- Не стоит извинений. Видимо, всё очень серьёзно?

- Всё сложно. Папочка, как настоящий ханжа, время от времени вспоминает, что театр – неправильное место работы для его сына, хотя сам посещать спектакли не гнушается. По мере сил я борюсь с ним, но то ли силы пока не те, то ли нужный момент не наступил… Впрочем, для семи утра не лучшая тема.

Кивнув, Эрика подтянула одеяло на плечи. Она уже была согласна с неудачностью выбора.

- Мне вот жаль, что твоя мама на все выходные уехала, - молодой человек вернулся к началу беседы, - познакомились бы… А так у меня поезд ночной, а утром – снова репетиция.

- Ты же не выспишься…

- Не беда, есть хорошее средство. Знаешь, куда бегут актёры, чтобы в ранний час из чудовищ сделаться нормальными людьми? В буфет, за льдом!

- Для умывания?

- Ага, - ухмыльнулся Дэн, - по статистике половина кубиков так и не попадает в спиртное, потому что тратится на красоту. У нас повара давно завели отдельную большую форму, ибо все мы люди. А я научился этому способу после пары зависаний в ночном клубе, когда на следующий день был как стоптанные конверсы.

Эрика, смеясь, сползла под одеяло ещё ниже.

- Забавно, в «Лэдис Тайм» писали про лёд, но я сама никогда не пробовала…

- И не нужно, - тут же встрял парень, - ты по утрам похожа не на кеды, а на летний цветочек.

- Подлизываешься, мистер Спаркс?

- Бессовестно напрашиваюсь на чтение новой пьесы, мисс Рубинштейн! – перекатившись, он оказался сверху и навесил одеяло шалашиком над головой. - И на новые «эвфемизмы»… Только, ради бога, не щекочи меня больше!

* * *

Совещания, техническая документация, просмотры репетиций и руководство свежайшими постановками… Пошив костюмов к «Леди Батлер» и чёртовы лестницы для «Носорога», которые завод предоставил, неправильно изготовив, принял назад и через неделю предоставил повторно… Голова была забита нормальными рабочими вопросами, и Александр, чей мотоцикл уже въезжал в Стрейт рут, ощущал себя как и всегда после целого дня в театре – усталым, но довольным. Дэн, получив выходной, отбыл в Нью-Йорк – строить личную жизнь и прятаться от мороза. Забавно в нынешнем году распорядилась погода – там зима никак не хочет отпускать город, а здесь её практически не было. Даже сегодня шёл тёплый дождь…Притормаживая возле подъездного пути, где после осадков вода неизменно скапливалась в лужу или две, режиссёр от профессиональных мыслей перешёл к домашне-лирическим: вспомнил о соскучившейся Октаве, о том, что домработница сегодня не явится, а значит, второй этаж приводить в порядок самому… Где-то валялась папка со старыми нотами для пианино? Уж не под кроватью ли?

И в этот момент он увидел следы.

Земля, как и плитки вдоль забора, не успела высохнуть, и там, где в жаркое время года обычно зеленеет газон, почва оказалась развороченной и истоптанной. Именно истоптанной. Выключив мотор, Алекс поднял стекло шлема и оглядел поочерёдно подъездной путь и дорожку от забора к парадному входу. Между собой пути никак не сообщались, проложенные на хорошем расстоянии.

Лестницы и театральные шалости выпорхнули и головы. Сняв шлем, Алекс посмотрел в обе стороны, где на ещё более приличном расстоянии друг от друга из-за деревьев виднелись соседние участки. За спиной был пустырь. Впереди, за домом – высокий забор и такие же деревья… И настырная старая дева мисс Ингрэм совершенно точно не планировала сегодня убирать режиссёрские владения.

Ветер, скользнув по рюкзаку на спине, поднялся выше, к шее. Прикинув, что проблемы надо решать постепенно, мужчина всё-таки откатил Ямаху в гараж и вернулся на размякший газон. Следы, сперва плотно оставленные на одном месте, далее вели к дорожке через равные большие промежутки, будто кто-то стремился преодолеть влажную почву в несколько прыжков и снова оказаться на плитках. Это не были следы животного. И, детям они также не могли принадлежать. Чувствуя в душе однозначное отступление лирики перед лёгким дискомфортом, Алекс по тротуару повторил маршрут и, достигнув калитки, вновь ступил на свою территорию. Ему не нравилось увиденное. Ему не нравилось то, что приходило на ум от увиденного. Но ещё больше ему не понравился громкий лай Октавы, раздавшийся при приближении к дому – доберман, чувствуя хозяина, моментально завозился за дверью и, едва последняя открылась, вылетел наружу.

- Что с тобой, девочка? Что случилось?

Алекс погладил собаку, но Октава, не унимаясь, продолжала лаять: сбежав по ступенькам и то и дело оглядываясь, она последовала вперёд. Затем принюхалась, дойдя до оставленных на газоне следов, снова дёрнула носом и подала голос. Мужчина без слов разобрал то, что животное пыталось сказать, и от этого понимания дискомфорт усилился.

- Здесь был чужой…

За спиной сиротливо скрипнула открытая в холл дверь. Октава, гавкнув последний раз, села на землю, глядя встревожено и преданно. Пятнадцать минут спустя возле дома уже сияла огнями полицейская машина. Два сонных офицера, чей общий возраст едва ли перевалил за шестьдесят, лениво представились, уточнили детали и, разделившись, задумались. Один принялся топтаться по газону, сразу извозился в грязи и начал ворчать. Александр, возле ног которого крутилась Октава, докуривал уже вторую сигарету и терпеливо ждал.

- Я осмотрел дом, - позади, выходя на крыльцо, объявился второй полицейский, - никаких следов взлома, ограбления, проникновения и даже испорченного имущества.

- Вот и оставь ты свой осмотр! – крикнул ему первый, тщетно пытаясь определить, насколько пострадали от слякоти ботинки. - Мистер Гаррет, а вы уверены, что не сами тут бродили?

Александр, чьё курение было отчасти вызвано странностями патруля, фыркнул.

- Офицер, я похож на ненормального? Мне нет нужды скакать слоником по участку; тем более, я только недавно приехал с работы.

- Ну ладно-ладно, - вышедший из дома страж правопорядка, более миролюбивый, почесал подбородок, - а вы не считаете, что кто-то баловался? Элементарно: район, конечно, элитный, но и здесь могут свои придурки водиться…

- В данную минуту придурки – это мы, Пол, - сказал первый полицейский, - земля размокла, ни чужих, не своих следов уже не отличишь.

Оба синхронно повернулись к режиссёру: один – с сочувствием, второй – с раздражением. Алекс, потрескивая стойкой выдержкой, жалел, что вообще схватился за телефон. Двух сигарет показалось недостаточно.