– А если предположить, что кто-то захочет на этих площадях новое производство развернуть?

– Нет, не проходит. Во-первых, при существующем порядке вещей производство вообще занятие малоприбыльное, а во-вторых, гораздо проще было бы просто скупить долги завода и прибрать его к рукам официальным путем. Кстати, эта мысль уже высказывалась, когда Богданов подумал, что за всеми этими убийствами стоит Матвеев.

– Вот уж глупость несусветная! – возмутилась я и, немного помолчав, добавила: – Да. Вот так, навскидку, трудно предложить что-то рациональное. Но если подумать; в детали вникнуть, протоколы почитать, с людьми поговорить… А по поводу исполнителя какие-то предположения есть? – я чувствовала, что против своей воли все глубже влезаю в это дело, настолько оно было интересным.

– Нет! Словно из воздуха появляется и там же исчезает, вот как дым этот, – сказал Михаил, показывая на форточку, через которую на улицу вытекал сизый воздух. Да, надымили мы с ним здесь изрядно.

– Не примите за насмешку, но я вам даже немного завидую, настолько это необычное и загадочное дело, – поднимаясь из кресла, сказала я.

Как я ни отбивалась, но мне все-таки вручили большую коробку из-под торта с разнообразными пирожками – оказывается, Надежда Юрьевна их тоже напекла, но на них ни у кого просто сил не осталось.

– Вот вы на завтрак их и попробуете, – сказала она.

– Да здесь и на обед, и на ужин хватит, – возразила я, чувствуя тяжесть коробки. – Это уже просто какая-то диверсия против моей фигуры получается.

– Володя говорит, что вы готовить не очень любите, так что побалуйте себя. А излишняя полнота вам при вашей работе и вовсе не грозит. Так что берите и ешьте на здоровье.

Зайдя по дороге домой к Варваре Тихоновне, я застала там идиллическую картину: разомлевший от блаженства Васька, не в силах даже мурчать, лежал у нее на коленях, а она его вычесывала, приговаривая: «Васенька у нас пушистый! Васенька у нас шелковый!».

Бедная женщина, подумала я, как же ей одиноко!

– Угощайтесь, Варвара Тихоновна, – предложила я, открывая коробку.

Она достала пирожок, откусила и стала жевать, задумчиво глядя на потолок, а потом вынесла свой вердикт:

– Неплохо! Но можно было и по-другому сделать. Опустить капусту в кипящее молоко, дать ему снова закипеть, потом капусту откинуть на дуршлаг…

– Не надо! – взмолилась я. – Я в этом все равно ничего не понимаю! Давайте лучше о деле. Я выяснила, сколько сейчас платят таким, как вы, домработницам – три тысячи в месяц. – Я не стала уточнять, что тем, кто умеет пользоваться современной сложной бытовой техникой, платят пятьсот долларов.

– Это что же это получается? – она застыла с пирожком в руке. – Это же сто рублей в день получается! Это же сколько всего купить-то можно! И сырок, и колбаску, и сметанку… – она бы перечисляла еще и еще, но не выдержала и заплакала: – Да я вам за эти деньги все что угодно делать буду!

– Все что угодно не надо. Забирайте Ваську и пойдемте ко мне, чтобы на месте определить, чем вы будете заниматься.

Обойдя мою квартиру и внимательно ее оглядев, Варвара Тихоновна сказала:

– Ну, я все поняла. Не волнуйтесь, Елена Васильевна, довольны будете.

Вручив ей ключи от квартиры и деньги на расходы и предупредив, чтобы особо не экономила, я закрыла за ней дверь и повернулась к Василису:

– Вот и все, зверюшка. Теперь мы с тобой будем сытые, довольные и счастливые, а Варвара Тихоновна – при деле и при деньгах.

Засовывая коробку с пирожками в звенящий от пустоты холодильник, я рассмеялась: завтра придет Николай, и от пирожков в этой коробке останется только запах. Ни за что не поверю, что богдановская история отбила у него аппетит.

Проснулась я от идущего из кухни непонятного, но очень вкусного запаха – там что-то жарилось. Накинув халат, я заглянула туда: около плиты стояла Варвара Тихоновна и переворачивала что-то на сковороде, а в своем кресле сидел Васька и старательно умывался, значит, уже поел. Обернувшись на мои шаги, она, улыбаясь, сказала:

– Вот и хорошо! Вот и славно! Сейчас вы их горяченькими и поедите.

– Чего? – не поняла я.

– А блинчики с творожком. Я уже и в магазин сходила, и на базар, и Васеньку покормила, – отчитывалась она.

А я смотрела на ее светящееся радостью лицо и думала: «А ведь она это все искренне, от души… Ей, как и любому из нас, надо для счастья не так уж много. И самое главное в этом – быть нужной. По-настоящему, по большому счету, а не из корысти, неважно какой: мелкой или крупной». И я улыбнулась ей в ответ:

– Доброе утро, Варвара Тихоновна. Как же давно я не ела домашних блинчиков с творогом!

Оставив машину на стоянке около судоремонтного завода, я подошла к дверям административного корпуса и увидела прикрепленный скотчем к стеклу большой лист бумаги, на котором крупными буквами от руки было написано объявление, что заводу требуются на работу береговые матросы с окладом 600 рублей в месяц.

Что за чудеса? Ведь матрос – это всегда что-то, связанное с водой, никак не с берегом, да и зачем заводу, который на ладан дышит, кого-то на работу приглашать, пусть и на такой мизерный оклад? Ну да меня это не касается, решила я и вошла в вестибюль. Меня уже ждали – около турникета стоял Михаил.

– Добрый день, Елена Васильевна. Спасибо, что приехали.

– Что? – язвительно поинтересовалась я. – Вышеозначенный уже бьет копытом от нетерпения?

– Я рад, что у вас такой боевой настрой, – улыбнулся он.

Да, что бы ни говорили, а ФСБ – контора серьезная: ни дураки, ни слабаки там не водятся.

– Пошли, Михаил Владимирович. Как говорят бывалые люди: «Раньше сядешь, раньше выйдешь, и отсидишь не хуже других». Хочется поскорее развязаться с этой историей. Кстати, ничего нового не произошло?

– Нет, – ответил он, когда мы поднимались по лестнице на второй этаж. – И я даже не знаю, хорошо это или плохо.

В коридоре около дверей приемной стояли два здоровых парня, при взгляде на которых становилось ясно, что недостаток серого вещества с избытком компенсируется у них мышечной массой. Еще двое таких же находились в приемной, где за столом сидело нечто в приличных организациях совершенно невозможное: очень коротко стриженная молоденькая брюнетка в крошечных шортиках и таком же топике, в пупке которой переливалась всеми цветами радуги стекляшка, развалясь в кресле, рукой с невероятной длины ярко-зелеными ногтями лениво листала каталог «Отто». Я не смогла сдержаться и хмыкнула.

– Зато Николаю нравится, – жеманно произнесла она и, переведя взгляд на Чарова, томно спросила: – Миша, а ты говорил обо мне с папой? Ты не забыл, о чем я тебя просила? Я так мечтаю сниматься в кино… Все говорят, что у меня это изумительно получится.

– Конечно, Анжелочка. Разве я могу забыть просьбу такой очаровательной девушки, как ты? Как только начнутся пробы, я сам тебя к нему отвезу, – не моргнув глазом, соврал тот.

– Ах, я так мечтаю познакомиться с Власовым! – от полноты чувств она закатила глаза и глубоко вздохнула тем местом, где у нормальных женщин обычно находится грудь.

Глядя на все это, я развеселилась. Если я и ехала сюда с неприятным чувством, что мне придется делать что-то против своего желания, то теперь я была даже благодарна Михаилу, ну, где я еще смогла бы увидеть такой балаган? К сожалению, он быстро закончился.

– Мы с тобой чуть попозже обязательно поговорим об этом подробнее, а сейчас нам к Николаю Сергеевичу надо. Он один? – лучезарно улыбнулся Чаров.

– Семеныч у него, – презрительно поджав губы, сказала девица. – И как только его Николай терпит? Не представляю.

Мы с Михаилом вошли в кабинет, и я искренне порадовалась, что за дымчатыми стеклами моих очков сидящий за столом мужчина не сможет увидеть выражение моих глаз. Ну и рожа! Не дожидаясь приглашения, я прошла и села на стул рядом с длинным столом для заседаний, стоящим вдоль стены.