– Бедный зверь, – сказала Дейзи. – Теперь последний. Этот будет легкий. Тамбанг, миленький мальчик, что такое?

– Он урчит, – сказал Даер, надеясь, что она не станет смотреть в лицо ему самому. Губы у него заледенели, и он знал, что наверняка очень побледнел.

– Видите, как я была права, что привела вас? Вы ему нравитесь. Джек бы его как-то против себя настроил.

Дейзи все-таки посмотрела на него, и ему показалось, что ее взгляд задержался на миг дольше, чем нужно. Но она ничего не сказала.

«Не говорите мне только, что он упадет в обморок, – подумала она. – Бедняга совершенно без связи с жизнью». Но Даер очень старался.

– Кот, похоже, ничего не чувствует, – сказал он.

– Да, боюсь, он не жилец.

– Но урчит.

– Подержите его, пожалуйста? Это последний.

Ему хотелось поговорить, отвлечься от дурноты, от того, что происходило на кровати у него под самым носом. Что сказать, он придумать не мог, а потому молчал. Кот слегка шевельнулся. Дейзи выпрямилась, и в тот же миг откуда-то из тьмы снаружи донесся треск и тяжелый удар. Они посмотрели друг на друга. Дейзи положила шприц на стол.

– Я знаю, что это. Один из наших эвкалиптов. Боже, ну и ночь! – произнесла она восхищенно.

Они закрыли дверь и спустились. В гостиной никого не было.

– Предполагаю, они пошли посмотреть. Давайте зайдем в библиотеку. Там в камине тяга лучше. Этот дымит.

Библиотека была маленькой и приятной; потрескивал огонь. Дейзи нажала на кнопку в стене, и они сели на диван. Она посмотрела на него в раздумье:

– Джек мне говорил, что вы приезжаете, но я почему-то думала, что вы никогда не доберетесь.

– Отчего же? – Ему стало немного лучше.

– Ой, ну знаете. Такое обычно не удается. Ужасно хорошая мысль дает осечку. А еще, конечно, я не понимаю, вообще-то, зачем Джеку еще кто-то в этой его крохотной конторе.

– Хотите сказать, у него дела не ладятся? – Даер постарался, чтобы голос звучал ровно.

Она положила руку ему на плечо и рассмеялась. Словно поверяя довольно стыдный секрет, тихо произнесла:

– Дорогой мой, если вы считаете, что он там даже на обед себе зарабатывает, вы серьезно ошибаетесь.

Она всматривалась в Даера слишком уж пристально, стараясь разглядеть, как подействуют ее слова. Он откажется реагировать. Ему опять стало жарко, но он не заговорил. Вошел Хуго с подносом бутылок и бокалов. Они взяли себе по бренди, а дворецкий поставил поднос на столик у локтя Даера и вышел.

Дейзи по-прежнему смотрела на него.

– О, все идет не очень хорошо, – сказал Даер. Он не мог произнести того, чего, он был уверен, она от него ждала: как же Уилкокс справляется?

– Совсем нехорошо. И никогда не шло.

– Жаль это слышать, – сказал он.

– Не стоит жалеть. Если бы все шло хорошо, осмелюсь сказать, он бы за вами не посылал. У него было бы, считайте, все, с чем он и сам бы мог справиться. А так, мне кажется, вы ему нужны гораздо больше.

Даер скроил озадаченное лицо:

– Тут я не очень понимаю.

Дейзи, похоже, была довольна.

– Танжер, Танжер, – сказала она. – Скоро поймете, лапушка моя.

Из прихожей донеслись голоса.

– Уверена, вам захочется прочесть множество книг, – сказала она. – Не стесняйтесь, берите здесь все, что вас заинтересует. Есть, конечно, и библиотека с абонементом в американском представительстве, она гораздо лучше английской. Однако новые книги до них добираются веками.

– Я не очень много читаю, – сказал Даер.

– Но, бяша мой дорогой, что же вы собираетесь делать целыми днями? С ума сойдете от скуки.

– А, ну. Джек…

– Сомневаюсь, – сказала она. – Думаю, вы будете сидеть в одиночестве с утра до вечера, каждый день.

Голоса больше не доносились.

– В кухню ушли, – сказала она; Даер вытащил пачку сигарет, предложил ей. – Нет, спасибо. У меня остались. Но серьезно, даже представить себе не могу, чем вы станете заниматься целыми днями, понимаете. – Она порылась в сумочке и достала маленький золотой портсигар.

– Вероятно, меня будет занимать работа, – ответил он, поднося спичку к кончику ее сигареты, пока она не успела взять зажигалку.

Она коротко хохотнула, задула пламя и схватила его за руку – спичка так и осталась у него между пальцев.

– Дайте-ка посмотреть на руку, – сказала она, затягиваясь; Даер улыбнулся и чопорно протянул ей ладонь для осмотра. – Расслабьте, – сказала она, поднося его руку поближе к лицу. – Работа! – фыркнула она. – Я тут не вижу ни намека на нее, дорогой мой мистер Даер.

Он разозлился:

– Ну, значит, она лжет. Я всегда только и работал.

– А, стояли в банке, быть может, но это так легко, что даже не показывается. – Она присмотрелась, разглаживая пальцами мякоть ладони. – Нет. Никаких признаков работы не вижу. Вообще никаких признаков чего-то, если совсем честно. Никогда не видела такой пустой руки. Ужас просто. – Она подняла на него взгляд.

Он рассмеялся:

– Озадачены, а?

– Отнюдь. Я довольно долго прожила в Америке, видела достаточно американских рук. Могу сказать только, что у вас хуже прочих.

Он напустил на себя сильное негодование, резко забрал у нее руку.

– Что значит – хуже прочих? – воскликнул он.

Она посмотрела на него с бесконечным участием.

– Я имела в виду, – сказала она, – что у вас пустая жизнь. Никакого узора. И в вас нет ничего такого, что давало бы какую-то цель. Большинство людей не могут не следовать какому-то замыслу. Они это делают машинально, потому что их натура такова. Это их и спасает, одергивает. Они с этим ничего не могут поделать. А вам спастись не грозит.

– Уникальный образчик. Так?

– В некотором роде. – Миг она вопросительно вглядывалась ему в лицо. – Как странно, – пробормотала наконец она.

Эта пустота в нем была ей по душе. Совсем как будто он голый – не вполне беззащитный, просто неодетый, готовый реагировать, и вот это она сочла привлекательным; такими и должны быть мужчины. Но ее поразило: странно, что она так думает.

– Как странно что? – поинтересовался он. – Что я должен быть уникален?

Он видел – она верит во все, что говорит, а поскольку уделяемое ему внимание льстило, он готов был с ней спорить, если нужно, только чтобы его продлить.

– Да.

– Мне никогда не удавалось поверить во всю эту астрологию и хиромантию, – сказал он. – Не выдерживает критики.

Она не ответила, поэтому он продолжал:

– Давайте ненадолго отвлечемся от рук и приступим к личностям. – Бренди его согревал; он уже отнюдь не чувствовал себя больным. – Вы то есть считаете, что жизнь каждого отдельного человека отличается от прочих и следует своему узору, как вы его называете?

– Да, конечно.

– Но это же невозможно! – воскликнул он. – Очевидно же. Только посмотрите вокруг. Никогда не существовало такого массового производства, которое бы сравнилось с тем, что производит людей, – все одной модели, год за годом, век за веком, все похожи, вечно один и тот же человек. – Он несколько воодушевился, слыша собственный голос. – Можно сказать, что на свете вообще живет только один человек и мы все – он.

Мгновенье она помолчала, затем сказала:

– Чепуха. – От того, что́ он говорил, она неясно разозлилась. Подумала, не оттого ли, что она вообще противится тому, что он выражает свои мысли, но ей все же казалось, что нет. – Послушайте, лапушка моя, – примирительно сказала она. – А чего вы хотите в жизни?

– Трудный вопрос, – медленно ответил он. Из-за нее все паруса у него обвисли. – Наверное, чувствовать, что я от жизни что-то получаю.

Она произнесла нетерпеливо:

– Это ничего не значит.

– Хочу себя чувствовать живым, видимо. Вот и все, наверное.

– Боже всемогущий. Налейте-ка мне еще бренди.

Они оставили эту тему, заговорили о буре и климате вообще. Даер думал, что нужно было ответить тем, что пришло в голову: денег, счастья, здоровья, – и не пытаться говорить то, что он на самом деле имел в виду. Аккомпанементом этим мыслям постоянно возникала картинка – его номер в «Отеле де ла Плая» с заляпанным покрывалом, с клокочущим умывальником.