В центре нас встретила Светлана, профессионально радуясь нашему появлению. Девица одарила нас стандартными комплиментами, вручила пластиковые клубные карточки и пригласила на какую-то клубную вечеринку. Клавдия поблагодарила администраторшу, уверяя, что «непременно будем», «обязательно придем», «это так неожиданно, но приятно» и тому подобное. Вообще я заметила — настроение у Клюквиной было приподнятое. Интересно, что ее так взбодрило: предвкушение свидания с Геной или предстоящие занятия физкультурой?
Описывать четырехчасовую тренировку не буду. Я до сих пор вспоминаю о ней с содроганием. Скажу лишь одно — таких мучений, какие выпали на мою долю, не испытывал даже Джеймс Кук, когда его ели аборигены. Через пятнадцать минут с начала занятий у меня возникла мысль написать завещание, а еще через полчаса она окрепла настолько, что я решила сегодня же вечером проконсультироваться со знающим юристом. В том случае, разумеется, если удастся выжить в этом аду. Речи о том, чтобы побеседовать с Геной о Николае, вообще не было: мне едва-едва хватало сил дышать. Когда полномочный представитель всех чертей произнес: «Пожалуй, на сегодня хватит», — я рухнула прямо на пол, тщетно пытаясь унять дрожь в конечностях и разогнать зеленую мошкару перед глазами.
— Девочки, сейчас в душ, а потом можем по чашечке кофе в баре выпить. Если хотите... — ухмыляясь, предложил Геннадий.
— Хотим, — прохрипела я голосом умирающего бойца.
— Отлично. Тогда я вас жду в баре.
Гена удалился. И правильно, между прочим, сделал, потому что без смеха смотреть на мои попытки занять вертикальное положение было невозможно. Ориентируясь на негромкие стоны Клю-квиной, я по-пластунски подползла к ней и слабым голосом спросила:
— Клава, ты жива?
— Я еще не поняла, — простонала сестра. — Но если слышу тебя, значит, жива...
— Нас Гена ждет, — напомнила я, открывая глаза, — а нам еще в душ...
Клюквина дрыгнула ногами и предложила:
— Поползли, что ли?
Под душем мы с Клавкой более или менее пришли в себя.
«Господи, — обратилась я к высшим силам, подставляя разные части тела под прохладную водичку, — неужели я столько нагрешила? За что ты мне посылаешь подобные мучения? Как же хочется прежней спокойной жизни! Вот все говорят, что ты не даешь испытаний человеку больше, чем он может вынести. А ты уверен, что я выдержу?!»
Всевышний молчал, из чего я сделала вывод — господь занят более серьезными делами и в данный момент мною не интересуется.
— Ты готова, Афоня? — раздался относительно бодрый голос Клюквиной.
Я вышла из кабинки и, кутаясь в полотенце, вздохнула:
— Домой хочу...
— Конечно, хочешь, — хохотнула Клавдия, — скоро твой мент придет.
...В баре негромко играла музыка. За стойкой на высоком стуле сидел Геннадий и оживленно беседовал со смуглым барменом. Завидев нас с Клавдией, Гена помахал рукой, жестами приглашая присоединяться.
— Как самочувствие? — подмигнул инструктор.
— Отлично! — воскликнула Клавка. — Все просто замечательно. Нам очень нравится с вами заниматься.
— Могла бы только за себя отвечать, — под нос проворчала я.
Слышала сестра мою реплику или нет, но она оставила ее без внимания и весело защебетала с Геннадием. Я неторопливо выпила кофе, потом еще заказала стакан сока, мороженое, маленький эклерчик... По окончании трапезы жизнь уже не казалась такой мрачной, а оздоровительный центр «Импульс» — камерой пыток.
— ... Имена у вас красивые, — донесся до моего сознания голос Гены. — Редкие.
— Да уж, папенька постарался, — кивком подтвердила я. — Зато у вас работа интересная. Целый день со спортом дружите. Устаете, наверное?
— Во-первых, мы на «ты», а насчет усталости... Я привык. С детства, как ты говоришь, со спортом дружу. До мастера спорта додружился, — здесь персональный тренер произвел залп глазами.
— Надо же! — восхитилась Клавка. — А в каком виде спорта?
— Плавание.
Клюквина молча аплодировала. Гена гордо восседал на высоком стуле, напоминая мне петуха среди своего куриного гарема. Тихонько хихикнув, я решила восстановить справедливость:
— Подумаешь! Я в детстве спортивной гимнастикой занималась. Два месяца...
— А чего бросила? — Геннадий смерил меня оценивающим взглядом. — По фактуре подходишь, фигуристая...
Гена обрисовал в воздухе мою фигуру. Получилось что-то среднее между роялем и гитарой.
— Выгнали, — поморщившись, призналась я. — За нарушение спортивного режима. Я однажды принесла на тренировку жабу и выпустила ее в зал. Уверяла всех, что она с минуты на минуту превратится в Василису Прекрасную. Девчонки так верещали! Повисли кто на брусьях, кто на шведской стенке... Роман Шалвович, это наш тренер, очень долго ползал по полу, жабу все ловил. Добросовестно ловил, под каждый мат заглядывал, даже пианино отодвинул.
— И что дальше? — сквозь смех спросил Гена.
— Ничего, — пожала я плечами. — Жаба, наверное, сдохла от нервного перенапряжения, а меня выгнали.
Гена, Клавка и бармен сотрясались от приступов хохота. Я воспользовалась моментом и заказала еще парочку пирожных и сок.
— Больше попыток подружиться со спортом не было? — отсмеявшись, полюбопытствовал инструктор.
— Были, — кивнула я, запихивая эклер в рот. — Да все как-то неудачно. Видно, у спорта на меня аллергия. Ну, не вписываюсь я в стройные ряды физкультурников! Тут уж ничего не поделаешь. Богу, как говорится, богово, а кесарю...
Я безнадежно махнула рукой и доела пирожное. Геннадий снисходительно похлопал меня по плечу. Рука у него оказалась тяжелой, думаю, синяк мне обеспечен.
— Не расстраивайся, Афанасия, — произнес он. — Я тебе помогу.
— А мне? — обиделась Клавдия. — У меня тоже по физкультуре тройка была!
— Клавочка, ради тебя я готов на все! — интимно понизил голос Гена.
«Тьфу, бабник! — мысленно сплюнула я. — Уже на Клавдию глаз положил».
Сестрица, по-моему, была вовсе не против такого поворота событий. Она скромно опустила глазки и глубоко вздохнула. Гена заметил состояние Клавдии и, желая закрепить результаты, сграбастал ее ладошку и принялся усиленно теребить.
«Членовредитель!» — обозлилась я, а вслух сказала:
— Нам пора. Клава, пойдем, дорогая...
Клюквина одарила Геннадия таким пылким
многообещающим взглядом, что тот нетерпеливо заерзал на стуле.
— До свидания, Гена! — грудным голосом попрощалась Клавка. — Увидимся послезавтра.
— Ой, девочки, — воскликнул инструктор, — забыл предупредить. Послезавтра на занятия приходите часам к двум. Меня с утра не будет — на похороны утром иду.
— А кто умер? — полюбопытствовала я.
— Друг. Он, кстати, тоже здесь работал.
— Убили?! — картинно всплеснула руками Клюквина и зажала рот ладошкой. Она, как и я, догадалась, о ком идет речь.
— Почему сразу убили? Сам умер. Сердце...
Гена опечалился, а мне сразу расхотелось уходить. Ведь самое интересное только начинается!
Однако делать нечего, придется отложить разговор до послезавтра. Оно, может, и к лучшему. После похорон Гена размякнет и охотно поделится с нами информацией.
На улице Клюквина стряхнула с себя любовный дурман и с чувством выругалась в адрес возлюбленного.
— Скользкий тип, — сделала она вывод.
— Точно. А еще бабник, — поддакнула я.
— Сначала доводит до полусмерти на тренировке, а потом в баре охмуряет...
— Я ж говорю, бабник!
— Что ты все бабник да бабник! — возмутилась Клавдия.
— А ты зачем ему глазки строила и дышала взволнованно? — не осталась в долгу и я.
— Так ведь ради дела стараюсь! Прежде чем человека на разговор откровенный вызвать, его нужно что?
-Что?
— Обаять, расположить к себе... А такой типчик должен постоянно получать подтверждения своей неотразимости. Тогда его можно брать тепленьким!
У меня было иное мнение на этот счет. Геннадий, конечно, страдает нарциссизмом, но он далеко не дурак и откровенничать со своими подопечными так просто вряд ли будет. Признаюсь, я очень надеялась на похороны.