Наиболее интересной здесь является дата самого перехода, поскольку она задает как темп развития событий, так и горизонты прогноза.
По мере приближения к переходу темп событий будет ускоряться, а предсказуемость снижаться.
Это произойдет потому, что в процессе перехода начнется сложное взаимодействие разных тенденций, которые до того времени развивались независимо.
В целом такое разделение на четыре этапа свойственно и другим футурологическим моделям, но мы полагаем, что оно станет объективной реальностью в XXI веке.
Например, в классической марксистской теории будущее состоит из продолженного настоящего, периода роста классовых противоречий, революции, социализма и коммунизма. Или у предсказателей «пика нефти» будущее тоже состоит из продолженного настоящего, роста напряженности, коллапса цивилизации и жизни поcле коллапса. У христиан — из продолженного настоящего, пришествия Антихриста, конца света и Царства Небесного.
Рейтинг факторов по их способности определять будущее
Искусственный интеллект.
Глобальная катастрофа (падение астероида, пандемия), которая может уничтожить человечество полностью или почти полностью.
Мировая война — по сути своей она будет близка к глобальной катастрофе, но одновременно стимулирует исследования в военных технологиях.
Развитие новых технологий: био-, нано-, когнитивных и энергетических.
Распространение идей о пользе прогресса, трансгуманизма, продления жизни и предотвращения глобальных рисков.
Ресурсы. Ресурсы сами по себе довольно инертны и зависимы от технологий, однако некоторые полагают, что мы находимся на пике традиционных ресурсов и в ближайшие годы нас ждет спад.
Демография. Демография еще более инертна, так как ситуация в ней медленно меняется со временем, и на нее могут повлиять как новые технологии, так и новые идеи, а также катастрофы.
Нечто непредсказуемое — «черные лебеди». Поскольку это «нечто» нам пока неизвестно, мы не можем предсказать его место в рейтинге.
Предсказуемость и горизонты прогноза
Кроме выбора основных трендов, любой футуролог должен определить, какой, по его мнению, является модель мира по отношению к ее предсказуемости.
Важно подчеркнуть разницу между вариантами 2 и 3: случайные события подчиняются определенным известным распределениям, и это позволяет довольно точно предсказать вероятность того или иного исхода. В хаосе же нет и этого, то есть мир является полностью непредсказуемым, и связано это со сверхсложностью происходящих в нем процессов.
Идея о непредсказуемости мира лежит в основе апофатической футурологии (от греческого слова αποφατικος, что означало в богословии путь познания Бога через описание того, чем он не является), которая исследует не возможное будущее, а пределы наших знаний о том, что мы можем знать о будущем. Цель апофатической футурологии — не дать прогноз, а развеять заблуждения о будущем.
Одним из сторонников такого подхода был Станислав Лем, который в одной из своих притч писал о профессоре Коуске, который в 1900 году не мог предполагать никаких ключевых событий XX века: ни то, что в Германии будут топить печи людьми, ни то, что шарик белого металла сможет взорвать целый город.
Примерно таким же образом подходит к предсказаниям Нассим Талеб, автор книг «Одураченные случайностью» и «Черный лебедь». Он не пытается предсказывать тенденцию, а делает ставку (в буквальном смысле — это была его стратегия игры на бирже) на небольшую вероятность невероятных событий. Он полагает, что основные события происходят не в силу тенденций, а благодаря очень небольшому количеству малопредсказуемых обстоятельств.
Однако у невероятных событий есть определенная плотность — раз в 10–20 лет происходит нечто непредсказуемое, и в этом смысле они предсказуемы и подчиняются теории вероятности.
Нечто, непредсказуемое для одних, вполне предсказуемо для других.
Сейчас часто говорят, что экономический кризис в 2008 году был вызван «черным лебедем» — внезапным крахом банка Lehman Brothers. Но для тех, кто читал экономиста Нуриэля Рубини, это вовсе не было неожиданным событием, так как он давно предсказывал, что накопление плохих кредитов на балансе банков рано или поздно приведет к их краху.
Любая футурологическая теория становится апофатической в зависимости от выбора ею горизонта прогноза: ни одна теория не говорит ничего о том, что будет через 1000 лет (за исключением тех теорий, которые говорят о полной гибели человечества). В то же время даже самая радикальная теория непредсказуемости не отрицает того, что завтра взойдет Солнце и будет, почти наверняка, такой же день, как вчера.
В современной футурологии почти нет осмысленных предсказаний будущего после XXI века, за исключением ряда астрономических событий.
Горизонтом прогноза можно назвать ту границу, за которой наше знание сменяется незнанием, и верное определение такой границы — уже большое достижение.
Краткосрочные прогнозы касаются в первую очередь текущей политической и экономической ситуации, они являются необходимым условием деятельности любого экономического агента. Пять лет — это довольно четко выраженный срок, в пределах которого возможно видение ситуации в ее основных деталях. В пределах пятилетнего прогноза можно смело предполагать, что мир будет примерно тем же, и будут действовать определенные правила игры.
Обучение в институте продолжается 5 лет, планирование в СССР шло пятилетками, примерно по 5 лет продолжались обе мировые войны, примерно 5 лет занял период перестройки. (Конечно, многие важные уровни планирования приходятся на один год, на месяц и на один день, но они выходят за пределы футурологии как науки о будущем человечества.)
Среднесрочные прогнозы в духе «перспектив на 2025 год» являются отражением модели мира правительств и других глобальных игроков, которые их заказывают. Здесь мы сразу сталкиваемся с тем, что футурология не существует абстрактно. Ею кто-то занимается и для кого-то.
В принципе прогноз нужен лицам, принимающим решения, чтобы определить свою долгосрочную стратегию. Но на практике высшее руководство сильно обеспокоено не долгосрочными стратегиями, а ближайшими выборами, и оно использует прогнозы, чтобы противопоставить их прогнозам конкурирующих за власть групп. Кроме того, прогнозы всегда связаны с ценностями.
Например, коммунисты более заинтересованы прогнозировать «гибель капитализма» и новое торжество своих ценностей. Исламисты представляют себе торжество мирового халифата.
Прогноз зачастую превращается в программу действий.
Поскольку достаточно отдаленное будущее имеет бóльшую неопределенность, чем настоящее, подавленные социальные группы могут проецировать на него свои ожидания.
Перед человечеством в XXI веке стоят как невероятные риски, так и огромные возможности, и от наших действий зависит исход событий.
При этом важно делать различие между прогнозом и предсказанием. Точнее, это различие можно описать как различие между тем, «что» будет, и тем, «когда» это будет. В некоторых случаях хорошо известно, что будет, но неизвестно, когда.
Например, мегаземлетрясения с магнитудой более 9 баллов у побережья на западе Канады происходят каждые 300–500 лет, и последнее было в 1700 году. Нет сомнений, что там произойдет очередное землетрясение, если Земля продолжит существовать. Но оно может случиться и завтра, и в XXIII веке. И здесь самым важным является вопрос «когда».
Вопрос «когда» более актуален для краткосрочных прогнозов, а вопрос «что» — для долгосрочных.
Самый же важный вопрос — это вопрос бессмертия человечества (избежание глобальных катастроф и сохранение жизни максимально возможного числа людей на неограниченный срок).
