— Садись кушать, Елена. Она молчала.
— Ты будешь есть или нет?
— Нет.
Сергей наполнил свою тарелку макаронами, из сковороды набросал с десятой кусочков свинины, с салом и корочкой, кое-где даже попадалась щетина. Лучшие, чистые ломтики мяса остались Елене — она все равно поест, когда он уйдет, — весь день сидит голодная.
— Ты ехать не собираешься?.. — она опустила книгу.
— Успею, еще больше часа.
Сергей доел и пошел варить кофе. Сделал, как обычно, крепкий и сладкий. Поставил чашку на стол и не спеша отхлебывал из нее, пока собирался. Елена так и не вставала с кровати, она больше не сказала ни слова.
Перед уходом он вытащил из кошелька три десятки, положил на полку, под Еленин маникюрный набор с косметичкой, оставив себе пятерку и трехрублевку.
— Я вернусь ровно в десять, пока!
2
Троллейбуса, как назло, долго не было. Теперь Сергей уже явно опаздывал, он отбросил сигарету и начал ловить такси. Перед ним голосовала женщина с девочкой, одетой в коротенькую кроличью шубку. Тоже наверняка до метро, подумал Сергей, так что выйдет не больше трешки, только бы тормознул хоть один гад...
От мигающего потока все же отделился мотор с зеленым огоньком, Сергей подбежал и дернул за дверцу: «До метро!..» Водитель кивнул, рядом с ним уже кто-то сидел. Подоспела и женщина с девочкой: «Метро?..» Сергей кивнул и распахнул для нее заднюю дверцу, но женщина замешкалась: «Нет, садитесь сначала вы».
В машине было дымно — накурено. Старуха рядом с водителем вяло скрипела, копалась в своей сумке и нещадно дымила папиросой. Сука старая, подумал Сергей, хоть бы окно приоткрыла... Он наклонился и посмотрел на девчушку; та вдруг прижалась к матери. Черт с ними, Сергей откинулся и прикрыл глаза.
Прошло восемь лет. Сергей забыл многое. Почти все он забыл. И Тимоху ни за что бы не вспомнил, если бы не запись в блокноте: «Москва... Тимохин Андрей», телефон. Сергей волновался немного. Ведь вот человек из той жизни, и сейчас он увидит его. Волновался, потому что не верил уже, была ли она — та жизнь...
Старуха на переднем сиденье, продолжая дымить папиросой, вдруг обернулась к Сергею с вопросом.
— Что? — переспросил Сергей.
Она повторила, но он опять не уловил ее слов.
— Простите, не понял.
— Говорю, вы не слышали прогноза на завтра?
— Нет, я не знаю, — ответил Сергей. — Может быть, опять снегопад...
Такси остановилось. Сергей сунул водителю трешку и выбрался из машины. Торопливо зашагал по встоптанной дорожной каше — а под ней лед, — свернул в переход: ступеньки, решетки, — влился в поток. Итак, четыре остановки, переход и еще одна.
Сергей вошел в вагон, но перед тем посмотрел на табло. Без пяти. Тимоха уж точно пришел, уже наверняка ждет.
«Автозаводская», «Автозаводская"... Сергей пытался припомнить все, что он знает про этого парня, своего тезку, товарища. Там он служил водителем: его «зилок» отстал от колонны, ночь, мина — в нижней части голени сильный ожог, контузия. Это он рассказывал сам, обычное дело. Еще говорил, что на гражданке работал таксистом. Тут он, скорее, приврал, после школы сразу таксистом... Может, хотел им работать, это точнее.
Вчера он ответил по телефону: «В Министерстве обороны...» Чувствовалась улыбка на другом конце провода. Шутил?.. Да, скорее всего!.. «Автозаводская"... Так что же, он сейчас работает там или живет где-то рядом? Сергей еще переспросил: почему именно «Автозаводская»?! Приедешь — увидишь. Ну ладно, увидим. Или все-таки в Министерстве обороны? Черт его знает, Москва!.. Может быть, возит полковника с черным портфелем или даже генерала; и сам в ус не дует... Вот это будет картина: подкатывает вдруг Тимоха на «черном вороне»!
Сергей сделал пересадку. Осталась одна остановка. Сейчас он узнает все. Только бы Тимоха не ушел, а дождался. Не должен уйти, не тот случай.
Двери распахнулись, Сергей вышел и осмотрелся. Товарищ должен узнать его сразу, по голубой куртке и рыжей шапке, как договаривались на всякий случай, если не узнают друг друга в лицо. Таких курток не так уж много, да и шапок тоже. С Тимохой сложнее: серое пальто, шапка черная, как говорил он, крашеный кролик. Вон — один такой, второй... Впрочем, этот уже староват. Никто не задерживается, все направляются прямо к выходу. Прежде как-то не замечал, что большинство москвичей одеваются столь однообразно и тускло. Но не все. Конечно, не все. Опять же полковники.
Отхлынул гулкий наплыв, зал почти опустел. Тимохи не было. Сергей прошел из конца в конец платформы, взглянул на табло — восемнадцать минут. Неужели ушел, не дождался? Черт его знает, москвичи — народ занятый, пунктуальный... Нет, не должен, не тот случай. Сергей медленно шел обратно, заглядывая за колонны, где виднелись края одежды.
У эскалатора один прохаживался, двое или трое просто стояли. Место встреч, подумал Сергей и решил задержаться. Тут он и увидел то, что искал: пальто, шапка, брюки... Тимоха, кажется, говорил и про брюки — тоже серые. Сергей обошел сбоку мужчину, стоявшего к нему спиной: поправился, что ли? Лицо показалось знакомым. Мужчина повернулся. Сергей подошел ближе:
— Извините, вы не меня ждете?
— Нет, — мужчина улыбнулся и направился вдоль колонн.
Перевалило уже за полчаса. Сам не зная зачем, Сергей все бродил по гулкому залу, поезда подкатывали и уносились, бродил просто так, надеясь неизвестно на что. Попадался тот самый мужчина, в пальто и шапке, как должен быть одет Тимоха; тоже кого-то ждал.
Болезнью их была надежда. Голодная, злая... Она пришла к ним вместе с желтухой и вшами, окончательно вселилась в каждого той осенью, когда до возвращения домой уже оставалось не больше двух месяцев.
Те, кто хотел продержаться, еженедельно стирались в бензине и брились наголо, не оставляя ни одной волосинки на теле. Но быстрее вернулись другие, у кого вдруг темнела моча и в глазах проступала желчь. А самые стойкие, выносливые трубили вплоть до зимы, снова и снова карабкались в горы, подставляя себя за двоих. Они оказались крайними, у них ничего не осталось, только голодная, злая надежда — вот такая болезнь. И многих все же настигли пули, осколки — они вернулись калеками, а кое-кто не вернулся вообще.
3
Новый наплыв. Люди спешили, проскальзывали мимо, иногда натыкаясь на Сергея или задевая его плечом. Он привычно перебирал их глазами: одежда и лица — тусклые, усталые, скупые... Но вот вдруг взгляд Сергея зацепился за улыбку. Она как бы именно к нему обращалась, безусловно — к нему; приближалась, растягивалась. А вместе с этою улыбкой шаг за шагом подступало и серое пальто, окантованное черным шелком, ну и шапка. Та самая шапка — крашеный кролик, она сбилась чуть набок, высвобождая густые темные волосы парня и его вытянутое лицо, до смешного нелепое: та же вот косая усмешка, крохотные глаза... Он! Точно он, вспомнил.
— Здорово! — Тимоха протянул руку, вторую приготовив — обняться.
— Привет. — Сергей замешкался, стягивая перчатку. Ухватил жесткую ладонь товарища. — Ну что же ты, дружище...
— Черт, задержался! Извини. Застряли в лесу, сегодня за елками ездил. Пока поставил машину... Слушай, у меня времени в обрез!
— У меня тоже.
— Ну что будем делать?
— Пошли, не здесь же стоять.
Они направились к выходу, шагнули на бегущую пластинчатую дорожку, Андрей оказался ниже.
— Ну что, как дела, рассказывай.
— Да никак, работаю. Сегодня вот за елками ездил.
— Работенка что надо.
— Представляешь, елочки такие... зеленые... одна к одной... Полный кузов загрузили.
— Начальству?
— Кому же еще. Завтра опять поедем.
— Да, с елками сейчас туговато.
— У-у, желающих море!
Тимоха выглядел скверно. Пальто куцевато обтягивало бока и громоздкие плечи, а лицо его укрупнилось, потемнело как будто. Весь он, словно придавленный, чуть подался вперед. Трудяга.
— Что за контора-то, я так и не понял?
— Автобаза Министерства обороны, я ж говорил. Обслуживаю... — Тимоха передвинул шапку на другой бок. — Машина новая.
