Я внимательно оглядела мужчину с ног до головы. Да-а, на вора в законе он явно не тянет: ни золотой цепи на шее, ни бриллиантов на пальцах, ни вставных фикс... Правда, имелась татуировка на руке и шрам над бровью... Хотя кто знает, как теперь выгладят воры в законе?

—    Вот вы где, красавицы! — обрадовался подполковник, пока Петраков гремел ключами и возился с замком. — А мы с Сашкой вас обыскались. Могли бы хоть записку оставить, что на дачу поехали.

—    А где Саша? — робко спросила я.

—    Он в машине ждет. Просто сгорает от нетерпения вас увидеть.

Это и понятно! На его месте меня тоже посетило бы подобное желание.

Петраков наконец справился с замком, и мы вдохнули долгожданный воздух свободы. Однако радость от этого события омрачалась нехорошим предчувствием от предстоящей встречи с Александром Михайловичем. Дежурный, пребывая в крайнем смущении, отдал нам рюкзак.

—    Спасибо большое. До свидания, — пролепетала я и торопливо вышла на крыльцо отделения.

Неподалеку, утробно рыча движком, стояла белая «БМВ».

—    Обалдеть можно! — восторженно прошептала Клавка, возникая рядом. Судя по безумному блеску в ее глазах, пережитый испуг уже прошел, уступив место обычной вредности. — Это чья же карета?

—    Давай, давай, двигай, — подтолкнул нас подполковник. Всю его любезность как ветром сдуло, едва он переступил гостеприимный порог милиции.

Клюквина немного потопталась на месте, а потом довольно чувствительно хлопнула меня по плечу и коротко скомандовала:

—    Топай, Афоня, навстречу своему счастью!

Я обреченно шагнула в том направлении, куда послала меня сестра. Неожиданно захотелось вернуться в «обезьянник» под надежную защиту толстого Петракова. Все ж таки в данный момент там было безопаснее. Да только вот пути назад не было.

Дверца автомобиля распахнулась при моем приближении. Заглянув в салон, я узрела Сашку и как можно беспечнее поздоровалась:

—    Привет! Как дела? Чего хмурый такой? — с этими словами я плюхнулась на переднее сиденье.

'

—    Назад, — процедил Саня сквозь зубы.

—    В каком смысле?

—    В прямом. На заднее сиденье садись. Видеть тебя не могу!

Мы с Клавкой устроились сзади и нахохлились. Подумаешь! У меня тоже не возникает желания смотреть на его недовольную физиономию. Подполковник, вызволивший нас из тюремных застенков, сел вперед и коротко скомандовал:

—    Вперед, Сашок.

Всю дорогу в салоне висела напряженная тишина. К моему удивлению, Сашка притормозил возле какого-то кирпичного коттеджа. Подполковник открыл дверцу:

—    Ну, Сашок, спасибо, что подбросил. А вы, красавицы, постарайтесь больше не попадать в лапы органов. Хотя, судя по всему, сделать это будет трудновато!

—    И тебе спасибо, Яша. Извини, что среди ночи сорвал...

Мужчины обменялись крепким рукопожатием, и Яша, так звали подполковника, направился к дому.

Несколько минут Сашка сидел, сжимая руль так, что побелели костяшки пальцев. Я затаилась, предчувствуя нехорошее.

—    Твоя тачка? — с уважением спросила Клюквина. — Класс!

—    Молча-а-ать! — заорал Сашка голосом разгневанного Зевса. Мне показалось, что стекла престижной иномарки задрожали. Я громко икнула и втянула голову в плечи. Прав был товарищ Грибоедов:  «Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь». Клавка, в отличие от меня, сохраняла потрясающее хладнокровие:

—    Ты, Александр Михайлович, угомонись, нечего тут из себя царя зверей строить. На нашу долю и так нелегкие испытания выпали. А коли нервишки шалят, так ты того, подлечись, что ли... Давай-ка, родной, отвези нас с Афанасией до дому, до хаты, а то устали мы нынче!

Выступление пестры мне понравилось, но на всякий случай я зажмурилась: вдруг Сане вздумается опять голосовыми упражнениями заняться! Страсть как не люблю, когда на меня орут. Однако ничего подобного не произошло. Сашка скрипнул зубами и надавил на газ. Я очень хорошо понимала, что это еще не конец и что дома нас ждет серьезный разбор полетов, поэтому мечтала, чтобы дорога заняла как можно больше времени. К примеру, закончился бы бензин или чего-нибудь сломалось... Пока Саня будет чинить поломку, вся его злость и улетучится. Но мечтам моим не суждено было сбыться. Немцы, как известно, народ дотошный и добросовестный и машины собирают весьма и весьма надежные. Да и Сашка, по всему видать, тачку свою обожает и ухаживает за ней, как за любимой женщиной.

Наконец мы остановились.

—    Вылезайте, — процедил Саня.

Я вышла из машины и огляделась. Мы стояли возле огромного дома, именуемого в народе «сталинским». Судя по оживленному движению машин даже в это позднее время и по шикарно офор-мленным витринам магазинов дом этот находился где-то в одном из престижных районов города.

—    Куда это ты нас привез? — подозрительно осведомилась Клюквина, нервно озираясь. — Мы никуда не пойдем, так и знай!

Вместо ответа Сашка схватил нас за руки и потащил к подъезду. «Ленинградский проспект» — заметила я табличку на углу дома. «Значит, не тюрьма, — мелькнула мысль. — Уже хорошо».

В ярко освещенном подъезде за толстым стеклом сидел консьерж, парень лет тридцати в черной униформе.

—    Витя, — обратился Сашка к охраннику. — Видишь этих двух особ?

Парень внимательно оглядел нас с ног до головы и утвердительно кивнул.

—    Так вот. Они пока у меня поживут. Просьба к тебе: не выпускай их из дома ни под каким предлогом. Девицы они шустрые, могут придумать что угодно, вплоть до внезапной остановки жизнедеятельности вследствие полной парализации умственной активности. Будь готов ко всему и не верь ни единому их слову. Если они будут особенно настаивать, можешь применить физическую силу. Понял?

—    Все понял, Александр Михайлович. Не волнуйтесь, не выпущу! — Виктор так глянул в нашу сторону, что стало ясно: этот не выпустит.

Сашка жил на третьем этаже в шикарной трехкомнатной квартире: высоченные потолки, огромный холл и кухня, по размеру больше похожая на столовую небольшого заводика. Никаким модным нынче евроремонтом здесь и не пахло, но было очень уютно, как-то по-домашнему.

—    Это нарушение прав человека! — принялась чревовещать Клавдия. — Никто не имеет права лишать нас свободы без санкции соответствующих органов. Я напишу жалобу президенту!

—    Хоть в ООН! Ты, Клавдия Сергеевна, пиши, а Афоня ошибки исправит, — хохотнул Саня и тут же снова помрачнел: — Так, быстро по комнатам! Все разговоры отложим до утра. На водные процедуры каждой из вас отводится по десять минут. Выполнять!

Я ринулась в ванную. «Господи, и угораздило же меня попросить помощи у этого придурка! — думала я, подставляя тело под прохладную водичку. — И как только Нинка терпела такого братца?! Теперь понятно, почему она так рано вышла замуж. Интересно, что там Клавдия говорила о правах человека?»

Когда я вышла из душа, Сашка молча взял меня за руку и отвел в одну из комнат. Возле огромной двуспальной кровати на высокой тумбочке стоял поднос с кое-какой едой и стаканом молока.

—    Спасибо, Саша, — смущенно прошептала я, опуская глаза. — Наверное, мы тебя стесняем...

Сашка криво ухмыльнулся, пожал плечами и вышел, заперев меня с обратной стороны на ключ. Пока я с аппетитом перекусывала, с Клюквиной, вероятно, были произведены те же действия, что и со мной. Догадалась я потому, что до меня донеслись глухие удары и звуки штурма. Это свободолюбивая Клавкина натура протестовала против несправедливости. Впрочем, Клавдия скоро затихла: подозреваю, она уснула. Я же ворочалась в кровати, одолеваемая невеселыми мыслями. Черт нас поволок на эту дачу! Ведь если рассудить здраво, для чего понадобилась карта? Как справедливо заметил Александр Михайлович, не клад же мы собрались искать. К чему привело наше самоуправство, даже вспоминать не хотелось. Единственное, что удалось выяснить, — Семен мертв. Признаюсь, у меня возникала мысль — попробовать его найти. Версия получалась очень даже ничего: Сема обиделся на Колин некрасивый поступок, нашел его и убил. Только кто убил самого Семена?