— Я не согласен, — возразил Амедей Флоранс. — Я до такой степени не согласен, что решил сегодня говорить, после того как долго молчал, чтобы не увеличивать напрасно ваших опасений. Но мы у цели, несмотря ни на что. Завтра мы или будем в Кубо, следовательно, под защитой, или нас заставят изменить направление, а быть может, перестанут преследовать. И я хотел бы, признаюсь, обмануть на этот раз преследователей, чтоб они не знали наших намерений.
— Почему? — спросил Барсак.
— Сам не знаю, — признался Флоранс. — Просто мне пришла такая мысль. Мне кажется, в интересах мисс Бакстон, чтобы цель ее путешествия не была известна, пока она не проведет расследования.
— Я согласна с господином Флорансом, — одобрила Жанна Бакстон. — Кто знает, быть может, завтра они на нас нападут открыто, и я потерплю крушение в порту. Я не хотела бы, зайдя так далеко, остановиться у цели. Господин Флоранс прав: надо ускользнуть от шпионов, которые нас окружают. К несчастью, я не вижу средства, как это сделать.
— Нет ничего проще, — разъяснил Флоранс. — Несомненно, что, по крайней мере, до сих пор наши враги не рискнули на открытое нападение. Они лишь следуют за нами, шпионят и, если мысль мисс Бакстон правильна, вмешаются более решительно, когда наше упорство истощит их терпение. Вероятно, их бдительность притупляется, когда мы останавливаемся на ночлег. Постоянство наших привычек должно их успокоить, и они не сомневаются в том, что найдут нас утром там, где оставили вечером. Нет оснований предполагать, что сегодня их стража бдительнее, чем в другие дни, по крайней мере, если они еще не решились на немедленную атаку. И даже в этом случае будет выгоднее, чем когда-либо, попытаться ускользнуть в сторону. А если это так, проще всего отправиться немедленно, воспользовавшись темнотой. Мы бесшумно пойдем один за другим в определенном направлении и встретимся в условленном месте. В конце концов, за нами по пятам идет не бесчисленная армия, и это будет удивительное невезение, если мы попадем прямо к прелестному лейтенанту Лакуру.
План, горячо одобренный Жанной Бакстон, был принят. Условились идти на запад, к группе деревьев, находившейся на расстоянии одного километра и замеченной до наступления темноты. Теперь эти деревья исчезли из виду, но было известно, в каком направлении они находятся, и их можно было достичь, ориентируясь на звезду, блестевшую на горизонте. Первым пошел Тонгане, за ним Жанна Бакстон, потом Малик. Остальные европейцы последовали друг за другом; шествие замыкал Амедей Флоранс.
Переход совершился без приключений. Через два часа шестеро европейцев и двое черных встретились на опушке рощи; беглецы поспешно пересекли ее, чтоб поставить преграду между собой и врагами. Теперь двигались гораздо свободнее. Близость цели придала силы даже самым слабым. Никто не чувствовал усталости.
Полчаса быстрой ходьбы — и Тонгане остановился. По его словам, они пришли туда, где был истреблен мятежный отряд Джорджа Бакстона, но в темноте ночи он не мог с точностью указать пункт, интересовавший Жанну Бакстон. Нужно было ждать дня.
В течение нескольких часов отдыхали. Только Жанна Бакстон, не зная, что ей принесет грядущий день, не могла заснуть. Более настоятельно, чем когда-либо, перед ней вставали сотни вопросов. Действительно ли ее несчастный брат умер и найдет ли она следы, не уничтоженные временем? Если такие доказательства существуют, сможет ли она убедиться в виновности брата или, наоборот, в полном отсутствии его вины или она останется все в той же неуверенности? И как она завтра начнет расследование, на которое решилась? Не рассеялись ли, не исчезли ли последние свидетели драмы, быть может, тоже умершие, и есть ли надежда найти кого-либо из них? И если она их найдет, какова будет истина, которую она услышит из их уст?…
Еще не было шести часов, как все уже были на ногах. Пока рассветало, Тонгане осматривал окрестности и припоминал знакомые места. Все следили за ним с живым волнением.
— Там! — сказал наконец негр, указывая на уединенное дерево, одиноко поднимавшееся на равнине в трехстах — четырехстах метрах от них.
Через несколько минут все были у подножия этого дерева и копали почву в том месте, где указал Тонгане, хотя там не было никаких признаков могилы. Ножи лихорадочно разрывали землю, ее выбрасывали руками, и яма быстро углублялась.
— Внимание! — крикнул репортер. — Вот кости…
Мисс Бакстон, очень взволнованная, должна была опереться на руку доктора.
Начали осторожно расчищать яму. Показалось тело или, вернее, скелет, прекрасно сохранившийся. Вокруг руки остались клочки материи и золотая нашивка — знак чина. Среди костей нашли портфель, сильно поврежденный временем. Его открыли: в нем был лишь один документ — письмо, адресованное Джорджу Бакстону его сестрой.
Слезы брызнули из глаз молодой девушки. Она поднесла к губам кусок пожелтевшей бумаги, которая рассыпалась у нее между пальцев; потом, обессиленная, Жанна приблизилась к могиле.
— Доктор, прошу вас, — сказала она дрожащим голосом, — не будете ли вы так добры освидетельствовать останки моего несчастного брата?
— К вашим услугам, мисс Бакстон, — отвечал взволнованный доктор, даже позабыв, что его терзают муки голода.
Он спустился в могилу и произвел осмотр по всем правилам судебной медицины. Когда он кончил, лицо его было серьезно и выражало глубокое волнение.
— Я, Лоран Шатонней, доктор медицины Сорбонны, — торжественно произнес он среди глубокого молчания, — удостоверяю следующее: во-первых, кости, подвергнутые мной исследованию, которые мисс Жанна Бакстон объявила костями ее брата Джорджа Бакстона, не носят никаких признаков раны, нанесенной огнестрельным оружием; во-вторых, человек, от которого остались эти кости, был убит; в-третьих, смерть последовала от удара кинжалом, нанесенного сзади сверху вниз; кинжал скользнул по левой лопатке и задел предсердие; в-четвертых, вот оружие преступления, собственноручно извлеченное мною из кости, в которой оно застряло.
— Заколот!.. — пробормотала ошеломленная Жанна Бакстон.
— Заколот, я это утверждаю, — повторил доктор Шатонней.
— И сзади!
— Сзади.
— Значит, Джордж невиновен! — вскричала Жанна, разразившись рыданиями.
— Невиновность вашего брата выходит за пределы моей компетенции, мисс Бакстон, — мягко заметил доктор Шатонней, — и я не могу о ней судить с такой же смелостью, как о фактах, мною констатированных, но она мне кажется чрезвычайно вероятной. В самом деле, из моего осмотра вытекает, что ваш брат не был убит в битве, как думали до сих пор, но умерщвлен сзади. Удар нанесен не солдатом регулярной армии, так как кинжал — не военное оружие.
— Спасибо, доктор, — сказала Жанна, понемногу приходя в себя. — Первые результаты моего путешествия дают надежду… Еще одна просьба, доктор… Не можете ли вы письменно подтвердить то, что сегодня установили, а все остальные не будут ли добры послужить свидетелями?
Все горячо отдали себя в распоряжение Жанны Бакстон. Амедей Флоранс на листке бумаги, который Понсен согласился вырвать из блокнота, написал протокол, подписанный доктором Шатоннеем и всеми присутствующими. Он был вручен Жанне Бакстон вместе с оружием, найденным в могиле ее брата.
Это оружие молодая девушка взяла, задрожав. Стальной четырехгранный клинок кинжала, с вырезанными на нем глубокими желобками, был покрыт толстым слоем ржавчины, быть может, смешанной с кровью. На рукоятке из слоновой кости можно было разобрать следы исчезнувшей надписи.
— Смотрите, господа, — сказала Жанна, показывая почти невидимые линии, — это оружие некогда носило имя убийцы.
— Досадно, что оно стерлось, — вздохнул Амедей Флоранс, исследуя оружие в свою очередь. — Но, подождите, что-то видно: «и» и, кажется, «л».
— Этого мало, — заметил Барсак.
— Может быть, будет достаточно, чтобы разоблачить убийцу, — серьезно сказала Жанна Бакстон.
По ее приказу Тонгане засыпал останки Джорджа Бакстона землей, потом, оставив одинокую, трагическую могилу, все направились к Кубо. Но через три-четыре километра пришлось остановиться. У Жанны Бакстон не было сил: колени ее подгибались, и она должна была лечь.
