Князь-кесарь был уже далеко немолод, да чего скрывать — возраст такой, что того и гляди отдаст Богу душу, не проснувшись после очередной попойки. Да, увы, но был у всесильного кесаря России и такой грешок. Но ему позволительно — как никак а он столп такой, что половину молодой Империи удержать на себе мог бы. Но после смерти Петра Великого нагрузка на Федора Юрьевича Ромодановского начала снижаться. Это и радовало его и печалило. С одной стороны не раз и не два вел он задушевные беседы с Алексеем, умел находить в его словах скрытое дно, радовался возмужавшему сыну своего выпестованного государя.

Уже нет того вертопраха и слюнтяя, что позорил царский род, исчез как утренний туман под июльским солнцем. Словно из мерзкой ленивой гусеницы появился чудесный махаон, распластавший свои крылья над всей Русью.

Князь-кесарь не мог не радоваться. Он втайне гордился молодым императором, сумевшим доказать правоту своего великого отца, но не порушить все то, чем так славна могучая древняя страна. Пусть не все решения и цели государя он принимал сердцем, но выполнял их с великим умом, и этого же добивался от других, довлея над всеми сановниками разом. Никто не мог укрыться от внимания Берлоги, пусть и сменившей название на Императорскую Службу Безопасности.

Вот и новый праздник вроде как ненужная вещь — их поди хватает. Ан недооценил задумку, вон какие молодцы ходят, еще вчера молоко у мамок сосали, а теперь защитниками Отчизны себя считают, впрочем оно верно, так молодежь воспитывать и надо. Иначе вырастут такие, что со стыда сгоришь, или в гробу перевернешься!

Одно только угнетало старого царедворца — отношение государя к старым Родам. Слишком уж независимо вел он себя с ними, а ведь подобного и Петр себе не позволял. Да, может и перегибал порой палку, но за своей спиной всегда имел надежных товарищей, готовых поддержать его начинания. Товарищей со славной историей семьи. Хотя себе то князь-кесарь старался не врать: уж кто-кто, а он милостью не обделен, как и прочие птенцы Петровы, коих достаточно осталось на местах и должностях. Однако Алексей все меньше и меньше оглядывается назад, все меньше ищет поддержки, с таким отношением и до бунта недалече…

От собственных мыслей Федор Юрьевич Ромодановский по-волчьи оскалился, с предвкушением, ему даже хотелось, чтоб бояре с князьями чего-нибудь придумали, а лучше и вовсе город какой на беспорядки подняли, вот тогда то берложники погуляют вволю, а заодно наполнят отощавшую казну. Да-да, глава Службы, коей пугают даже матерых ветеранов, знал обо всем, что творится в министерствах, а уж про вотчину вице-канцлера Шафирова и говорить нечего — деньги как известно любят счет, особенно когда за ними следят несколько заинтересованных лиц. Тут государь правильно поступил, что допустил к казне помимо самого казначейства и фискалов, и безопасников. Уж троим сговориться куда сложнее, нежели двум, а уж контроль такой, что впору вовсе о казнокрадстве забыть. Впрочем, старый интриган и гроза бунтовщиков делал ставку, на то, что воровать все-таки начнут вновь, найдут как обойти государевы запреты, так что его людишки, как и подчиненные Сашки Нестерова, скучать точно не будут.

— Здравия тебе, Федор Юрьевич! Извини, что заставил столько ждать, успел сбежать пока, императрица отвлеклась, — я улыбнулся открыто, глядя на слегка одутловатое, морщинистое лицо вернейшего сторонника отца.

Давно уже в душе не поднимается волна отчуждения по поводу того, что я вовсе не тот Алексей, что появился на свет в четвертой четверти прошлого столетия. Этот мир мой настолько, насколько возможно. Живу не для себя — для детей и потомков, дабы хоть чуточку облегчить их судьбу. Их ношу — Души и Сердца всего мира. Об этом конечно пока никто не задумывается, но я то знаю, что это так, как и то, что Россия единственная страна идущая своим собственным путем, совмещая в себе лучшие черты Запада и Востока.

— Я твой верный слуга, государь, и ждать — моя доля, — по-стариковски мудро улыбнулся глава ИСБ, имеющей уж больно много названий, странно, что во время реформирования остальные не отменили, надо бы исправить эту досадную оплошность. Все-таки не министерство, а служба. Кто ведает, тот поймет, в чем разница.

Из министерства можно уйти на покой, а вот Служить своему Отечеству каждый настоящий патриот будет до последнего вздоха, до последней капли крови. Вон и витязей воспитываю так, а заодно и тех от кого зависит будущее страны не в сиюминутном порыве, а на протяжении десятилетий и веков.

— Кхм. Дело у меня к тебе государь важное, хоть и не срочное, — начал Федор Юрьевич. — Как ты знаешь, наши торговые компании успешно не единожды сходили в Персию, побывали у цыньцев, и поговаривают, что Кирюшка Несметов даже добрался до Великого Могола. Хотя этому прохвосту веры нет — если бы не слова его товарищей, то вовсе бы плюнуть да забыть…

— Торговля, хотим мы этого или нет — наш движитель к процветанию, — пожимаю плечами.

Ромодановский шумно хлебнул травяного взвара, что незаметно принес Никифор, который исчез столь же быстро как и появился.

— Истинно так, однако много злата к большой печали ведет, — неожиданно сказал князь-кесарь.

— Не понял?

От подобного выверта стариковского разума меня даже встряхнуло, будто 'нуль' с 'фазой' на язык попробовал.

— Тот кто Вольным именует себя среди татей, да к торгашам с боярами иными подход имеет, сделал свой ход.

Вот теперь все ясно! А то я уже было подумал — старик из ума выжил, но матерый волчище еще мне фору даст, да такую, что вприпрыжку бежать буду, а догнать не получится.

И теперь после краткого пояснения на моих губах расползлась довольная улыбка. Федор Юрьевич довольно закивал, не забывая потягивать жгучий, но такой приятный бодрящий напиток.

Я же ненадолго погрузился в себя, размышляя о том как лучше поступить. Ведь мы с князем-кесарем так до сих пор и не решили по какому пути пойти. А их считай цельных три штуки.

Первый самый долгий — дать всесильному Вольному время обрасти связями, выяснить как можно больше про его сеть, внедрить с десяток другой людишек посмышленей, а годика через три-четыре всех накрыть. Ну это первичные наброски конечно, грубые, помнится князь-кесарь показывал план обстоятельный с множеством ходов.

Второй позволял изначально хватать всех до кого дотянутся безопасники да фискалы, а уж на дыбе в подвалах Берлоги многие тайны таковыми быть перестанут. Проверено не на одном тате, да и мятежные дворяне не раз оказывались слабы духом — выдавали такое, что позволяло еще с десяток именитых фамилий прищучить, жаль только излишне ретивому правлению существовать недолго. Хотя помнится Иоанн Грозный так не считал, но метод террора не для меня, хотя и чистоплюем не являюсь, вот только кровавую вакханалию устраивать — последнее дело.

Ну а третий путь, самый трудный. Нет не потому, что ждать нужно, а сложный он потому, что контроль постоянный необходим, да слаженное действо от многих служб государевых, ведь окромя московских людишек у Вольного в остальной Руси имеется их великое множество. И поймай главного злядня кто поручится за то, что непотребные дела твориться перестанут?

Ясно, что никогда преступность не выкорчуешь — криминал такой же орган любого государства, как деньги, армия и сама лестница власти. Без него никак. Вот только он как вирус — не лечишь, сожрет, а сделаешь припарочку другую и вот глядишь дела пошли на лад. И ждешь следующего явления мерзкого паскудника, дабы вновь прогнать его очередным кровавым компрессом.

— Я так думаю, ты уже решил каким планом воспользоваться? — скорее констатирую факт, чем спрашиваю.

Князь-кесарь ухмыльнулся и положил передо мной кожаную папку с золотым тиснением. Внутри оказалось три листа, в моем мире их называли формат 'формат А-4', ну а здесь их все зовут 'единым'. За то, что до сих пор кроме этого вида другого так и не делают — спрос то слишком высокий, чтоб разбавить его другими форматами, хотя ватманы тоже имеются, но они так и зовутся. Можно сказать внекатегорийные они.