—    Клавка, — обратилась я к сестре, — послезавтра Коленьку хоронят... Может, сходим?

—    Зачем?

—    Ну-у, так... Все-таки не посторонний человек, и вообще...

Я попыталась объяснить самой себе, что подразумевается под словом «вообще». Но сколько ни напрягала мозги, ничего не получилось. Видно, права людская молва, утверждая, что человек либо спортсмен, либо умный. Стоило немного нагрузить мышцы, как сразу же отказалась функционировать голова! С досады я топнула ногой. Только вот не заметила, что стою в луже. Веселенькие брызги полетели в разные стороны.

—    Афоня, мать твою! — взвизгнула Клюквина.

Моя куртка, куртка Клавдии, сумки, джинсы — все было в мелких точечках грязи.

—    Сама стирать будешь! — предупредила Клавка.

—    Буду, — смиренно согласилась я, отряхиваясь.

Проезжавшему мимо нас водителю «девятки» показалось, видимо, что мы так развлекаемся. Он лихо промчался по огромной луже на шоссе, подняв фонтан грязи. Издевательски мигнув габаритными огнями, «девятка» скрылась, а мы остались, как говорится, обтекать.

—    Вот придурок! — Клавка в бессильной злобе потрясла кулачком. — Чтоб у тебя кардан треснул, чтоб глушитель отвалился, чтоб тормозной шланг потек!

Я изумленно слушала сестру, удивляясь ее познаниям в области технического устройства автомобиля.

—    Откуда про кардан знаешь? — спросила я Клюквину, когда она иссякла.

—    Ой, да у нас в салоне и не такого наслуша-ешься. Разве только о космических ракетах не болтают...

Мне вспомнилось, как еще во времена студенческой молодости перед госэкзаменами я таки посетила салон красоты. Чего только не довелось там услышать! У Киркорова с Пугачевой родился сын, но его усыновила Орбакайте. А отец ребенка в действительности и не Киркоров вовсе, а Боря Моисеев. Затем у мастериц салона возник спор: Алла Борисовна, оказывается, после многочисленных операций из-за почтенного возраста выносить ребенка не в состоянии. Поэтому звездной паре пришлось искать суррогатную мать. И кто бы, вы думали, ею стала? Ни за что не догадаетесь! Людмила Гурченко! Пугачевы ей столько заплатили, что той теперь до самой старости хватит. А буквально на днях патриарху эстрады, товарищу Кобзону, сделали пересадку волос с его же собственного парика... В общем, салон я покинула с головной болью и красивой стрижкой, стоившей мне, кстати говоря, двух стипендий. Но времена меняются. Теперь судачат о Путине, Певцове с Дроздовой и о преимуществах синтетических масел над полисинтетическими. И клиентки, и мастерицы легко щебечут о политике, о проблемах вулканизации и балансировки колес, а также о частной жизни российского бомонда.

Дома я первым делом бросилась к Тырочке. Черепашка лежала на дне и слабо шевелила лапками. Несчастное существо уже было настолько напугано последними событиями, что категорически отказывалось подниматься на поверхность. Я попыталась успокоить Тыру и уже совсем собралась лечь в постельку, чтобы вздремнуть пару часов, как передо мной грозной статуей Командора выросла Клавка. По суровому взгляду сестры я поняла, что совершила что-то ужасное, но что именно — вспомнить не смогла. Поэтому я опустила глаза и привычно захныкала:

—    А чего сразу я-то?! Ты только не ругайся, Клава, я больше так не буду, честное слово!

—    Не скули, — оборвала меня сестра. — Дело такое: скоро Сашка твой явится. Я пойду на обед что-нибудь соображу, а ты давай-ка наши куртки постирай. До послезавтра они должны высохнуть.

Вздохнув, я потащилась в ванную. Там я принялась очищать карманы от мусора. У Клавки в карманах обнаружилась мятая десятка, несколько монет и бумажка с адресом спортивно-оздоровительного центра. В моих же карманах царил удивительный бардак: использованные талоны для проезда в городском наземном транспорте, карточки метро, записки, отобранные у учеников, и довольно внушительная дырка. Попеняв себе за неаккуратность, я взяла куртку за полы и как следует встряхнула. Из карманов выпала кое-какая мелочь и... ключик.

—    Поздравляю тебя, Буратино! А я и забыла совсем о волшебном ключике. Интересно, какую таинственную дверцу он открывает?

С этим вопросом и с ключом в руках я предстала перед Клюквиной.

—    Что это? — спросила она, уставившись на ключ.

—    Угадай с трех раз! — съязвила я.

—    Я имею в виду, откуда?

—    Из Колиной барсетки. Смотри, на нем что-то написано...

Мы с Клавкой склонили головы и принялись разглядывать находку.

—    Цифра... То ли 43, то ли 45. И буковки, — бормотала Клавдия.

—    Буковки довольно четко видно. Дай-ка мне!

Я взяла ключ в руки и всмотрелась в его поверхность. На одной стороне от руки были нацарапаны цифры. На другой — имелся оттиск двух букв ГБ. Я сообщила об этом сестре.

—    Хм... ГБ... Что это, как ты думаешь? — спросила она. — Может, инициалы владельца? Геннадий Борисов, например... Афоня! Этот ключ принадлежит нашему тренеру!

Я уставилась на Клавку, подумала немного и покачала головой:

—    Не получается.

—    Почему? — надулась Клюквина.

—    Нашего тренера зовут Геннадий Александрович Медведев. Я думаю, что это ключ от банковской ячейки. А ГБ, наверное, название банка.

—    Возможно, ты права, Афанасия, — задумчиво протянула Клавка. — Осталось выяснить, что это за банк. Но это не проблема. Возьмем справочник, те же «Желтые страницы», к примеру, и проверим. А можно и по компьютеру. Программа «Адрес Москва» тоже, слава богу, имеется...

Я согласно кивнула и удалилась обратно в ванную, отстирывать грязь с наших курток. За этим занятием меня и застал резкий звонок в дверь.

—    Я открою! — крикнула Клавдия.

Продолжая возить куртки по ванной, я вдруг вспомнила предупреждение Александра Михайловича: «Дверь лучше никому не открывать...»

«А вдруг это они?» — обожгла мысль.

Кто такие «они», я додумывать не стала, а рванула вслед за сестрой.

К моему облегчению и немалому удивлению все пространство коридора заполнял Сашка и два огромных букета цветов.

—    Привет... — растерялась я.

—    Здорово! — весело подмигнул Александр Михайлович. — А я вот пораньше освободился и сразу сюда. Это вам, девочки...

Сашка протянул нам с сестрой по букету и по-хозяйски прошел на кухню.

—    Уважаю! Молодец, Михалыч! — похвалила Саню Клавдия. — А главное, сразу на кухню пошел. Настоящий мужик, ничего не скажешь. Цветочки подарил — и тут же почувствовал себя хозяином!

Понять, шутит она или говорит серьезно, было невозможно. А я, признаюсь, даже и не пыталась это сделать. На кухне Александр устроился на моем месте между столом и аквариумом. Он восторженно тыкал пальцем в стеклянную стенку, издавая при этом радостное поскуливание. Несчастная Тырочка, впервые увидевшая мужчину в доме, испуганно таращила на него глаза и раскрывала рот в беззвучном крике.

Я нахмурилась, но сделать замечание Сашке не решилась. Вместо этого уселась напротив и уставилась на него немигающим взглядом. Александр Михайлович еще какое-то время резвился, глядя на обезумевшую Тыру, потом, в конце концов, успокоился.

—    Ну? — не выдержала я. — Какие новости? Удалось что-нибудь узнать?

Сашка укоризненно поцокал языком:

—    Ай, Афанасия Сергеевна, какой ты меркантильный и нечуткий человек! Я, можно сказать, тружусь в поте лица, добывая сведения, все ноженьки стоптал... А ты даже не накормишь. Ведь как в сказках? Сначала накорми, напои, в баньке попарь, а уж потом и расспрашивай!

—    Ты еще и мыться пойдешь? — испугалась я. — Но... ванная занята, там куртки мокнут...

Сашка заржал:

—    Это я образно! Пошутил так! Но устал, в самом деле, как собака. Да и кушать очень хочется, — Александр Михайлович многозначительно покосился в сторону плиты, где суетилась Клюквина.

Клавка ухмыльнулась, а я разозлилась:

—    Ты прямо Иванушка-дурачок! Да и что говорить, вид у тебя загнанный, словно всю ночь уголь добывал. А скажи-ка мне, Александр Михалыч, что ж это за работа такая изматывающая? Часом, не министр внутренних дел? Я давеча видела по телевизору одного министра. Не поверишь, Сашок, лицо у него такое... очень уставшее, даже в экран целиком не помещается. Так и показывали его по частям — то шею, то щеки, то глазки свинячьи. Он так прямо и заявил: я, говорит, тружусь не покладая... Чего он там не покладает, я не поняла, камера на щеки переехала...