Два года мама возвращалась с раскопок с пустыми руками, на этот раз ей наконец удалось отыскать гробницу Аменемхеба.

Папа сгорал от нетерпения, так хотелось ему увидеть, что же нашла мама. Мне тоже было любопытно посмотреть, что там в ящиках, правда, мой интерес сильно отличался от папиного. Я приблизилась к маме и спросила ее:

– Скажи, мама, наверное, жутко становится, когда забираешься в древние запечатанные гробницы, такие, как эта? Неужели тебе ни чуточки не было страшно?

Но прежде чем мама успела ответить, в комнату влетел опоздавший Боллингсворт и тут же отвлек мамино внимание.

– Здравствуйте, миссис Трокмортон. С возвращением вас!

– Благодарю, мистер Боллингсворт. Очень приятно возвратиться домой.

Как и папа, Найджел нетерпеливо потер свои ладони.

– Много сокровищ привезли на этот раз? – спросил он у мамы.

– Много, – просто ответила она, картинным жестом поднимая крышку сундука.

Меня обдало сложной, тяжелой смесью запахов. Я различила медный привкус крови, сладковатый трупный запах, струйку горького дыма и отчетливую нотку серы. Я невольно ахнула, коленки мои подогнулись, словно меня придавило вырвавшейся из сундука и прокатившейся по всей комнате волной черной магической силы.

Папа пристально взглянул на меня и спросил:

– Что с тобой, Теодосия?

– Они… они великолепны. Больше ничего, – выдавила я, пытаясь сделать вид, что все нормально. Неужели никто здесь, кроме меня, ничего не чувствует?

– Но мама еще ничего не вынула из ящика!

– Неважно, я и так знаю, что это потрясающие артефакты. Других мама не привозит.

Папа нахмурил было брови, но тут же забыл обо мне, потому что мама уже вытащила из сундука какой-то большой плоский сверток.

Рядом со мной остановился Найджел и негромко спросил:

– Ты в порядке, Тео? Ты выглядишь какой-то изможденной. Тебе не нужно прилечь или еще что-нибудь?

Я отрицательно покачала головой, стараясь делать частые, но неглубокие вдохи и следя за тем, как мама заканчивает распаковывать сверток. Понюхав вырвавшийся из сундука запашок, я, признаюсь, готовила себя к любым неожиданностям. Например, к тому, что в свертке окажется оторванная рука мумии или еще какая-нибудь гадость. К счастью, мои опасения оказались напрасными. В свертке лежало большое декоративное блюдо с вырезанными на нем иероглифами и рисунком, на котором был изображен большой человек с двумя коронами на голове – фараон Верхнего и Нижнего Египта. Одной рукой он держал за волосы маленького человека, а в другой руке у него был большой нож. Я поняла, что большой человек сейчас отрежет голову маленькому человеку, и у меня похолодело в животе. А потом я увидела под ногами большого человека длинные ряды маленьких человечков, которых уже постигла та же судьба.

– Да, – задумчиво сказал папа. – Кровожадный был парень.

– Это еще цветочки, – откликнулась мама. – Рядом с нашим приятелем кайзер Вильгельм выглядит доброй няней.

Она снова заглянула в сундук и вытащила следующий сверток. В нем оказался длинный изогнутый нож с маленькой фигуркой бога Анубиса на рукоятке.

– Это просто чудо, Генриетта, – восхищенно присвистнул папа.

– Не спорю, – широко улыбаясь, ответила она. – А теперь кое-что еще! Все стены гробницы были покрыты подробными описаниями всех войн, которые вел Тутмос. На расшифровку этих текстов уйдут годы и годы.

А вот этому позвольте не поверить. Я расшифровала бы эти записи за пару месяцев.

– А еще в гробнице были горы оружия, самого разного, – продолжала мама. – Копья, кинжалы, мечи, и на многих из них вырезаны символы Апепа и Манту.

– Никогда не видел, чтобы символы Змеи Хаоса и бога войны помещали рядом друг с другом, – нахмурил брови папа.

– Я тоже, – сказала мама.

А у меня перед глазами вдруг промелькнул иероглиф Манту, который я видела прошлой ночью.

– Я видела, – пробормотала я. Мама и папа посмотрели на меня так, словно с трудом могли вспомнить, как я вообще здесь оказалась.

– Где ты это видела, Теодосия? – спросил папа, и его брови удивленно поползли вверх. Но не могла же я рассказать ему всю правду о статуе Бастет?

– Э-э-э… не помню, прости, – промямлила я.

По выражению папиного лица легко было догадаться, что он обо мне думает в эту минуту.

– Как бы то ни было, – продолжила мама после неуклюжей паузы, – в гробнице Аменемхеба имеется также храм Манту.

– В самом деле? – воскликнул папа.

Несколько минут все мы с интересом рассматривали каменные плиты с надписями, копья, кинжалы и прочие вещи.

Затем появился Фагенбуш, и праздничное настроение стало стремительно угасать, но тут мама загадочно улыбнулась и подняла на рабочий стол стоявший у нее возле ног саквояж.

– Ну-ка, попробуйте угадать, что у меня там, – громко сказала она и обвела всех взглядом своих сияющих глаз.

– О, Генриетта, – воскликнул папа. – Ну разве можно это угадать? Давай, показывай, не томи нас.

Мама улыбнулась, открыла саквояж и медленно вытащила из него плоский сверток. Положила его на обтянутую перчаткой раскрытую ладонь левой руки, а правой рукой принялась развертывать бумагу.

К счастью, все не отрываясь следили за мамой, поэтому никто не заметил, как я вздрогнула от окатившей меня волны холода, вслед за которой вдоль моего позвоночника побежали толпы невидимых жучков, перебиравших своими ледяными лапками. Не знаю, что там за предмет был в руке мамы, но злой, темной магической силой он был налит до самых краев.

Затем мама сбросила последний лист оберточной бумаги, и на ее ладони оказался большой жук-скарабей, фигурка которого была вырезана из драгоценного камня. Крылышки жука огибали его брюшко. Они были золотыми, к тому же древний ювелир инкрустировал их тысячами мелких алмазов. Голову жука венчал большой, размером с вишню, камень сердолик, а брюшко украшал чуть меньший по размеру зеленый камень.

– Сердце Египта, – торжественно объявила мама. – Прямо из гробницы Аменемхеба.

В соответствии с законом, каждый фараон во время коронации получал огромный амулет-оберег, который назывался Сердцем Египта, потому что от здоровья и благополучия фараона зависела судьба всей страны. Когда фараон умирал, Сердце Египта клали на его мумию. Однако в гробнице Тутмоса Сердце Египта не обнаружили, и на протяжении многих лет местонахождение амулета оставалось для ученых-египтологов одной из главных загадок.

– Да, – сказала мама, едва не лопаясь от гордости. – Все это время амулет находился в гробнице Аменемхеба, а не Тутмоса.

Когда мама передавала скарабея в руки папы, я взглянула на Фагенбуша.

Его лицо буквально пылало от алчности и возбуждения. Большинство людей становятся красивее, когда краснеют, но только не Фагенбуш. Покраснев, он становился еще более уродливым и пугающим, чем обычно, как будто краску его лицу придавал жар, идущий от углей самого ада.

Дав папе немного подержать Сердце Египта, мама забрала амулет, снова завернула его в бумагу, положила назад в свой саквояж и похлопала по его кожаной стенке рукой.

– Припрячем его здесь на время, ты согласен, Алистер?

– Абсолютно.

Взрослые снова принялись ахать и охать, рассматривая мамины находки, а я, честно говоря, устала от всей этой суеты, тем более что мне строго-настрого запретили притрагиваться к чему-либо. Кроме того, поток темной энергии от про́клятых предметов был таким сильным, что у меня тупо заныла голова, застучало в висках и напряглись нервы.

Я посмотрела на стенные часы, они говорили о том, что пора выпить чаю и перекусить. Если мне капельку повезет, я, пожалуй, уговорю родителей отпустить меня одну в лавку, где можно будет купить, наконец, настоящей еды.

Единственной загвоздкой был Фагенбуш – если я уйду за покупками, он доберется до новых артефактов раньше, чем я, и даже успеет до моего возвращения припрятать некоторые из них. Зная Фагенбуша, я могу с уверенностью говорить о том, что это будут предметы, в которых спрятано больше всего темной магической силы.