— Второй, плотнее держись! Весь городок на нас смотрит.

Это Орлов. Со значением напомнил Пушкареву о городке. Голос у него бодрый, торжествующий. Предчувствие не обмануло командира звена. Подтвердилась и его позиция: куда поставлен — там и главное направление.

Случилось непредвиденное: со стороны моря и гор коварно наплыли тучи, ударила гроза, хлынули ливневые дожди… Аэродромы, в том числе и тот, где приземлился с летчиками Зварыгин, оказались закрытыми. «Противник» незамедлительно воспользовался этим, направил свои самолеты в образовавшуюся в воздушном пространстве брешь.

На нашей стороне оставался открытым один-единственный аэродром. Здесь стояло звено капитана Орлова. Так четверка летчиков оказалась в эпицентре главных событий.

Майору Зварыгину сразу же стало известно об этом, он рвался к Орлову, но погода его держала. Вернулся, когда события завершились и звено Орлова уже находилось на земле. Комэск еще не знал, чем все кончилось, и потому спешил встретиться с капитаном Орловым. Его терзала сама ситуация — непредвиденная, невероятная. Получалось, от звена Орлова зависела теперь оценка всей эскадрильи в целом. Даже подумать не мог, что так все сложится. В душе у Зварыгина накипала злость на самого себя. Он не мог себе простить, что не настоял на своем, не добился согласия командира звена на перевод Пушкарева. Если бы он поступил с Орловым, как с капитаном Вертием и его летчиком Малкиным, не так бы тревожился теперь. Уговорами занялся, а надо было действовать, решать.

Конечно, Орлов не Вертий, но и с такими определенная твердость нужна.

Уж если отстранил Пушкарева, то будь последовательным до конца, заменяй сильным летчиком, асом. А он оставил его. А раз так, давай летать Пушкареву, просил же об этом Орлов. Тогда бы сейчас не скребло на душе.

Зварыгин не привык выслушивать упреки. Но это же летчики его эскадрильи, и он чувствовал себя какой-то частью этого звена. Думал, надеялся и очень хотел, чтобы Орлов не подвел его. Зварыгин уже не вспоминал, как жаждал взять Орлова и Широбокова с собой. Даже был доволен, что волею судьбы эти летчики оказались на самой горячей точке. Лишь бы не сплоховали, лишь бы поддержали марку передовой эскадрильи. Если же Орлов подвел, пусть на себя и пеняет…

Вот так, с сомнениями, надеждой и смутным неверием в нее, он шел навстречу Орлову. Не дожидаясь доклада командира звена, Зварыгин уже издали нетерпеливо и резко бросил:

— Ну что, Орлов? Ну что?!

Орлов доложил спокойно, с чувством исполненного долга:

— Товарищ майор, задания выполнены. Отличился Пушкарев.

Волей-неволей зашел разговор о молодом летчике.

Ну что за человек этот Пушкарев? На земле ни за что не представишь, какой он за стартовой чертой. Тут сдержан в словах, скуп в движениях, порой даже флегматичен, что до крайности не нравилось Орлову. Иной раз он даже на него влился: слова из него не вытянешь. А тот улыбнется и своим открытым, прямым взглядом, своей широкой улыбкой начисто обезоружит: «А чего говорить, командир, делать надо».

Теперь Орлов хорошо изучил Пушкарева. Внешняя безучастность скрывает в нем энергию мысли, скупость движений таит силу. На земле он стеснителен перед асами, а в небе не признает авторитетов.

Пока никто не знал, почему воздушная цель, по которой работал Пушкарев, делала немыслимые маневры, резко изменяла направление полета и высоту. Почему эта, самая трудная, почти неуязвимая цель выпала именно на долю Пушкарева? Может, на все эти вопросы знал ответы один только командир полка майор Митрофанов.

Вот и земля. После дальнего перелета, после уже отступивших назад напряженных дней летчикам все казалось милее и краше. Видать, небо учит человека сильнее любить свою землю.

— Воздух стал вроде слаще, чем был: гроза, что ли, прошла? — сказал Орлов.

— Может, и прошла, командир, но здесь наш родной дом и нас ждут любимые жены, — подхватил Костиков и озорно подмигнул Пушкареву: — Жены украшают жизнь нашу пилотскую.

Широбоков прокашлялся и толкнул Пушкарева:

— Проходи, Алексей, вперед, показывай свою королеву.

Пушкарев смущенно улыбнулся и, заслонив дорогу своей широкой спиной, сделал несколько размашистых шагов, но перед самым домом остановился.

— Товарищ капитан, вы проходите вперед, — сказал он Орлову.

Лена открыла дверь раньше, чем Орлов успел постучать.

— Принимай, Лена, гостей, — весело сказал командир звена, показав летчикам рукой, чтобы смелее заходили.

Лена сдержанно улыбнулась:

— Наконец-то заявились, пропащие. Ждать вас одна мука, — сказала она и украдкой посмотрела на Алексея.

Орлов по голосу почувствовал что-то неладное. Перехватив ищущий взгляд Пушкарева, спросил Лену:

— Ну а где остальные?

— Я здесь, здесь, — послышался с кухни голос Тани, что-то там звякнуло, и она выскочила навстречу летчикам.

Летчики недоуменно переглянулись. Шумный и звонкий разговор, который они принесли с собой, неровно оборвался. С аэродрома, как дунуло ветром, донесся какой-то нудный, тягучий звон.

— А где Марина? — спросил Орлов и уставился на Лену. — Приехала она или нет?

— Была, приезжала, мы с Таней ее встречали… — живо, но сбивчиво ответила Лена и тут же сникла, договорила каким-то виноватым тоном: — И уехала.

Таня стояла как потерянная.

— Не разыгрывайте нас, не томите Алексея, — сказал Костиков. Он проскочил на кухню и тут же вернулся, пожимая плечами.

— Что за фокусы! — вспыхнул Широбоков и, чувствуя вину перед Пушкаревым, быстро заговорил: — Да нет, не может быть, тут что-то не то, что-то напутано…

— Сперва все было хорошо, — тихо объясняла Лена. — Мы рассказывали ей о нашей жизни, она с интересом слушала, а потом как разволнуется: «Я поеду домой. Я должна видеть маму, прямо сейчас… Она же не знает… Ей неизвестно, что дед воевал в вашем полку…» И уехала. — Лена смолкла, но тут же спохватилась, попыталась перевести разговор: — Ну что же вы стоите, Алексей, Виталий? Проходите, проходите. Коля, ну приглашай ребят, ужинать будем. Володя, иди!

— Смелее, ребята! — громко и возбужденно сказал Орлов, стараясь замять возникшую неловкость. Но рассказ Лены его взволновал, и он подошел к столу, раскрыл альбом. Кто же тут Маринин дед? — Вот смотрите, как я изобразил бой капитана Кудинцева и лейтенанта Лаврикова. Кстати, наши последние воздушные схватки чем-то напомнили мне тот далекий бой. Только самолеты другие и нас вдвое больше было…

Пока летчики смотрели альбом, Орлов сообщил им новость. На учениях «Зенит» звено будет действовать в нынешнем составе. В штабе уже подготовлен приказ. Алексею наказал готовиться к сдаче на первый класс. Сам Митрофанов проверять будет.

Широбоков хлопнул Пушкарева по плечу.

— Алексей, тебе повезло, — оказал он и замолчал под предупреждающим взглядом Орлова: не надо вспоминать…

— Нам всем повезло. Всем, — сказал Орлов, поправляя Широбокова. — Надо готовиться, ребята.

От разговора о Марине друзья все-таки уйти не смогли. Костиков ближе всех к сердцу принял ее отъезд. Стараясь поддержать Алексея, он тоже попытался сгладить, как-то смягчить его переживания:

— Может, не годится она в пилотские жены. Не вздумай ехать, выяснять отношения…

— Не горячись, Виталий, — остановил Костикова Широбоков, — насоветуем семь верст до небес, а забудем, что у узла два конца. Дернешь за один — еще туже затянешь, возьмешь за другой — легко и просто развяжешь узел… Так что с выводами не спеши, тут подумать надо.

— Ребята, у нас, у летчиков, есть хорошее правило, — заговорил Орлов, — когда попадаешь в облака, ни в коем случае не полагайся на свои чувства. Подведут! Думаешь: заваливаешься на крыло, летишь вниз головой, очень хочешь выровнять самолет, а оказывается, режим у тебя самый верный. Вот этого пилотского правила надо держаться и в жизни…

Пушкарев внимательно слушал, сдержанно и грустно улыбался, но в его душе проносились бури. Он думал о Марине.