Носился слух — ужасен он, -

О том, как Брайан был рожден:

Мать понесла его во мгле

На кровью политой земле,

Где груды праха и костей

Лежат под небом с давних дней.

Солдат испытанный — и тот

При зрелище таком вздохнет.

Здесь корень руку оплетал,

Что прежде гнуть могла металл;

Где сердце билось много лет,

Теперь был высохший скелет,

Там иволга, синица, дрозд

Себе нашли места для гнезд,

И, кольца мерзкие вия,

Сквозь прах и тлен ползла змея.

Хоть черепа размозжены

У полководцев той войны,

Но, как венец, вокруг чела

Цветов гирлянда расцвела.

Всю ночь, одолевая страх,

Блуждала дева в тех местах.

Не прикасался к ней пастух,

И ловчих не было вокруг,

И все же девичий убор

Алисе не к лицу с тех пор.

Ушла веселость прежних дней,

И поясок стал тесен ей,

И с этой ночи роковой

Девица в церковь ни ногой.

Пришлось ей в сердце тайну скрыть

И без причастья опочить.

Один меж сверстников своих

Рос Брайан, сумрачен и тих.

Сызмальства полный горьких дум,

Был нелюдим он и угрюм

И, уязвлен молвою злой,

Все думал, кто же он такой?

Ночами лесу и реке

Он сердце поверял в тоске,

Пока не вздумал как-то раз

В людской уверовать рассказ,

Что был родным его отцом

Туманом созданный фантом.

Вотще несчастному приют

Монахи кроткие дают,

Вотще ученые мужи

Врачуют скорбь его души -

Он и в томах старинных книг

Отраву находить привык,

И, в непонятные места

Все углубляясь неспроста,

Он в них отыскивал слова

Для каббалы и ведовства,

Пока, измучен и разбит,

С душой, исполненной обид,

В пещере горестной своей

Он не сокрылся от людей.

В пустыне позднею порой

Пред ним вставал видений рой.

Сын темных сил, у черных скал

Он ключ кипящий созерцал,

Пока, из пены вод рожден,

Пред ним не возникал дракон;

Туман спускался с высоты,

Приняв бесовские черты,

И неумолчный ветер выл,

Как хор восставших из могил.

И видел он грядущий бой

И поле смерти пред собой, -

Так, отрешенный от людей,

Себе он создал мир теней.

Но был на свете уголок,

Который сердце старца влек:

Ведь с материнской стороны

В родстве с ним Элпайна сыны.

И вот на дне его души

Раздался вещий глас бэн-ши,

А ночью ржание коней

Неслось с Бен-Харроу все сильней

И топот конницы у скал,

Где путь ничей не пролегал.

Наутро смотрит — там видна

Грозой разбитая сосна.

То знак войны! Он эту весть

В клан Элпайна спешит принесть,

Готовый клан родной опять

Благословлять и проклинать.

Все приготовлено. Пришла

Пора заклания козла,

И патриарха тучных стад

Клинком отточенным разят.

И смотрит жертвенный козел,

Как ток малиновый пошел,

Но вскоре смертной ночи мгла

Ему глаза заволокла.

Священник, хил и слаб на вид,

Молитву тихую творит,

И крест из тисовых ветвей

Спешит связать рукой своей.

Вдали, в Инч-Кэльяхе видны

Деревья — Элпайна сыны

Под ними спят, и, к ним склонен,

Тис стережет их вечный сон.

Подняв рукой дрожащей крест

И дико поглядев окрест,

Монах без воплей и без слез

Проклятье трусу произнес:

«Кто, с этим встретившись крестом,

Не вспомнит тотчас же о том,

Что мы, покинув отчий дом,

Выходим все на бой с врагом, -

Проклятие тому!

А тот из нас, кто бросит бой

И клан в беде оставит свой,

Не жди пощады никакой!

Нет, с прахом предков жалкий свой

Прах не смешать ему!»

Потом остановился он,

И тут мечей раздался звон,

И глас его был повторен

Вассалами со всех сторон,

Все вторили ему.

Сперва их клятва чуть слышна,

Потом, как бурная волна,

Восставшая с морского дна,

Растет и ширится она:

«Проклятие ему!»

И этот грозный клич во мгле

Орла встревожил на скале,

И, словно отклик боевой,

В лесу раздался волчий вой.

Когда утихнул гул в горах,

Опять заговорил монах,

Но глуше голос зазвучал,

Покуда крест он возжигал.

Безмерный гнев его не стих, -

Хоть призывал он всех святых,

Но тем лишь осквернял он их.

И у горящего креста

Твердили злобные уста:

«Вовеки будет проклят тот,

Кто меч немедля не возьмет.

Он от возмездья не уйдет:

Огонь безжалостно пожрет

Его в его дому.

Ему придется увидать,

Как будет кров его пылать

И дети малые стенать,

Но он о помощи воззвать

Не сможет ни к кому».

И женский крик со всех сторон

Был словно карканье ворон.

Навек предатель осужден:

Детьми — и то произнесен

Был приговор ему.

И прозвучал всеобщий глас:

«Пускай он сгинет с наших глаз,

Пускай погибнет в тот же час,

Пускай навек уйдет от нас

И скроется во тьму!»

И смесь стенаний, воплей, слез

В Койр-Эрскин голос эха нес,

Туда, где ввысь ряды берез

Взбирались по холму.