Тревога осажденных росла. Третьего мая ночь выдалась темная. Молчание Тонгане было тем опаснее, что в этот день доели последние крохи провизии. Через два, три дня надо было победить или умереть с голоду.

День четвертого мая показался бесконечным, и осажденные ждали темноты с лихорадочным беспокойством. Но и в этот вечер сигнал не появился над стеной квартала.

Еще день прошел в самой мрачной обстановке. Постились уже третьи сутки, и желудки сжимались от голода.

Мастерские были пусты. Рабочие, их жены и дети угрюмо бродили по двору завода. Через два дня, если ничего не случится, придется просто сдаться на милость победителя. Люди группами бродили по заводу, обмениваясь замечаниями, полными горечи, и без стеснения обвиняли Тонгане в том, что он забыл тех, кого обещал освободить. Черт возьми! Он не так глуп, чтобы заботиться о них.

Проходя мимо одной из групп, Жанна Бакстон услышала свое имя. Окруженные несколькими слушателями, рабочий и женщина спорили настолько ожесточенно, насколько позволяла слабость, и так громко, что Жанна могла остановиться в сторонке, не привлекая внимания.

— Пусть говорят что угодно! — кричал мужчина, не беспокоясь, слушают его или нет. — Безобразие — терпеть такие вещи из-за какой-то вертушки! Уж если бы это только зависело от меня!

— Тебе не стыдно так говорить? — спросила его женщина.

— Стыдно? Ты смеешься, матушка! У меня больной ребенок, и он просит есть!

— А ты думаешь, у меня нет детей?

— Это твое дело — ждать, пока они поумирают с голоду. Но если завтра мы еще будем здесь, я пойду к хозяину, и мы с ним потолкуем по душам. Нельзя же оставаться в таком положении ради удовольствия какой-то барышни, черт бы ее побрал!

— Ты просто трус! — с негодованием вскричала женщина. — У меня тоже ребятишки, но я предпочитаю видеть их в земле, чем пойти на такую подлость.

— У каждого свое мнение! — возразил рабочий. — Завтра посмотрим!..

Жанна Бакстон зашаталась, пораженная в самое сердце. Вот как о ней, не стесняясь, говорят! В глазах этих несчастных она единственная причина их страданий! Эта мысль была для нее невыносима. Но как убедить их, что они ошибаются?

Час за часом, минута за минутой и этот день наконец прошел. Солнце село. Пришла ночь. Уже в третий раз после ухода Тонгане густые тучи скрывали луну. Воспользуется ли он этим благоприятным обстоятельством и даст ли долгожданный сигнал?

Никто уже не надеялся, и, однако, все взоры, как и каждый вечер, не отрывались от угла стены, где должен был появиться сигнал.

Семь часов… Восемь часов… Восемь с половиной пробило на часах завода. Ждали напрасно.

Несколько минут спустя после половины девятого толпа осажденных заволновалась. Нет, Тонгане не покинул их! Над стеной черного квартала показался долгожданный сигнал.

Нельзя было терять ни секунды. По приказу Камаре на вышке установили странное сооружение — деревянную пушку без колес и лафета. В ствол этого странного устройства, сделанного из пальмового ствола, вложили снаряд, и сжатый воздух выбросил его в пространство.

Он увлек за собой двойной стальной трос с крюком на конце, который должен был зацепиться за верхушку стены невольничьего квартала.

Вес снаряда, давление сжатого воздуха, прицел пушки, форма и размеры крюка — все было до мелочей рассчитано Камаре, который никому не позволил пустить в ход свою странную артиллерию.

Снаряд бесшумно пронесся над набережной, рекой, кварталом Веселых ребят и упал в невольничьем поселке. Удался ли выстрел и зацепился ли крюк за верхушку стены?

Камаре стал осторожно вращать барабан, на который был намотан трос. Скоро он почувствовал сопротивление. Попытка увенчалась успехом. Между осажденными и невольниками пролегла воздушная дорога.

По этой дороге немедленно началась транспортировка оружия. Сначала пакет со взрывчатыми веществами, потом четыре тысячи ножей, топоров, пик. Около одиннадцати часов операция закончилась. Все покинули площадку и, вооружившись чем попало, столпились у ворот. Сбившись в плотную группу, с женщинами в центре, они ждали удобного момента для выступления.

Но в этой группе недоставало одной женщины — Жанны Бакстон. Сен-Берен, Амедей Флоранс, доктор Шатонней напрасно выкрикивали ее имя, напрасно искали ее во всех уголках завода. Им пришлось примириться с фактом.

Жанна Бакстон исчезла.

Жанна Бакстон в самом деле ушла, и самым простым способом. Она вышла через дверь, закрытую только на засов, но не на замок. Часовой у циклоскопа видел молодую девушку, покинувшую завод, но не узнал ее. Инструкции предписывали избегать ненужного кровопролития, и он не стал пускать против нее «ос», тем более что она не пыталась попасть на завод, а, напротив, вышла. Рапорт наблюдателя позволил установить, что покинув завод, Жанна направилась вдоль набережной — вверх по реке. Не оставалось никаких сомнений: Жанна пошла выполнять свой безумный план — сдаться Гарри Киллеру, как раз в тот момент, когда эта жертва стала бесполезной.

Набережная, примыкавшая внизу к караульной дорожке, вверху преграждалась стеной эспланады и превращалась в тупик. Дверь обычно была закрыта, и ключи от нее были только у Гарри Киллера и Марселя Камаре; но с начала враждебных действий ее не закрывали. Жанна Бакстон сможет достичь эспланады и дойти до дворца, если Веселые ребята ее не задержат.

Жанна Бакстон убежала в припадке самого настоящего безумия. Мысль, что ее считают причиной общего несчастья, была ей невыносима, тем более что она видела, как из-за нее страдают все эти ненавидящие ее бедные люди. Но что, если они правы? Если она единственная добыча, которую Киллер надеется получить в этой войне? Тогда всякое промедление преступно, и она упрекала себя за то, что так долго колебалась. Даже если осажденные ошибались, что было достаточно вероятно, когда ставили свое спасение в зависимость от нее одной, она докажет их ошибку, пусть ценой своей жизни.

Дни лихорадочного ожидания сигнала от Тонгане дали Жанне Бакстон время на размышления. Лишения помутили ее рассудок, вечером пятого мая она совсем потеряла голову и скрылась, считая, что выполняет свой долг.

Не отдавая себе отчета, едва сознавая, что делает, она открыла засовы, скользнула за дверь и, бесшумно закрыв ее за собой, бросилась к дворцу, прижимаясь к стене, ярко освещенной прожекторами завода.

Веселые ребята, стоявшие на постах, заметили ее, как и наблюдатель у циклоскопа. Но и они не сочли нужным применить оружие против безоружного человека, который к тому же мог принадлежать к их партии.

Миновав стену, Жанна пошла через обширную эспланаду, не обращая внимания на попадавшиеся группы Веселых ребят. Бесстрашие девушки было причиной того, что никто ее не задержал, и только в двадцати шагах от дворца два человека подошли к ней. Эти люди ее узнали и вскрикнули от удивления. Не зная намерений Жанны, но помня о благосклонности к ней начальника, они пропустили девушку и даже проводили до дворца, открыв перед ней дверь.

Дверь захлопнулась, лишь только Жанна переступила порог. Хотела она того или нет, но отныне она была в полной власти Гарри Киллера и не могла надеяться на чью-либо помощь.

Во дворце ее приход вызвал переполох. Черный слуга поспешил проводить Жанну к Киллеру. Она прошла за слугой по темным лестницам и коридорам и вошла в ярко освещенную комнату, которую тотчас узнала: это была «тронная зала», иронически названная так Амедеем Флорансом. Туда приводили пленников на свидание с деспотом Блекленда, и тогда вся меблировка состояла из стола и единственного кресла.

Кресло было и теперь, и в нем развалился Гарри Киллер за столом, уставленным бутылками и стаканами. Но теперь там оказалось еще девять стульев, из которых один пустовал. На остальных в небрежных позах сидели восемь человек с грубыми физиономиями. Гарри Киллер развлекался со своими советниками.