«У него ничего нет, он ничего не хочет, он сам ничто», – подумала Дейзи. Надо бы его пожалеть, чувствовала она, но он почему-то не будил в ней жалости – скорее легкую злобу, которая отменяла ее прочие эмоции. Наконец она встала.

– Надо посмотреть, что случилось с Луисом и Джеком.

Их они нашли в гостиной за беседой.

– Какой эвкалипт? – спросила Дейзи. – Я знаю, это один из них.

Маркиз нахмурился:

– Большой у ворот. Не все дерево. Только одна ветка, но крупная, что нависала над дорогой. Подъезд перекрыла.

– Почему они вечно умудряются падать на дорогу? – капризно спросила она.

– Не знаю, – ответил Уилкокс. – Но мне подгадило что надо. Как мне теперь отсюда выезжать?

Она весело рассмеялась.

– Вы с мистером Даером, – сказала она ясно и отчетливо, – останетесь ночевать, а утром вызовете такси. Все вот так просто.

– Не может быть и речи, – раздраженно ответил Уилкокс.

– Уверяю вас, сейчас ни одно такси не приедет, в такую-то погоду. Тут и говорить не о чем. А пешком идти – восемь километров.

На это у него ответа не нашлось.

– Как раз на такой крайний случай здесь вдоволь комнат. Ну, хватит уже волноваться, и сделайте мне виски с содовой. – Она повернулась к Даеру и широко улыбнулась.

Обслуживая ее, Уилкокс отрывисто произнес:

– А вам, Даер? Того же? – Даер быстро глянул на него, увидел, что он, похоже, недоволен.

– Пожалуйста. – Уилкокс протянул ему выпивку, не повернувшись.

«Все просто, – подумал Даер. – Он боится, что мы с нею уж очень хорошо ладим».

Поговорили о доме.

– Вам как-нибудь надо заехать днем и посмотреть розарий, – сказала Дейзи. – У нас розарий просто божественный.

– Но на самом деле нужно посмотреть ту стеклянную спальню, – произнес Уилкокс, откинувшись на спинку и зевнув в потолок. – Видели уже ее?

Маркиз стесненно хохотнул.

– Нет, не видел, – сказала Дейзи. Она встала, взялась за плечо Даера. – Пойдемте покажу. Идеальная возможность. Джек с Луисом пока обсудят банкротства этой недели.

Спальня Даеру напомнила большую круглую теплицу. Он пошаркал ногами по шкурам зебр, разбросанным по сияющему полу из черного мрамора. Кровать была очень широкой и низкой, тяжелое атласное покрывало частью стянуто, а простыни отвернуты. Все это было жестом вызова стихиям, буйствовавшим за стеклянными стенами; Даеру стало отчетливо не по себе.

– Заглянуть кто угодно может, я бы решил, – осмелился произнести он.

– Если только из Испании разглядят. – Она стояла и пристально смотрела вниз на невидимые волны, что разбивались о скалы. – Это моя самая любимая комната на свете, – провозгласила она. – Никогда не выносила быть вдалеке от моря. Я на самом деле – как моряк. Принимаю как данность, что соленая вода – естественный покров Земли. Значит, я должна ее видеть. Всегда. – Он глубоко вздохнула.

«А это еще что за спектакль?» – подумал он.

– Чудесная комната, – сказал он.

– Там в саду растут апельсины. Я все это место назвала «Гесперидами», потому что к этой вот горе Геракл должен был прийти украсть золотые яблоки.

– Неужели? – Он попытался задать вопрос с интересом и почтением.

Поскольку он уже принялся за виски, теперь ему было сонно. У него сложилось впечатление, что Уилкокс с маркизом поднимутся сюда в любую минуту; когда зайдут, чувствовал он, лучше им с Дейзи не стоять здесь в таких нерешительных, нелепых позах. Он заметил, как она подавила зевок; у нее вообще и не было желания показывать ему спальню. Это лишь досадить Уилкоксу, это их с ним общая игра. Ему пришло в голову, что немного позабавиться с нею, возможно, было бы весело – поглядеть, куда ветер дует. Он только не знал, с чего начать; она немного внушала робость. С чего-нибудь вроде: Большая кровать для одного маленького человека. Она, вероятно, ответит: Но здесь спим мы с Луисом, дорогой мой. Что бы он ни сказал и ни сделал, она, скорее всего, рассмеется.

– Я знаю, о чем вы думаете, – сказала она. Он чуть вздрогнул. – Вам спать уже хочется, бедняжка. Вам бы хотелось в постель.

– А, – ответил он. – Ну…

В комнату торопливо вошла моложавая женщина, крикнув:

– On peut entrer?[6]

Одежда у нее была вся мокрая, лицо блестело от дождя. Они с Дейзи принялись живо болтать по-французски, время от времени бросая Даеру обрывки фраз. Женщина была секретаршей Дейзи, только что вернулась с танцев, такси пришлось остановиться под упавшим деревом, но водитель был любезен проводить ее до дома и теперь пил внизу коньяк, она вымокла насквозь, а такси тут никому не нужно?

– Еще как нужно! – воскликнул Даер с большей живостью, чем было бы учтиво. И тут же смутился и принялся, заикаясь, бормотать благодарности и извинения.

– Тогда скорее вниз, дорогуша. Не заходите прощаться. Быстрей! Я позвоню вам завтра в контору. Мне с вами нужно кое о чем поговорить.

Он пожелал спокойной ночи, сбежал по лестнице, по пути встретив маркиза.

– Джек вас ждет снаружи. Спокойной ночи, старина, – сказал маркиз, поднимаясь.

Когда он дошел до верхней площадки, Дейзи задувала свечи вдоль стены.

– Estamos salvados, – произнесла она, не поднимая головы.

– Quégentuza más aburrida,[7] – вздохнул маркиз.

Она методично продолжала свое дело, тщательно заводя руку за пламя каждой свечи и дуя на него. У нее было ощущение, что вечер прошел как-то совсем не так, но в какой именно момент он начал это делать, определить она не могла.

Злобный ветер хлестал их, пока они пробирались к такси. Они проползли под одним концом огромной ветви, наискось лежавшей на дороге. Таксист с некоторым трудом разворачивал машину; в какой-то миг задним ходом въехал в стену и выругался. Когда все тронулись, медленно по темной горной дороге, Уилкокс сказал:

– Ну, посмотрели спальню?

– Да.

– Видели все. Можно возвращаться в Нью-Йорк. В Танжере для вас больше секретов нет.

Даер натянуто рассмеялся. Помолчав, он сказал:

– А что завтра? Мне прийти в агентство?

Уилкокс закуривал.

– Можете заглянуть где-нибудь под вечер, да.

Сердце у Даера упало. Затем он рассердился. «Он чертовски хорошо знает, что я хочу начать работу. В кошки-мышки играет». Он ничего не сказал.

Когда въехали в город, Уилкокс объявил:

– «Атлантида». – (Такси свернуло вправо, взобралось по извилистой улочке и остановилось у крупного парадного.) – Вот пятьдесят песет, – сказал Уилкокс, сунув ему в руку несколько купюр. – Моя доля.

– Отлично, – сказал Даер. – Спасибо.

– Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Таксист выжидательно обернулся.

– Одну минуточку, – сказал Даер, поведя рукой. Он еще видел Уилкокса в вестибюле.

Когда тот скрылся из виду, Даер уплатил таксисту, вышел и двинулся вниз по склону, спиной к дождю. Улица была пустынна. Он чувствовал себя приятно пьяным, а спать не хотелось вовсе. Бредя вперед, он бормотал:

– Под вечер. Заглядывайте, не стесняйтесь. Приятно познакомиться. Славная погодка.

Он вышел на площадь, где ждала шеренга такси. Даже в бурю, в такой час, его заметили.

– Эй, пойдем! Такси, Джонни?

Он отмахнулся от них и свернул в узкий проход. Идти было как по руслу быстрого ручья; вода почти заливала верх его ботинок, иногда перехлестывала. Он нагнулся и закатал брюки, пошел дальше. Мысли его свернули на другой курс. Вскоре он уже хмыкал про себя, а однажды сказал вслух:

– Золотые яблоки, хрен там!

Тами очень злился на жену: у нее носом шла кровь и она закапала ею все патио. Он говорил ей взять мокрую тряпку и приложить, чтоб не текло, но она боялась и его, казалось, не слышала; просто расхаживала взад-вперед по патио, закинув голову. В дверном проеме мигала масляная лампа, оттуда, где он лежал на матрасе, видны были ее ноги, в хне, с тяжелыми браслетами, – шаркали перед ним то и дело. Дождь лил без перерыва, но она, похоже, его не замечала.