишком много.

Двадцать четыре часа в сутки в ШАД они получают сплошную поддержку, с

ними носятся как с писаной торбой. И кто из них вырастет в итоге? «Маги», которые не привыкли принимать самостоятельные решения? «Маги», которые не имеют ни сил, ни упорства для того, чтобы заставить мир

крутиться так, как им надо? Не бывает таких «магов». Я считаю, надо было

ввести такую систему обучения, при которой погибало бы девять из десяти

учеников. Зато единственный оставшийся чего-то бы стоил.

Бьянка насуплено посмотрела на меня. Последняя часть моего

выступления ей явно пришлась не по нутру.

— Если тебе не нравится, как учат в ШАД, можешь поспорить об этом

с директором! — Возмущенно ответила она. — Только вряд ли он тебя

послушает! Он нормальный человек и понимает, что детей-психокинетиков и

так слишком мало, чтобы разбрасываться ими просто так… Да и вообще, как

можно так цинично и прагматично относиться к чужим жизням? «Давайте

наберем десять человек, и сделаем так, чтобы девять погибли, зато

оставшийся, может быть, будет чуточку сильнее, чем он был бы в других

условиях!» Как вообще так можно рассуждать?! Тогда уж лучше никого не

набирать и не учить!

— Смерть — это часть жизни, нравится тебе это или нет. — И, чтобы

позлить ее еще чуточку, пренебрежительно добавил: — Добро пожаловать в

реальный мир, детка.

— Сам ты «детка»! — Обиженно огрызнулась Бьянка. — Да, смерть

существует. Но это не значит, что ее надо еще и дополнительно умножать!

— Бессмысленный спор, — я отмахнулся от ее слов. — Пойдем лучше, посмотрим, что там нашла эта девочка.

Бьянка перевела дух и кивнула.

— Я спрошу у ребят, не видел ли кто-нибудь из них, куда ушел Клаус.

Мы повернули обратно. Бьянка показала мне, в каком направлении

находится место, где меня дожидалась Диса Асгердссон, а сама

обеспокоенно двинулась к группке ребят, нашедших посреди заваленного

строительным мусором двора относительно чистый и неповрежденный

кусочек асфальта, и увлеченно игравших там в крестики-нолики. Рядом с

ними, пытаясь выглядеть независимо, но не умея скрыть глодавшей его

обиды, переминался с ноги на ногу тот мальчик, которому так и не удалось

найти проход. Будь моя воля, я бы его тут и оставил, но Бьянка была права: программу обучения определял не я и у меня не было ни малейшего желания

доказывать герру Рихтеру Эзенхофу, что я лучше знаю, как строить

воспитательный процесс в школе для психокинетиков. Я точно не был

лучшим, чем он, учителем хотя бы уж потому, что никогда не имел ни

малейшего желания делиться с кем-либо силой и знаниями. Я не смог бы

создать лучшей школы потому, что даже не стал бы и пытаться кого-либо

учить. И слишком увлекаться критикой существующего положения вещей не

стоило, потому что какой бы ни была ШАД, в ней нашлось место даже для

меня и за прошедшие годы я подчерпнул в школе немало полезного.

Диса, худая и некрасивая девочка двенадцати лет, бродила,

погруженная в собственные мысли, по запутанному маршруту на пятачке три

на три метра. Она делала маленькие шажки, ставя пятку одной ноги почти в

упор к носку другой, и постоянно поворачивала то направо, то налево.

Видимо, хотела развеять скуку, и так увлеклась своим воображаемым

лабиринтом, что заметила меня только когда я подошел к ней практически

вплотную. Диса ойкнула и сбилась с шага. Я молчал, поскольку Бьянка

просила не пугать девочку, но мое молчание, видимо, показалось Дисе

угрожающим, потому что она как-то вся поникла и сжалась. Мне захотелось

сказать: «Если ты не перестанешь бояться, я тебя убью», но была

вероятность, что эта фраза не заставит ее осознать свой страх и что-то

сделать с ним, а, напротив, еще больше усилит его, и тогда мне, дабы не

нарушать свое обещание, действительно придется ее убить, а это было бы не

очень хорошо, потому что смерти этой бесполезной соплячки Бьянка бы мне

точно не простила. Поэтому я просто вздохнул и промолчал. Девочка

сжалась еще больше. Даже обычный человек, ослепший и отупленый

цивилизацией потребления, ощутил бы мое недовольство, а она, все-таки, была эмпатом.

— Мне кажется… я думаю… по-моему… тут что-то есть! — Пискнула