В западной части городка улицы шире и ровнее. Тут в так называемом «Монастыре» и находится резиденция «всесильного» губернатора. В прошлом это действительно старинный францисканский монастырь.

...Короткие сумерки быстро сменяются темной южной ночью. Кое-где вспыхивают огни неоновых реклам. Железные жалюзи опускаются на витринах магазинов. Окончен рабочий день. Группы испанских батраков бредут к границе. Над их головами со свистом проносятся реактивные истребители. На Мейн-стрит этого свиста не слышно. Из раскрытых дверей дансингов и баров слышатся то звуки джаза, а то перезвон испанской гитары, и грустный напев ее прерывает порой пьяный гогот солдат.

Мы отправляемся домой, на корабль. Черная вода плещется о борта шлюпки. Ожерелье звезд зажгла ночь над Гибралтарской скалой. Тишина и мир вокруг.

Но там же, над скалой, горят и другие звезды: красные сигнальные фонари на верхушках радиомачт, словно красный светофор зажжен тишине и миру. И хотя знаешь, что крепость эта живет уже больше тысячи лет, невольно думаешь о том времени, когда она отживет свой срок, как и все другие военные крепости.

Я. Голованов

Это не так уж сложно — спуститься с аквалангом под лед. Вначале вы надеваете шерстяное белье, потом — гидрокостюм, который в сочетании с ластами делает вас похожим на лягушку, навьючиваете баллоны, выбираете полынью — ив воду. Погрузившись, старайтесь не думать о том, что над вами толща зеленоватого льда и что в баллонах может иссякнуть воздух. От волнения вы начнете дышать чаще, усиленно расходуя запас воздуха. Думайте, что над вами колышутся теплые волны. Не теряйтесь и в том случае, если окажется, что вы потеряли свою полынью — спасительное окно в мир воздуха и света...

Мы, спускаясь под лед, старались следовать всем этим советам, и, надо сказать, получалось неплохо. Особенно если учесть, что работать приходилось за Полярным кругом и температура воды подо льдом в соответствии с известными законами физики не превышала одного градуса тепла.

Тепла?.. Возможно, для теоретика показания ртутного столбика, поднимающегося чуть выше нуля, и называются теплом, но у нас, аквалангистов, ломило зубы от этого тепла, а судороги порой сводили тело. Впрочем, рабочее бодрое настроение никогда не покидало нашу группу.

В мае в Кандалакшском заливе Белого моря начинается нерест беломорской сельди. При каких условиях происходит нерест? Кто из хищников уничтожает икринки и саму сельдь? Велика ли плотность икры непосредственно после нереста? Для того чтобы ответить на эти вопросы, крайне интересующие промысловиков, сотрудники Карельского филиала Академии наук СССР пригласили нас, спортсменов-аквалангистов Московского высшего технического училища имени Баумана, на берег Белого моря.

Разумеется, мы никак не могли обойтись без киноаппарата. Научную работу надо было подкрепить живыми иллюстрациями. Собственно говоря, съемки подводного фильма мы считали своей первой задачей.

Мы плавали по двое. Так было безопаснее. Первое время рыба пугалась нас: неведомый друг внушал ей больше страха, чем знакомый враг. Но постепенно она привыкла и потом не обращала на аквалангистов внимания.

Вскоре мы увидели, как мечет икру беломорская сельдь. Рыба устраивает в воде какую-то невообразимую оргию, как бы приветствуя стремительной пляской весну и солнце. Косяк то рассыпается, то собирается, кружась почти на одном месте. После того как стая переместится, долго висит в воде оставшееся серебристое облако чешуи и блестящих, как янтарный бисер, икринок. Икринки, спускаясь на дно, оседают на нитях зостеры — подводной травы, напоминающей луговую осоку. Одна икринка прилипает к другой — и словно распускается на стебле оранжевый цветок.

Конечно, снимать под водой, тем более в условиях холодного Белого моря, не просто. Негнущимися от холода пальцами операторы заводили аппарат... Для перезарядки нашей «кинопушки» то и дело приходилось подниматься на лед, на пронизывающий ветер. Нередко подводило нас и освещение — солнечные лучи с трудом пробивали ледовый покров.

Но, несмотря на все трудности, нашей группе удалось отснять подводный фильм в две тысячи метров!

Мы обследовали все уголки нерестилища близ мыса Левин Наволок, нанесли на карту гроты и расщелины, подводные долины и утесы. Чтобы узнать плотность икры на дне, приходилось отмерять площадку в квадратный метр и поднимать на поверхность верхний слой ила вместе с растительностью. На одном метре мы насчитывали по 600—800 тысяч крохотных, вдвое меньше конопляного зерна, шариков. Иногда счет доходил до миллиона!

Если бы из каждой икринки вырастал малек! Но в море очень много любителей икры — как, впрочем, и на суше... Икрою сельди лакомятся крабы, бычки, камбала, треска, да и самцы самой сельди. А стоит мальку появиться на свет — ему уготована жизнь, полная тревог и опасностей. Вот мы и присматривались к этим опасностям — возможно, в будущем ихтиологи смогут как-то обеспечить «охрану» сельди во время нереста.

Один из аквалангистов, Саша Гневно, был свидетелем подводной драмы. Он плыл за косяком отнерестившейся сельди. Косяк, ведомый сильными и опытными вожаками, ловко обошел рыбачью сеть и спокойно направился вдоль берега к морю. Вдруг в гущу сельди молнией врезалась крупная треска. Косяк не ожидал нападения и рассыпался. Треска металась, как волк в отаре овец, пожирая одну селедку за другой. Разгоряченная кровавым похмельем, хищница не заметила быстро приближающегося аквалангиста. Она увидела его в последний момент и метнулась прочь. Но стрела подводного ружья нагнала ее.

Александр отыскал во льду полынью и вынырнул на поверхность со своей добычей. В желудке трески мы обнаружили двадцать селедок, погибших за какую-то минуту.

Обычно сельдь сплачивается в плотную монолитную массу — тогда ей не так страшно нападение подводных хищников. Инстинкт самосохранения по-разному проявляется у каждого из жителей моря. Мы видели «харакири», к которому прибегает голотурия — беломорский трепанг. Чтобы сохранить жизнь в момент сильной опасности, голотурия калечит себя, выбрасывая внутренности. Хищник пожирает их, а изможденная голотурия остается жить. Вскоре она восстанавливает утраченные органы пищеварения. Потрясающая способность регенерации!

День проходил за днем. Лед крошился под ногами, и мы уже на берегу надевали маски, готовые сразу же уйти в воду, если провалится под ластами шаткий голубой настил. Недели через две после нереста мы стали замечать в икринках маленькие черные точки. Это зарождалась жизнь малька. Крохотные точки — его глаза, которые, начиная с этого момента, должны зорко различать тысячу опасностей.

Заканчивалась программа наших наблюдений. Благодаря аквалангу мы стали свидетелями нереста беломорской сельди. Ученые получили от нас дневники, фотографии и подводный фильм...

А. Рогов

Фото автора

Июньские лыжники

Это произошло в деревушке Чардаки, неподалеку от озера Аги Гёл. Под вечер мы остановились здесь, чтобы купить свежего хлеба, немного фруктов и арбузов — наш постоянный запас непортящейся воды. К машинам сбежалась половина деревни, чтобы узнать, кто мы такие, откуда и куда едем, нравится ли нам в Турции. Немного бы мы смогли рассказать жителям, если бы по нескольким чешским словам какой-то старик не понял, что мы говорим на языке, близком к русскому. И он начал говорить по-русски. Он сказал, что научился этому языку в плену, куда попал во время первой мировой войны. Да, старик неизмеримо вырос в глазах всей деревни — ведь он был единственный, кто мог с нами разговаривать. Много рассказал старик о своих военных приключениях. Это был удивительно смелый человек; и хотя он видел, как экипаж серо-зеленого джипа незаметно смешался с толпой любопытных, он сказал на прощанье: — Русские были и остаются сильными. А без американцев мы бы обошлись. Впрочем, навеки они у нас не останутся...