– Оденься, – бросил он Эльмике, сидевшей в одной ночной рубашке у огня. – У нас гости.

– Кто? – обернулась к нему девушка.

– Сейчас узнаешь.

Эльмика вздорно фыркнула, недовольная ответом. Мелфай знал, как её злит его надменная склонность утаивать от неё все свои дела, включая занятия с невидимым учителем. И даже начал замечать в себе, что ему нравится её злить, несмотря на то нежное и страстное чувство, которое по-прежнему к ней испытывал. В Школе серых магов Эльмика была для него недоступной, недостижимой, сейчас же – всецело принадлежала ему, и это обстоятельство словно подстёгивало его отыграться за прежние муки безответной влюблённости.

«Мелфай, Мелфай, как ты был наивен, – сказал он сам себе в мыслях, вспоминая последний урок со своим учителем. – Ты покинул родной дом, оставил отца ради погони за несбыточной мечтой. Восьмой миротворец. Маг-аделианин. Чудотворец. Но аделианский Путь Истины оказался слишком узок для тебя, а гибкие, изворотливые законы серых магов показались тебе недостойными. Маги и аделиане пытались использовать тебя в своих играх. И использовали, пока ты не нашёл в себе силы отправиться своим личным путём. И только тогда, когда ты отважился на это, только тогда тебе явился этот удивительный человек. Могущественный учитель, открывший тебе новое знание – принцип свободы личного «я», освобождающий от рабских законов этого мира… Эх, если бы этот человек встретился тебе раньше!»

Всезнающий учитель не говорил Мелфаю, что и как отвечать Маркосу, да и вообще не предупреждал о его визите, хотя не мог о нём не знать. Это было в его стиле. Учитель предоставил Мелфаю такую свободу действий, какая ему у серых магов и не снилась. Он сам должен был предугадать появление Седьмого миротворца и сам решить, что ему ответить. Камень Поиска заблаговременно подсказал юному магу приход Маркоса не хуже опытного разведчика. И Мелфай наперёд знал, что Маркос будет говорить ему, когда войдёт в двери его дома. И мог бы только посмеиваться над нелепыми доводами бывшего миротворца, если бы ни странное чувство, что этот человек способен помочь ему повернуться вспять – начать всё заново, с того дня, когда он впервые пришёл в душный, знойный Мелис. И, что самое удивительное, вспоминая о том дне, Мелфай поймал себя на мысли, что какая-то часть его души очень хочет, чтобы он вновь оказался там – на пыльной дороге в предместьях весёлого Мелиса.

«Это слабость! – твёрдо возразил он себе. – Нельзя оглядываться. Учитель прав: ничего уже не изменишь и не вернёшь. После того, что случилось у Храма Призвания, я проклят для них навсегда. Маркос способен только передать меня в руки Сильвиры или анфейских храмовников…»

Мелфай с силой сжал в руке браслет с синим камнем. При воспоминании о том дне его охватывал гнев: к настоятелю Храма Призвания, так легко переменившему своё мнение о Восьмом миротворце, к въедчивому летописцу Эрмиосу, ко всему тамошнему люду, заклеймившему его лжемиротворцем и еретиком. Но наибольшую злость вызывал именно Маркос. Это он всё испортил! Он сорвал его посвящение в миротворцы! Он довёл его до отчаяния загнанного зверя, вынудив порвать три заветные нити…

Мелфай сделал глубокий вдох, овладев собой. Нельзя гневаться. Нельзя никого винить. Надо быть выше всех низменных чувств, каким подвержен этот народ. В конце концов, Маркос такой же слепец, как и прочие аделиане, искренне верящие, что исполняют волю Всевышнего.

***

«Хватит бояться ответственности! Каким бы мудрым и опытным ни был Эфай, это мой поход и моя миссия! Я её начал и я её завершу».

– Здравствуй, Мелфай, – суховато произнёс Марк, переступив порог.

– И тебе здравствовать, Маркос.

Мелфай неспешно по-хозяйски поднялся из-за стола. Марку сразу бросилось в глаза, как он изменился. Его осанка, когда-то по-крестьянски простоватая, теперь выражала достоинство знатного воителя, чуть приподнятая голова – высокомерие учёного мага, в глазах же светился честолюбивый огонёк завоевателя. На устах его, правда, была прежняя простодушная, дружелюбная улыбка, однако и она приобрела некий оттенок тщеславия и снисходительности.

Сероволосая Эльмика, облачённая в изрядно поношенный халат ученицы Школы серых магов, встретила гостей недоверчивым, если не враждебным взглядом.

– Не беспокойся, Эльмика, мы пришли поговорить с Мелфаем, а не похищать его, – поспешил сказать Марк и как можно мягче улыбнулся.

Но девушка успокоилась лишь тогда, когда Эфай, поприветствовав хозяев, сел в кресло и тихо попросил:

– Будьте добры, дайте напиться.

Эльмика метнулась к плите и подала отшельнику большую глиняную чашу с остывшем чаем из трав. Эфай долго пил большими глотками, словно с вечера был мучим жаждой.

– Спасибо, Эльмика, замечательное питиё, – Эфаю откинулся на спинку кресла. – Прошу простить, что не представился: моё имя Эфай.

– …Воин-отшельник из Фарана, прозванный Фосферосом, – добавила Лейна, усаживаясь рядом с учителем. – Остальных ты знаешь… Сурок, а где Ильмар?

– Кто-то должен оставаться в карауле, – шепнул сарпедонец с хитроватым прищуром.

– Большая честь видеть в своём доме легендарного Фосфероса, – сказал Мелфай без излишнего восторга, хотя Марк уловил в его взгляде изрядное удивление.

– А мне приятно быть гостем в доме воспитанников Школы серых магов. Как поживает архимаг Кассиафат?

Теперь и Эльмика замерла с нескрываемым удивлением в своих серых глазах.

– Ты знаешь Кассиафата?

– Да, виделись как-то раз в Мелисе. Занятная получилась беседа.

– О чём вы говорили? – затаив дыхание, спросила Эльмика.

– Высокочтимый архимаг уверял меня, что я выдумка, аделианский миф. А я пытался доказать, что я живой, – Эфай рассмеялся. – Признаться, он почти убедил меня, ведь по-своему он был прав. Аделиане и впрямь сделали из меня миф, да ещё и поверили в него… Ну, не буду вам мешать.

Устроившись поудобней в кресле, Эфай закрыл глаза и блаженно предался отдыху.

– В прошлый раз нам не удалось поговорить по душам, Мелфай, – начал Марк. Он сбросил у дверей вещевой мешок, оставив там же зачехлённый меч. Он заметил, что Лейна положила свои парные сабли рядом с собой, и Сурок поступил со своими топорами так же. Марку это не понравилось. Сарпедонец и ученица Школы рыцарей юга, нарушая законы гостеприимства, как будто готовились к тому, что разговор Марка с Мелфаем может закончиться резнёй.

– К сожалению, у Храма Призвания ты понял меня превратно. Я пришёл туда вовсе не для того, чтобы разоблачить тебя…

– Брось, Маркос, к чему ворошить прошлое! – дружелюбно усмехнулся Мелфай и махнул рукой, разом обрезав вступление Марка. – Два миротворца для Каллирои, пожалуй, многовато. Раньше или позже мы неизбежно должны были столкнуться лбами, как два барана на узкой горной тропе.

Марк замолчал, не веря, что после всего случившегося этот человек так запросто может его простить.

– Я ведь тебе должен спасибо сказать, Маркос, – продолжал юный маг. – Если бы не ты – стал бы я верным служакой Храма Призвания и в конечном итоге – верноподданным королевы Сильвиры. А так, сделав меня врагом всех этих лицемеров, ты подарил мне свободу от них. Я больше не преклоняюсь ни перед королями, ни перед епископами, ни перед архимагами. Отныне лишь моя воля мне судья и мститель.

– Ты говоришь почти как Четвёртый миротворец, – сказал Марк, спешно отбрасывая всё, что собирался сказать и строя свою тактику убеждения почти с нуля. – Ты слышал о его судьбе?

– Ещё бы! Это преступно: жить в Саламоре и не знать о его благодетеле! Я понимаю твой намёк, Маркос, и спешу тебя успокоить: ошибки Четвёртого я не повторю. Его погубило отчаянье, порождённое обидой, я же – ни на кого не держу зла. Я выше всего этого, понимаешь?

– Ты думаешь, что сможешь устоять против тех сил, с которыми связался?

– И что же это за силы, с которыми я связался, Маркос? – улыбнулся Мелфай.

– Некроманты… – приглушённо ответил Марк. На лице Мелфая оставалась прежняя снисходительная улыбка скептика. – И Зеркало Мглы.