— В чем дело?

— Го… го… горит, — едва справляясь с отдышкой ответил он.

— Что горит?

— Чернь взбунтовалась, Кремль горит, императрица с детьми заблокирована!

— А где гвардейцы?

— Часть прорывается к Кремлю, часть убита, а остальные держат оборону на воротах.

— Зови Нарушкина.

— Уже сделано.

— Ступай, готовь походный мундир, выступаем через десять минут, — приказал я Никифору, тот поклонился и быстрым шагом скрылся за зеленой изгородью возле беседки.

Какой-то ушлый скот решил воспользоваться моментом. И судя по шевелениям до сего времени это скорее всего пресловутый Вольный. Решил значит половить рыбку в мутной водице, что ж, выходит плохо в свое время столицу чистил от разного отребья, нужно глубже копнуть, чтоб до самых кишок достать а потом еще разок копнуть да так, чтоб людишки навечно запомнили.

Не прошло и минуты как в беседку влетел майор Нарушкин: слегка запыленный, чуток взмокший. Таким перед государем он не позволял себе появляться. После тренировок с личным составом он всегда приводил себя в порядок, но тут случай особый. Вон стоит глазам пожирает, приказа ждет. Что ж, зачем человека расстраивать?

— Никита, собирай всех кого можешь, шли гонцов в казармы преображенцам и семеновцам — идем в столицу, чернь усмирять, — как можно спокойней приказал я, вот только заметил краем глаза, что Нарушкин слегка сбледнул. И это при скудном свете ламп.

Почему интересно?

Бывает так, что определенные события заставляют менять мировоззрение кардинально. Чаще всего к ним относятся те, что напрямую задевают человека. Я старался гнать прочь мысли о том, что может случиться непоправимое, ведь даже в годы стрелецкой вольницы детей не трогали, да и на царских особ рук просто так не поднимали. Но нет-нет да проскальзывала мыслишка о том, что Ольгу случись черни ворваться в Кремль не пощадят, да и Ярослава с Иваном в таком случае могут в порыве убить.

Да для нормального человека убить ребенка дикость, но ведь отбросам все равно, тем более дороги назад у них нет.

— Гонцы посланы, но думаю, батальоны уже оповестили… — заметил командир царских телохранителей. И плевать, что со мной их меньше сотни человек — те кто попал в лейб-гвардию, априори не может быть слабым.

Я кивнул. На ходу застегивая кирасу. Пока Нарушкин собирал бойцов, Никифор успел принести мундир и оружие. Так что когда гвардейцы выводили коней на плац, я уже собрался. Вот только добраться до Кремля быстро не получится — и ночь на дворе, и наверняка те кто устроил все это подступы к городу перекрыл. А может и парочку засад устроил. Свои мысли озвучил Михаилу, тот молча согласился и тут же отослал две пятерки бойцов вперед: проверить на предмет возможных каверз.

Сейчас в моей голове крутились мысли о семье, остальное шло фоном, кажется — взорвись рядом бомба и не замечу. К тому же все делаю на автомате: носок в стремя, легкое усилие и оказываюсь в седле, чуть сжимаю колени и Ярый, мой верный четвероногий товарищ всхрапнув, тронулся в путь, постепенно набирая ход.

Коню, некогда подаренному мне, было все равно куда и в какое время скакать — главное, чтобы это происходило как можно чаще. Увы, но в последнее время выездов и впрямь много меньше, так что Ярому приходится грызть стойла… когда поблизости нет Ваньки-конюха — единственного человека которого царский конь допускает к себе, не считая меня.

Тпрр!

— Больше света! — рычит Нарушкин на подчиненных, хоть старается и не показывать что беспокоится, но все равно эмоции прорываются: то голос повысит, то рыкнет ни с того ни с сего.

С каждой минутой Москва становилась все ближе, еще полчаса и подковы зацокают по камням мостовой.

Вот вылетаем из перелеска и видим, что над городом колышутся, будто переспелые колосья пшена, красно-оранжевые языки пламени! Да не в одном месте, а в десятке. Могло бы и больше, но слышен колокол на церквах, перезвон пожарных бригад, гомон сотен людей — не дает народ свой город на поживу огню. Да неспроста все это, ой неспроста. Все отчетливей незримая рука недруга.

'Неплохо подготовлено, да и реализация плана не худшая, — отстраненно подумал я'.

А сам тем временем шепчу всякие глупости Ярому, чтоб нес быстрее к семье. Да и света уже хватает — видно дорогу достаточно для полноценной скачки, чтоб ветер свистел в ушах.

— По Зареченской двигаемся! — кричит Нарушкин.

Я не понимаю почему, ведь по прямой как полет стрелы — Холмовой быстрее. Уже собираюсь отдать новое ЦУ как заметил, что в распахнутые ворота Холмовой выплеснула толпа оборванцев. Немного, человек в пятьдесят — мы их разбросаем не вынимая сабель из ножен, вот только кто поручится в том, что за ними нет других? Ход при рубке потеряем, время тоже, а оно сейчас важнее всего. За сим резко меняем траекторию и отряд поворачивает на девяносто градусов мчится вдоль низкой стены: ограждающей не от врага, а по большей части от лесного зверья, что любит по зиме наведываться на людские подворья в поисках пищи.

Минута, другая и вот мы у ворот Зареченской. Закрытых. А вон и пара городских охранителей стоит. На эти места брали исключительно бывших солдат, что по какой-либо причине не могли активно служить, но все еще сохраняли бодрость духа и телесные силы.

— Кто такие? — грозно спросили сверху.

— Открывай служивый, твой государь под воротами ждет! — ответил Степан Кадушкин, командир третьего взвода.

— Невместно без приказа… — начал было служака, но тут уж я не выдержал:

— Промедлишь еще и лишишься головы, раз государево полотнище не узнаешь.

Ярый, будто чувствуя мой настрой подался вперед, раздвинул мощной грудью стоящих впереди коней гвардейцев слегка приподнялся и ударил копытами в створки. Бамс! И тут же изнутри что-то упало. Дзынь! А после и вовсе скатилось наземь — фрух!

Не прошло и десятка секунд как ворота скрипя плохо смазанными петлями начали открываться. Пара ударов сердца и дорога оказалась свободна. Бросил мимолетный взгляд на лица служивых: спали небось, но нет — хоть и помятые физиономии, но скорее от усталости, так что всколыхнувшийся было в душе гнев тут же угас — не за что охранителей наказывать.

— Пошли родимые! — две пятерки хлыстнули по бокам своих коней и с присвистом поскакали вперед. Следом как стадо разъяренных красной тряпкой быков ринулись и мы…

Если бы кто сказал сэру Клайду Джефферису еще пару лет назад о том, что он будет послом в Московии, то он бы рассмеялся шутнику в лицо, не сдерживая эмоций. И плевать на личность фантазера. Однако прошло время и вот он тут: среди диких людей, варварских нравов и загадочных поступков, частенько не поддающихся логике английского аристократа. Да, пусть он и не лорд, но все же не худородный потомок козопасов. Посему это назначение воспринималось сэром Клайдом как ссылка, что даже хуже наместничества в колонии среди краснокожих дикарей.

Вот только возмущение у Джеффериса было тихим, можно сказать даже незаметным для обеих Палат. Так уж повелось, что настоящие англичане привыкли выполнять возложенные обязанности в любом месте, если там можно заработать фунт другой. Да-да, так уж повелось, что лорды и сэры любят деньги ничуть не меньше стылого Туманного Альбиона. Даром, что английские пираты в своей жажде наживы и жестокости превзошли беспринципных испанцев!

Как бы там ни было, но посол Англии в России принял дела у своего предшественника и приступил к работе. Правда, без энтузиазма, с ленцой.

Поначалу Клайд жалел себя, наблюдал за скучной, по европейским меркам, жизнью столицы московитов и пренебрежительно плевал через губу при любом упоминании успехов русских мастеров или воинов.

Все изменилось тогда, когда его представили царю, точнее императору, правда непризнанному Англией и еще рядом стран, но в официальных письмах именующемуся только так и никак иначе. И пусть встреча длилась не больше пяти минут, впечатление она произвела на опытного царедворца неизгладимое. Да такое, что уже вечером из английского посольского дома ускакало сразу трое гонцов. Все в разные направления.