Ну то, что вернейший сторонник моего отца умнейший человек — я знаю, но вот то, что он еще чуточку скряга не догадывался. Сколько общался, сколько копий в словесных баталий с ним сломал, а вот заметил сию особенность только сейчас, читая каких-то три жалких листа!

Федор Юрьевич ведь не просто хотел уничтожить Вольного, он желал выжать досуха каждого члена шайки. Причем всем сердцем, неистово, яростно. И я его понимаю, ведь чем занимаются тати? Они банально разваливают государство, они же паразиты на его теле, поэтому иначе и не могут. Избавиться от них — богоугодное дело, на которое я уверен и патриарх Иерофан даст добро, а заодно и проповедь произнесет, да в колокола бить прикажет. А что — ему можно и такое.

Если план, изложенный на бумаге и полностью известный только князю-кесарю и мне, претворится в жизнь, то в исправительных бригадах прибавится не одна сотня рук! Иначе ведь года через три-четыре половина пленных уже перестанет таковыми быть — даром, что ли они работают? Как бы не так! Считай немалые деньги плачу из казны за всероссийскую стройку, правда и забираю немало: людей ведь одеть, обуть, накормить и обихаживать надо, пусть даже они и бывшие противники. Так что из тех сумм, что платится исправникам львиная доля уходит обратно в казну, а заодно чуточку оседает по весям и селам, да городам, что соединяются Царской Дорогой.

Да, не прижилось 'шоссе', и 'трасса' не прижилась, а вот Царева Дорога в народе отложилась прочно, да оно и понятно — шириной в семь метров, да порой возвышающаяся над привычным ландшафтом на два с половиной, а кое-где и все три метра, с множеством поперечных проходов для большой воды и прочие непривычные люду мелочи. Как тут не дать собственное имя? Ведь остальные то дороги по сравнению с этой кажутся лесными тропками, кое-как 'пробитыми' по зарослям.

Хм…

Знатно он тут пишет, толково, помнится мы несколько иначе хотели исполнить, ан нет, тут злее, наглее и оригинальнее. Волей-неволей поразишься коварству князя! И ведь родовит он не хуже моего: знатнейший род Ромодановских насчитывает двадцать три колена от Рюрика. Отец Фёдора Юрьевича — князь Юрий Иванович Ромодановский, был сперва стольником, а позднее вовсе получил боярство. С малых лет князь Фёдор, будучи сыном приближённого царя Алексея Михайловича, находился при дворе. Когда праздновалось рождение Петра Алексеевича, то в числе десяти дворян, приглашенных к родильному столу в Гранатовой Палате, князь Фёдор Юрьевич Ромодановский был показан первым. Да и насколько мне известно в боярской книге уже в то время он записан как ближний стольник. А для понимающего человека это Знак! Такого добиваются один из тысячи достойных. К тому же Петр Великий сразу выделил Федора Юрьевича. О чем ни разу не пожалел.

Да, породу видно сразу. И пусть говорят, что и среди простого люда не меньше достойных, благо примеры перед глазами, я этого не отрицаю, но против науки не попрешь. Даром, что ли конезаводчики лучших жеребцов с первыми кобылицами скрещивают? У людей поди не много отличий, разве что кроме здорового тела еще и светлый ум нужен, ну а родовитость — это всего лишь приятный довесок, показатель, что Эта Кровь дает потомство достойное для свершения достойных дел!

Кстати, чуть не забыл.

— Будем надеяться на то, что наши служивые все исполнять без самодеятельности и лишнего геройства.

— Своих я от подобного давненько отучил, еще с Преображенского приказа, — хмыкнул князь-кесарь, и бровь слегка приподнял, мол намек понятен?

— Ты за моих 'волчат' не беспокойся, уж кто-кто, а они приказы выполняют дословно, лишнего, если с четкой постановкой задачи себе не позволят. Да и фискалы не абы как отбирались. И между прочим частично из твоих подопечных. Али забыл что с десяток другой сам отправил к сопернику?

— Кха! — слегка поперхнулся Федор Юрьевич, удивленно воззрился на меня. — Откуда узнал, государь?

— Ну не дураки же служат, отбираю не только за верность, но и за ясный ум, да толковое управление. Абы кого на важные места не ставлю. Ты уж это первым заметить должен, — князь кивнул, благо, что не единожды советовался с ним и редко когда он советовал сам кого поставить на ту или иную должность. Правда нужно заметить, что данные то предоставлялись мне безопасниками, сиречь самим Ромодановским, так что и выборку косвенную делал он же, но и 'мои' личные 'алмазы', найденные на просторах Руси-Матушки не заворачивал. Иной раз к себе пытался утащить, сих толковых ребят, но тут уж от меня получал бой, да такой, что после него говорить больно было.

— Ладно, уел старика, но пошалил то я не из вредности, а пользы для. Вон парочку фискалов отправили дороги класть. А с чьей помощью? Правильно — моей. Ребятушки думали, что власть получили, так слегка и нажиться могут, ан хрена лысого им, да репу в задницу! У меня не забалуешь, ишь прохвосты чего удумали, у государя воровать, когда он их из грязи поднял! Нашлись тоже… Алексашки. Тьфу!

Вот тут, я с князем согласен. Людская порода такая, не каждый может от искуса удержаться, порой некоторые не выдерживают.

— Коли обговорили, то дозволь начать. Уж слишком времечко подходящее, — хитро прищурился старый медведь, подмявший под себя всю Москву и близ лежащие земли. Порой мне даже кажется, что при желании князь-кесарь татей может вывести одним днем, но видать скучно тогда станет, вот и медлит, интереса не лишается.

— В этом вопросе я целиком полагаюсь на тебя, Федор Юрьевич.

— Хорошо.

— Прости, но если на этом все, то мне нужно вернуться к жене и детям, сегодня праздник, а не простой день.

Ромодановский с кряхтением поднялся.

— Дело важное, бесспорно, однако не следует забывать и о том, что порой тот кто возвышен может легко оказаться в немилости и лишиться всего, — тихо заметил старик.

— Ты это сейчас о чем? — слегка приподнимаю левую бровь.

— Да случилось недавно кое-что неприятное, разобраться по совести следует, да не абы кому, а лично тебе, государь. И решение правильное принять, а то ведь старые рода и осерчать могут, не на предвзятость — ее при царях всегда немало было, а на поругание традиций вековых. Чтоб холоп, да руку на боярина поднял…

— Стоп! Можешь не продолжать, — нахмурился я, чувствуя как потихоньку начинаю звереть.

Да и как тут не осерчаешь, когда один из вернейших трону людей заявляет такое! Знаю к чему клонит, как не знать, уже не первый раз между прочим, вот только до этого и особых претензий не случалось, больше на словах. А теперь значит конфликт возник и решить его нужно обязательно, в противном случае полыхнет, да в самый неподходящий момент. Уроки истории в этом плане прочищают мозги лучше самой забойной настойки.

Эхх, Прошка, Прошка! Подставил ты меня, ой как подставил! И на тормозах сие не спустишь. Старикам показательная порка нужна, но ее не будет — чтоб Старший Брат, да на витязя руку поднял или дал в обиду кому? Да хрен им промеж ягодиц и редиску следом!

И ведь проблема не в самом требовании, вовсе нет, оно то пустяшное, проблема в том кто его озвучил…

Князь-кесарь недаром в частном обиходе жил укладом старинного боярина, любил и почитал старые нравы и придерживался старинных обычаев; был гостеприимен, но требовал от всех к себе особого почтения. Да и дядькой по сути мне был, дальним. Если отвернусь от требования — не видать спокойствия в стране, мигом вскроется очередной нарыв, которого и не быть не должно.

Это ведь только на словах все просто и действенно, а вот на практике такие подводные глыбы встречаются, что впору топиться идти. За сим…

— Ступай, Федор Юрьевич. Проблему эту я решу.

— Это замечательно, а то ведь порой случается так, что обиженные роды мстить начинают, кровь лить. А мне возле дома трупов не надо, итак после поимки своры Лешки Кривого, на Слободе кровь никак не отмоют.

— Своеволие я научился пресекать куда быстрее, чем хотелось бы. Даром что ли гвардейцы всегда поблизости стоят?

Князь-кесарь на этот спич никак не ответил, зафиксировал на мне на пару секунд тяжелый взгляд карих глаз и спокойно вышел из кабинета, оставив меня размышлять о том, как черт побери я оказался в таком неприглядном положении.