10
(2-е отд., стр. 19—20). Эта же вѣра является необходимой спутницей любви, которая лежитъ въ основавіи всей христіан-ской нравственности. Грубое тѣлесное разсужденіе служить препятствіемъ для этой любви, а вѣра позволяетъ ему презирать въ это блаженство вѣчности, какъ будто въ зрительную трубку. На помощь ей приходить также и надежда, которая удерживаетъ сердце человѣка при этой его мысли.
Спрашивается послѣ этого, можно ли Сковороду назвать раціоналистомъ pure sang?
Такова сущность умозрительной философіи и вмѣстѣ съ тѣмъ религіи Сковороды. Изъ нея логически, послѣдовательно Сковорода выводить и свою практическую философію, и свою этику—именно ученіе о счастги.
Доказавъ, что верховное начало во всемъ мірѣ или, правильнѣе, во всѣхъ мірахъ, есть Вѣчность (т. е. Богъ), Сковорода выводить отсюда, что и счастіе свое всѣ мы должны основать на этомъ началѣ, какъ на единственно прочнѳмъ, ибо все остальное, на чемъ обыкновенно стараются обосновать свое благополучіе (богатство, чины, зн атность, здоровье и т. п.), непрочное, неустойчивое и невсеобщее. Счастге нужно для всѣхъ и его не трудно достичь—вотъ формула Сковороды, въ которой онъ развиваетъ положеніе Эпикура: благодареніе блаженной натурѣ, что нужное сдѣлала не труднымъ, а трудное не нужнымъ. Эту мысль онъ доказываетъ въ нѣсколькихъ трактатахъ и даже литературныхъ произведеніяхъ. Нельзя создать счастія на тлѣнномъ, временномъ, непостоянномъ; одинъ хотѣлъ возгнѣздиться на каииталѣ и подъ старость сокрушился, другой— на плотоугодіи, третій на здоровьѣ, но и тутъ ждетъ крушеніе. „Одинъ, напримѣръ, безпокоится тѣмъ, что не въ знатномъ домѣ, не съ пригожимъ родился лицомъ и не нѣжно воспитанъ; другой тужить, что хотя идетъ пѵтемъ невивнаго житія, однакъ многіе, какъ знатные, такъ и подлые ненавидятъ его и хулятъ, называя отчаяннымъ, негоднымъ, лицемѣромъ; третій кручинится, что не получилъ званія или мѣста, которое могло бъ ему поставить столъ, изъ десятка блюдъ состоящій, а теперь только что по шести блюдъ изволить кушать; четвертый мучится, ка
10
кямъ бы образом не лишиться правда что мучительнаго, но при томъ и прибылаго званія, дабы въ праздности не умереть отъ скуки, не разсуждая, что нѣтъ полезнѣе и важнѣе, какъ богомудро управлять не внѣшнею домашнею, а внутреннею душевною экономіей, т. е. узнать себя и сдѣлать порядокъ въ сердцѣ своемъ; пятый терзается, что, чувствуя въ себѣ способность къ услугѣ обществу, не можетъ за множествомъ кандидатовъ продраться къ принятію должности, будто одни чиновные имѣютъ случай быть добродѣтельными и будто услуга разнится отъ добраго дѣла, а доброе дѣло отъ добродѣтели; шестой тревожится, что начала проявляться въ его волосахъ сѣдина, что приближается часъ отъ часу съ ужасною арміею немилосерная старость, что съ другимъ корпусомъ за нею слѣдуетъ непобѣдимая смерть, что начинает ослабѣвать все тѣло, притупляются глаза и зубы, не въ силахъ уже танцовать, не столько много и вкусно пить, ѣсть и пр. (2-е отд., стр. 106—107).
Истинное счастіе можетъ только дать мудрость въ союзѣ съ добродѣтелью: первая скажетъ, въ чемъ оно состоитъ, а вторая поможетъ человѣку достичь его. Его не слѣдуетъ искать ио сторонамъ, ибо оно внутри насъ; вникнувъ въ себя, познавъ себя, мы найдемъ въ себѣ царствіе Божіе, т. е. душевное спокойствие, сердечное веселіе. Достигать его можно только постепенно, шествуя путемъ этого душевнаго мира. А для этого нужно слить свою волю съ волей Божіей. Что тогда, спра-шиваетъ Сковорода, можетъ потревожить сердце?
Все дѣлается премудро по волѣ Божіей, но я съ нею согласенъ,—и она уже моя воля. Чѣмъ больше согласія съ Богомъ, тѣмъ больше душевнаго мира, тѣмъ больше счасгія. Отдаться въ волю Божгю значить жить по природѣ, вѣрно подмѣтить свои склонности и способности и сообразно съ этим выбрать себѣ занятіе. Въ такомъ случаѣ это занятіе будетъ плодотворно и явится источником душевнаго удовольствія, ибо всякій трудъ, исполняемый по влеченію, по склонности, пріятенъ. Природныя же склонности даетъ каждому изъ нас Богъ: царствіе Божіе внутрь насъ есть; къ этому то внутреннему голосу и нужно прислушиваться при выборѣ себѣ занятія и
11
не приниматься за такое дѣло, къ какому неспособен. Всѣ занятая и состоянія въ обществѣ хороши, если только берутся за нихъ по сродности. Богъ никого не обижаетъ и не обдѣляетъ, вливая въ каждаго его сродность—призывая одного къ одному, другаго къ другому, сотаго къ сотому звавію, и хотя бы оно было низкое, но если ему сродное, то уже и пріятное. Сковорода картинно изображает это въ слѣдующихъ словахъ: „Богъ богатому подобенъ фонтану, наполняющему различные сосуды, по ихъ вмѣстности. Надъ фонтаномъ надпись: неравное всѣмъ равенство. Льются изъ разныхъ трубокъ разные токи въ разные сосуды, вкругъ фонтана стоящіе. Меныпій сосудъ менѣе имѣетъ, но въ томъ равенъ есть большему, что равно есть полный". (2-е отд., стр. 133—134). Какое глубокое пониманіе воз-можнаго на землѣ счастія, основаннаго на внутреннемъ душевномъ равновѣсіи и разумном, правильном примѣненіи своихъ способностей, которыя никогда не могутъ быть у всѣхъ одинаковы! Таким образом, Сковорода не вооружается ни противъ какого состоянія, класса, занятія общественнаго (въ чемъ его обвиняли нѣкоторые изъ враждебно къ нему настроенныхъ современниковъ): всѣ ихъ онъ признает нужными, полезными; лишь бы только каждый выбирал себѣ должность и состояніе по призванію. Чрезвычайно картинно Сковорода изображает душевную тоску, являющуюся результатомъ недовольства избранным дѣломъ. „Если отнять отъ нея (души) сродное дѣйствіе, тогда то ей смертная мука. Грустить и мятется будто пчела, вапертая въ горницѣ, а солнечный, свѣтлѣйшій лучъ, окошка окружающій, зоветъ ее на цвѣтоносные луга. Сія мука ли-шаетъ душу здравія, разумѣй мира, отнимаетъ куражъ и приводить въ разслабленіе. Тогда она ничѣмъ недовольна. Мерзить и состояніемъ, и селеніемъ, гдѣ находится. Гнусны кажутся сосѣди, не вкусны забавы, постылые разговоры, непріятны горничныя стѣны, не милы всѣ домашніе, ночь скучна, а день досадный, лѣтомъ зиму, а зимою хвалить лѣто, нравятся про-шедшія Авраамскія вѣка или Сатурновы, хотѣлось бы возвратиться изъ старости въ младость, изъ младости въ отрочество, изъ отрочества въ мужество, хулить народъ свой и своея страны
12
обычаи, порочитъ натуру, ропщетъ на Бога и сама на себя гнѣвается; тое одно сладкое, что невозможное; вожделѣнное, что минувшее; завидное, что отдаленное; тамъ только хорошо, гдѣ ея и когда ея нѣтъ. Больному всякая пища горька, услуга противна, а постель жестка. Жить не можетъ и умереть не хочетъ. Невидѣнъ воздухъ, пѣнящій море, не видна и скука, волнующая душу; невидна—и мучитъ, мучитъ—и невидна. Она есть духъ мучительный, мысль нечистая, буря лютая. Ломаетъ все и возмущаетъ, летаетъ и садится на позлащенныхъ крышахъ, проницаетъ сквозь свѣтлые чертоги, присѣдитъ престоломъ сильныхъ, нападаетъ на воинскіе станы, достаетъ въ корабляхъ, находитъ въ Канарскихъ островахъ, внѣдряется въ глубокую пустыню, гнѣздится въ душевной точкѣ". (2-е отд. стр. 129—130).
Проповѣдуя душевное спокойствіе, Сковорода естественно вооружается противъ сильныхъ эффектовъ, которые онъ отожде-ствляетъ съ грѣхами. Въ человѣкѣ постоянно происходитъ борьба этихъ двухъ началъ—и Сковорода аллегорически изображаем ее въ своемъ произведеніи „Борьба архистратига Михаила съ сатаною"; подъ видомъ злыхъ духовъ здѣсь являются злыя, т. е. плотскія мысли въ человѣкѣ; нодъ видомъ ангеловъ— доброе сердце и мысли; когда чистое сердце одолѣваетъ злобную бездну, тогда открывается человѣку путь на гору Господню. Мы сами себѣ устраиваемъ адъ и рай: адское царство внутри насъ бываетъ тогда, когда мы не сознаемъ, какъ необходимо и нетрудно для насъ Царство Божіе; но стоитъ человѣку освободиться отъ суетныхъ заботъ, и въ его сердцѣ воцаряется рай. Путь Царствія Божія признаютъ труднымъ только нечестивые, потому что они сами несутъ на своихъ раменахъ эти трудности; они не видятъ, что онъ легокъ и подобно слѣпымѣ и хрОмымъ спотыкаются на гладкой дорогѣ. Кто же виноватъ въ этомъ? Конечно, они сами, потому что Богъ далъ человѣку свободную волю для выбора того или другого пути, но они выби-раютъ трудный мірской путь вмѣсто легкаго и нужнаго Божія. Изъ своей мысли о самопознаніи и о врожденности природныхъ способностей Сковорода выводитъ и теорію воспитангя (кото
