– Мне вот эти нравятся больше всех, – сказала она, заглянув в нишу. Там были красивые сиамские близнецы, которых я уже видел. – У них такие мирные лица. Они могут быть так спокойны, хоть и связаны между собой. Это странно.

– Может, они спокойны именно потому, что связаны.

– Вряд ли, – пробормотала Мей, потом продолжила нормальным голосом. – Если бы они были спокойны, потому что не связаны друг с другом, я бы поняла.

– Хммм.

Разве обычно не наоборот? Так я подумал, но произносить ничего не стал, а просто смотрел на нее. Мей шевельнулась, и я решил, что она собирается снова повернуться ко мне, но она вместо этого вдруг спросила:

– Ты хотел узнать, почему у меня повязка на левом глазу, да?

– Нет, я –

– Хочешь, покажу?

– Э?..

– Хочешь, покажу, что у меня под этой повязкой?

Мей прикоснулась кончиками пальцев левой руки к белой повязке. Правая рука взялась за шнурок, обхватывающий ухо.

В полном шоке и недоумении, я не мог отвести взгляда от движений ее рук. Фоновая струнная музыка в какой-то момент прекратилась. В этой чуднОй подвальной комнате, наполненной молчанием и безголосыми куклами, меня охватило ощущение, будто Мей делает что-то непристойное; я попытался скинуть это ощущение.

Теперь уже в любой момент…

Повязка Мей спАла. Увидев ее левый глаз, я ахнул.

– Э-это…

Пустой синий глаз.

– Это… искусственный глаз?

Совсем как у куклы в гробу.

Он не имел ничего общего с черным правым глазом, устремленным на меня. Этот синий глаз был в точности как те, в глазницах куклы; он блестел так же безжизненно…

– Слева у меня – «глаз куклы», – шепотом произнесла Мей. – Он видит то, что лучше бы не видеть, поэтому обычно я его закрываю.

…Это не очень-то многое объяснило.

Я не понимал ни что она имела в виду, ни почему она все это делала.

У меня опять начала кружиться голова. Дыхание стало хриплым, сердце, казалось, колотилось прямо в ушах. И все тело охватил холод еще сильнее, чем прежде.

– Ты себя нормально чувствуешь?

В ответ я вяло качнул головой. Глаз Мей, который не был «глазом куклы», сощурился.

– Возможно, здесь все-таки не самое лучшее место, если ты не привык.

– В смысле?

– Куклы… – начала было Мей, потом замолчала. Вернула повязку на место и продолжила: – Куклы пустые.

Пустые, в сумраке Ёми…

– Куклы – это пустота. Их тела и сердца – полная пустота… вакуум. Эта пустота похожа на смерть.

Мей продолжала говорить, будто открывая мне тайны мира смертных.

– Пустые вещи хотят заполнить себя чем-то. Когда их помещают в такое замкнутое пространство с таким равновесием… становится плохо. Поэтому. Ты не чувствуешь, что из тебя высасывают? Высасывают все, что внутри?

– Ага…

– Ты перестанешь обращать внимание, когда привыкнешь. Идем, – Мей беззвучно прошла мимо меня и направилась к лестнице. – Наверху получше.

5

Старухи за столом у входа уже не было. Интересно, куда она делась. Отошла в туалет? Струнной музыки по-прежнему не было слышно, и в унылом магазине-выставке царила гробовая тишина. Как будто «смерть» действительно была где-то рядом…

Мей без колебаний села на диванчик, где я оставил сумку. Она молчала, и я тоже молча сел, повернувшись к ней вполоборота.

– Ты сюда часто ходишь? – осторожно начал я расспрашивать.

– Думаю, да, – сухо пробормотала Мей.

– Ты живешь где-то рядом?

– Ага.

– Тут… на вывеске снаружи написано: «Пустые глаза…» Так называется этот магазин – ну, выставка?

Мей молча кивнула, и я продолжил:

– А что такое «Студия М»? Такая табличка под вывеской.

– На втором этаже кукольная мастерская.

– Там делают кукол?

– Там делают кукол Кирики, – поправила Мей.

– Кирика?

– Пишется с помощью кандзи «туман» и «фрукт». Так зовут женщину, которая делает кукол в студии наверху.

Тут я вспомнил, что видел это имя на табличках возле некоторых из кукол, выставленных на первом этаже. И, кажется, возле некоторых из картин.

– Куклы в подвале тоже ее? – Я кинул взгляд на лестницу. – Там ни одной таблички нету.

– Думаю, там они все ее.

– И та, в гробу?

– …Да.

– Эта кукла… почему она… – я просто не мог не спросить. – Почему она так похожа на тебя?

– Не знаю, – Мей, приподняв голову, ушла от ответа. Притворялась? Похоже на то.

Уверен, у нее есть основания для этого. Наверняка она знает. И все же…

Я тихо вздохнул и уткнулся взглядом в колени.

У меня была уйма вопросов. Но что именно спрашивать и какими словами? Блин. Чего об этом размышлять. Вряд ли тут найдется ответ, в который можно ткнуть пальцем и сказать: «Вот! Вот идеальное решение».

Собрав волю в кулак, я наконец приступил.

– Я уже спрашивал, когда мы разговаривали на крыше. Когда мы впервые встретились в лифте в больнице, ты что-то держала. Это тоже была кукла?

В прошлый раз она не стала отвечать. Но сегодня реакция Мей была другой.

– Да.

– Ты говорила, тебе надо «отнести ее» куда-то?

– …Ага.

– Ты же вышла на втором подвальном этаже, да? Ты шла в морг?

Мей резко отвела взгляд, будто спасаясь от чего-то, и в помещении вновь повисло молчание. Если бы ответ был «нет», вряд ли она бы так сделала. Ну, мне так показалось.

– В тот день – двадцать седьмого апреля. Я слышал, в больнице умерла одна девочка. Ты не…

Может, это освещение было виновато, но лицо Мей показалось мне более бледным и восковым, чем обычно. Бледные губы слегка дрожали.

«Ой-ей-ей… она сейчас превратится в куклу, как та, в гробу». Эта идиотская мысль мелькнула у меня в голове, и мое сердце сжалось.

– …Это…

Я отчаянно пытался хоть что-нибудь сказать, хоть как-нибудь поддержать увядший разговор.

– …Эээ, я, в смысле…

Судя по тому, что Мидзуно-сан рассказала мне по телефону в прошлую субботу…

Девочку, умершую в больнице, звали не то Мисаки, не то Масаки. Что это значило? На что это могло намекать? Было не очень трудно прийти к выводам, позволяющим связать все воедино, но…

– Скажи… Мисаки-сан, у тебя есть старшая сестра или, может, младшая? – набравшись храбрости, спросил я наконец. После краткой паузы, по-прежнему не глядя на меня и не произнося ни слова, Мей качнула головой.

«Она была единственным ребенком в семье, родители были вне себя от горя».

Это тоже мне сказала тогда Мидзуно-сан.

Умершая девочка – единственный ребенок в семье. И у Мей нет сестер. Однако здесь никакого противоречия. Это могла быть не родная ее сестра, а двоюродная, скажем, или… В общем, возможны разные варианты. То же самое с вопросом, звали ту девочку Мисаки или Масаки. Это может быть совпадение, а может быть не совпадение. А может быть вообще ошибка в том рассказе, который я услышал…

– Тогда почему ты?..

Внезапно она меня резко перебила – словно ударила.

– Действительно, почему!

Она снова уставилась на меня. Ее черный глаз – не кукольный – излучал холод, и мне вдруг показалось, что он видит все насквозь. На этот раз уже я невольно отвел взгляд.

По рукам у меня мурашки побежали. И не только по рукам, а словно и в голове засуетились.

Что это? Что происходит?

Я ничего не понимал.

Заставив себя снова дышать глубоко и размеренно, я пробежался взглядом по армии кукол. Возникло вдруг ощущение, что они смотрят на меня, все до единой. Старухи за столом по-прежнему не было… и тут я вспомнил наш с ней недавний разговор. Лишь сейчас мое внимание привлекла некая фраза… Что старуха хотела этим сказать?

…Аах, по-прежнему не понимаю. Слегка… да нет, ни черта не понимаю.

Сделав особо глубокий вдох, я снова посмотрел на Мей.

На какой-то миг из-за освещения мне показалась, что ее сидящая на диване фигура вся превратилась в глубокую тень. Я вспомнил то впечатление, которое у меня возникло, когда я впервые увидел ее в классе. «Тень» с размытыми контурами, практически за гранью реальности…