Отметим, что в рассматриваемое время несколько китайских посольств посетило Россию (в 1713. 1731, 1732 гг.).
В 1711 г. было получено разрешение на приезд в Китай священников, и в 1715 г. первая их группа отправилась в Пекин, где была принята очень хорошо и зачислена на службу цинского двора (вплоть до подписания Тяньцзиньского трактата 1858 г. члены миссии жили за счет жалованья, получаемого от китайских властей, а затем содержались российским правительством). И тогда, и позже (до 1860 г.) им было запрещено Петербургом вести религиозную пропаганду среди местного населения, и они обслужили только немногочисленных албазинцев.
Договоры 1727 (Буринский) и 1728 гг. (Кяхтинский) среди прочего оформили статус Российской духовной миссии. В частности, в ее составе могли находиться три священника (вместо прежнего одного) и шесть студентов, которым разрешалось изучать языки Китая. Уже в 1734-1735 гг. Миссией была проделана определенная работа по составлению китайско-маньчжуро-русского словаря, по которому священники учили оба языка. Словарь, вероятно, дорабатывался в Пекине, когда четвертую миссию (1744-1755) возглавил Г. Ленцовский (умер в 1769), но, будучи привезенным в Москву, он пропал, поэтому ничего конкретного о нем неизвестно.
Из 9 человек в трех группах, приехавших в 1727-1732 гг. в Пекин учиться, упоминания заслуживает И. К. Россохин (1717-1761). Пробыв в Китае с 1729 по 1741 г., он овладел китайским и маньчжурским языками, что позволило ему, с одной стороны, перевести на маньчжурский часть «Грамматики русского языка» М. Г. Смотрицкого (1578-1633), а с другой — преподавать в России китайский и маньчжурский («школа Россо-хина»: 1741-1751 гг.), пользуясь китайскими методами, программой и пособиями: «Цянь-цзы вэнь» («Текст из тысячи знаков» Чжоу Син-сы, умер в 520 г.), «Сань-цзы цзин» («Книга из трехзнаковых фраз» Ван Ин-линя, 1223-1296; обе они являлись учебниками для начального обучения) и «Сы шу» («Четверокнижие»: «Лунь-юй», «Да сюэ», «Чжун юн» и «Мэн-цзы»; см. выше «Китайские истоки»), причем два первых он перевел на русский. Переводы были главной частью научного творчества Россохина (ими же занимались и его ученики, например Я. Волков). К сожалению, из-за недоброжелательного отношения к нему со стороны немцев — членов основанной в 1725 г. Академии наук, охотно, впрочем, пользовавшихся его работами в своих публикациях, труды Россохина так и остались лежать неизученными в архивах, чем был нанесен огромный урон российскому китаеведению. Россохину принадлежит также первая русская транскрипция китайского и маньчжурского языков.
Особенности политики Петра I привели к тому, что первым российским академиком-китаистом стал немецТ. 3. Байер (Teofil Siegfried Bayer, 1694-1738), приглашенный в Петербург в 1725 г., не знавший и не желавший знать русского языка и не оставивший сколь-нибудь заметного следа в российской науке: «Museum sinicum in quo sinicae linguae et litte-raturae ratio explicatur» (1730).
Первым учебным заведением, готовившим переводчиков с маньчжурского и китайского, еще до Россохина, была школа Чжоу Гэ (ум. в 1751), вероятно, маньчжура, не очень образованного, в прошлом цинского военного. Она просуществовала недолго (1739-1743 гг.) и имела всего двух учеников, но одним из них был А. Леонтьев (1716-1786), крупнейший русский китаист XVIII в., вместе с И. К. Россохиным заложивший основы китаеведения в России. Добившись хороших результатов в учебе у Чжоу Гэ, Леонтьев был послан в Пекин, где пробыл с октября 1743 по июнь 1755 гг. Уже там он проявил исключительное трудолюбие: составил русско-маньчжуро-китайский разговорник, хронологическую таблицу Китая по династиям и перевел «Журнал... осады Албазина и переговоров с Ф. Головиным в Нерчинске». По возвращении на родину он начал совместно с Россохиным, а после смерти того в 1761 г. — единолично продолжил работу над переводом 16-томного «Обстоятельного описания происхождения и состояния манджурского народа и войска, в осми знаменах состоящего». Она была закончена в 1762 г., но из-за козней немецких ученых в АН книга увидела свет лишь в 1784 г. Расцвет его научного творчества пришелся на период после 1769 г. Сотрудничая с сатирическими журналами известного просветителя и общественного деятеля Н. И. Новикова (1744-1818), Леонтьев опубликовал ряд переводов исторических, географических, философских и других трактатов, в частности: «Сы-шу геы, то есть четыре книги с толкованиями. Книга первая филозофа Конфуция» («Да сюэ», 1780), «Джун-юн, то есть закон непреложный» (1784), часть «И цзина» — «О двойственных действиях духа Инь Ян из китайской книги, И Гин называемой» (1782), «Уведомление о чае и шелке» (1775), «Описание китайской шахматной игры» (1775), а также, по специальному приказу Екатерины И, цинский кодекс «Тайцин Гурунь и Ухе-ри Коли» (1782 г.). В этом заказе императрицы имелась политическая подоплека: Екатерина искала в истории, философии и законах Китая обоснование собственной деспотической власти.
Помимо научных занятий, Леонтьев организовал школу переводчиков (1763 г.), но никаких материалов о ней не сохранилось.
Россия XVIII века, занятая европейскими делами, еще не была готова к надлежащему восприятию Срединной империи и научному ее изучению. Этим и объясняются трудности, с какими сталкивались первые российские синологи: руководство и большинство членов Миссии не интересовались ни Китаем, ни его языками, поэтому, в отличие от положения, существовавшего в католических и протестантских миссиях, в ней не было интеллектуальной атмосферы, которая благоприятствовала бы изучению Китая, отсутствовала даже библиотека, и уж, конечно, никого не волновало, что официальные учителя приходили на занятия к ученикам крайне редко. Только при С. Грибовском (умер в 1814 г.), начальнике 8-й миссии (1794-1807), который сам увлекался Китаем и даже напечатал три статьи о нем, ситуация несколько улучшилась — на деньги Миссии был нанят частный учитель, а в 1795 г. началось формирование библиотеки, причем первые книги подарил ей сам Грибовский.
Неблагоприятная обстановка и в Пекине, и в Петербурге приводила к тому, что очередные исследователи повторяли работу своих предшественников, поскольку труды тех не публиковались, например, большой маньчжуро-русский словарь (составленный в 1776 г.) Ф. Бакшеева (умер в 1787 г.) или переводы с маньчжурского («Краткое хронологическое расписание китайских ханов... от начала Китайской империи по 1786», «Джун-гин, или Книга о верности», 1788 г. и др.) А. Агафонова (умер в 1794); подготовленный же А. Г. Владыкиным (1761-1811) «Краткий летописец китайских царей» (1808) Коллегия иностранных дел (КИД) не согласилась напечатать за казенный счет и предложила ему самому оплатить его издание. И последний штрих: в 1798 г. при КИД была наконец официально учреждена школа переводчиков с восточных языков: китайского, маньчжурского, персидского и других, куда впервые учеников набирали не из духовных семинарий. Несмотря на очевидную потребность в таком заведении, занятия, по крайней мере по первым двум языкам, прекратились уже в 1801 г., хотя вел их хороший специалист А. Г. Владыкин, переводчик КИД, проживший в Китае четырнадцать лет (1780-1794). Очевидно, что российское китаеведение складывалось в совершенно иных условиях, чем европейское.
Начало XIX в. отмечено двумя событиями, имеющими научное значение: участие Ю. Клапрота (см. «Германия») в неудачном посольстве Ю. А. Головина (1805 г.), содействовавшее развитию немецкой китаистики, и отправка 9-й миссии (1807-1821) во главе с Н. Я. Бичуриным (Иа-кинфом, 1777-1853), крупнейшим русским китаеведом своего времени.
Отец Иакинф, окончивший в 1799 г. Казанскую духовную академию и пробывший затем 14 лет (1808-1821) в Китае, являлся широкообразованным человеком. Он владел латинским, греческим, французским, китайским, монгольским и маньчжурским языками. Пребывание в Китае было использовано им для тщательного изучения Пекина и его окрестностей, жизни его жителей, истории и культуры страны, овладения ее языками и установления знакомства с католическими миссионерами А. Се-медо (см. «Германия»), Ж.-Б. Грозье, Ж. Б. Дюгальдом, Ж. де Майя (см. «Франция») и их трудами. Благодаря такому багажу Бичурин оказался хорошо подготовленным к роли, отведенной ему судьбой: весьма плодовитого переводчика и исследователя и талантливого педагога. Диапазон его интересов очень широк, а количество написанных, частью неопубликованных, работ очень велико. Отметим, что Бичурин первым осознал необходимость изучения Тибета, Туркестана и Монголии, через которые вели пути, связывавшие Китай с Россией, Средней и Западной Азией и Индией, и посвятил этим занятиям многие годы, прежде чем приступить к исследованию собственно Китая. Уделяя большое внимание современности и международным связям цинской империи, а также таким специальным темам, как, например, китайская медицина, Бичурин все же прежде всего был историком, и значительная часть его трудов посвящена китайской древности. Упомянем лишь некоторые из его работ: «Описание Тибета...» (1828, французские переводы в 1829 и 1831 гг.), «Описание Пекина. С приложением плана сей столицы, снятого в 1817 г.» (1829, французский перевод тогда же), «Записки о Монголии...» (1829), «Описание Чжунгарии и Восточного Туркестана в древнем и нынешнем состоянии» (1829), «История первых четырех ханов из дома Чингисова» (1829), «Сань-цзы цзин» (1829), «История Тибета и Хухунора с 2282 г. до Р. X. до 1227 г. по Р. X.» (1833), «Историческое обозрение ойратов, или калмыков, с XV столетия до настоящего времени» (1834), «Китайская грамматика» (1835, дополненный вариант — 1838, переиздана Пекинской духовной миссией в 1908 г.), «Статистическое описание Китайский империи» (1842), «Китай в гражданском и нравственном состоянии» (1848) — за последние четыре произведения Иакинф четырежды награждался Демидовской премией. Ее же он получил за свой последний труд «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (1851, переиздан в трех томах в 1950-1953 гг.). Бичурину принадлежит также первая в России нумизматическая работа. С его именем связана и деятельность Кяхтинской школы китайского языка (формально: 1835-1862/1867, фактически: 1830-1861), открытой по его инициативе. Он являлся ее первым и лучшим преподавателем, создал программу (впервые в России, ибо школы Чжу Гэ, Россохина и др. работали без программ) и обеспечил ее пособиями. Многогранная и очень успешная деятельность Н. Я. Бичурина оставила глубокий след в истории российского китаеведения, она заметно повлияла на умонастроения современников и их научный кругозор, ознакомила их с доселе совершенно неизвестными им событиями и фактами, внесла коррективы в их взгляды на Китай, его историю и культуру. Многие его труды остаются в научном обороте и сегодня.