Я единственный бывший старовер. Все прочие -- тверды, и я горжусь знакомством с этими

людьми. Они искренни и добры. Но их общая ошибка опасна, я хочу освободить их от заблуждения и

предостеречь от заблуждения остальных хозяев Лабирии. Серьезные занятия староверством

принесли мне опасную сумму общественно вредных знаний, делиться которыми я ни с кем не имею

права, ибо эти знания, подобно болезнетворному вирусу, способны заражать и убивать.

Глубоко уважаемые мною мои бывшие собратья по староверству, люди высокого мужества и

большой мудрости, до сих пор тайно накапливают эти опасные знания, добывая их еще неизвестным

науке способом. Ни этот способ, ни эти знания они, к счастью, не разглашают, и я благодарно

надеюсь, что не разгласят никогда. Я надеюсь, что бывшие мои собратья-староверы, чьих имен я не 67

назову, сами скоро поймут, как опасна их деятельность для общества, и уничтожат вредный груз,

которым занято пока только одно хранилище.

Надеюсь, что захватывающе интересные встречи с нашим ошибочным и кровавым прошлым уже

утомили этих замечательных людей, и они сделают все для сокращения своих рядов и полного

прекращения своих исследовательских работ. Не всякое направление в науке перспективно, не

всякое безопасно, всегда очень мучительно отказываться от интересно развитой темы, идеи, но

интересы общества и природы требуют, чтобы мы время от времени употребляли свое врожденное

мужество и волю для обуздания собственного эгоизма. Не будем забывать главную заповедь,

главный закон любой науки: "Не вреди!" Как бы ни было интересно, какие бы успехи ни мерещились

вблизи, -- умей разглядеть дальнюю опасность и умей остановиться, отказаться, отступить.

Выступаю перед вами сразу после того, как члены Высшего Совета ознакомились с моим

подробным докладом о староверстве. Все эти люди, как вам известно, посвящены в опасности

различных наук и устойчивы к любым искушениям, ибо самостоятельно прошли через них, каждый в

свое время. После того доклада я принял от них звание эксперта по этике и староверству и именно

это звание обязывает меня выступить сейчас перед вами с обращением. Оно будет посвящено

староверству, которое когда-то называлось социальной историей, или историей общества. Пусть не

смущает вас термин "история" -- он не всегда был ругательным, как у нас, и сейчас вы убедитесь, что

в узко-научном смысле он применим до сих пор.

Заранее приношу извинения за трудность для вас некоторых понятий -- таких, как "правящий

класс" или "производственные отношения". Уверен, что и без их объяснения вы разберетесь в

опасностях, о которых буду говорить.

Мое обращение прошу считать и предложением для вечевания.

Итак, я начинаю.

Оратор сделал паузу и, заметно волнуясь, отхлебнул из баночки "Магаданской слезы."

-- Ох, что твори-и-ит! -- протянул Такэси. -- Под корень...

-- Кишка тонка, -- изрек Ганс. -- "Вредно -- опасно, вредно -- опасно"! Заладил, как попугай...

-- Отвечуем -- поглядим, -- бросил Иван.

-- Я полагаю, -- продолжал с экрана бывший старовер, -- ослабевший ныне от благополучия

Закон о рамках досуга рождался в условиях, посуровее, чем сейчас. Более того, я знаю, что были

времена, которые вынудили общество принять такой закон, который оградил бы всех от заведомо

вредных, разлагающих души занятий. Доходят, кстати, сведения из Резервата, что там и до сих пор

условия жизни далеки от нормы. Но стоит ли нам -- искусственно! -- доводить дело до возврата к

примитивно сложному прошлому, если это прошлое не так уж трудно вообразить и отвергнуть с

порога? Скажу по этому поводу, что для большей легкости воображения, может быть, стоило бы

выпустить из закрытого хранилища одну-две выдуманных книги, в которых описана та кошмарная

жизнь, куда зовут нас староверы. Эти книги, кстати, почему-то назывались "художественными". Но

разговор о них требует времени и отдельного вечевания. А сейчас у меня все. Благодарю и

здравствуйте.

Нарук растаял, на экране появился текст: "Макс Нарук, эксперт Высшего Совета. Тема 1:

"Социальная история (староверство) подлежит строгому запрету как грубое нарушение Закона о

рамках досуга". Запрыгали цифры под "плюсом" и "минусом". Преимущество сторонников запрета

было очевидно.

-- Что это? -- Краснов хриплым басом оповестил о своем пробуждении. Тон был тревожный,

поскольку в поле его обзора оказались только незнакомые лица.

-- Свои, свои, -- Светлана протянула ему чашечку с глотком настоящего чифира. -- Приди в себя.

Вечуем.

Вслед за остальными она назвалась и нажала "минус".

Появился текст: "Устрожение Закона подавляющее проплюсовано."

-- Ты мне объясни, -- начал Краснов, но Светлана остановила:

-- Сейчас. Тут еще не все.

-- Но присяга у него не пройдет, -- процедил Ганс.

На экране возник новый текст: "Макс Нарук, эксперт Высшего Совета. Тема 2: "Необходимость

всеобщей присяги против связи между личностью и прошлым, за природосообразие добра и зла."

-- Нелепая конструкция, -- сказала Роза.

-- Совмещение несовместимого, -- сказал Такэси.

-- Не пройдет, -- повторил Ганс и первым проминусовал тему.

С небольшим перевесом предложение Макса было отклонено.

-- Так ему, изменнику, и надо, -- Иван стукнул кулаком по ковру, на котором сидел.

-- Он не изменник, -- сказал задумчиво Кампай. -- С ним будет очень трудно спорить.

-- Он сейчас придет, -- Светлана на миг оторвалась от тихой беседы с Красновым, чтобы

напомнить всем.

Иван с Гансом переглянулись кровожадно.68

-- Он, конечно, не изменник, -- продолжал Такэси. -- Он сильный, умный, убежденный противник.

Если угодно, он так же необходим нам, как мы необходимы ему.

-- Свет и тень, -- сказала Светлана, -- добро и зло, мужчина и женщина?

-- Несомненно. В этом прогресс. Равновесие двух начал. Пусть он приходит, будем пить, есть и

спорить. Но пока его нет, надо решить важную и секретную проблему: рисковать ли нам Василием.

Светкины ресницы испуганно заметались. "Ишь, стерва, любит все-таки, -- подумал Скидан. --

Врет, но любит. Или так: любит, но врет".

-- А почему "рисковать"? -- спросила она.

-- Да ведь они к себе никого не пускают... -- Роза умолкла под укоризненным взглядом Кампая.

-- Света, -- начал мягко Такэси. -- Раньше это как-то к слову не приходилось... Ты помнишь,

Василий собирался в... командировку...

-- Так, и что же? -- Светлана соображала быстро. -- Эти резерваты никого к себе не пускают? То

есть, у них -- "граница на замке"? И мой Вася, как последний ш-ш-шпион, должен будет...

-- Погоди, -- остановил Скидан. -- Не трещи.

-- Света, -- продолжал Такэси еще мягче. -- Во-первых, он не должен. Только если он захочет...

-- Не пущу! -- Она заявила это с такой силой, что Скидан сам себя залюбил, зауважал и пожалел.

Но это было только первое чувство. Она, конечно же, врет.

-- Имеешь право, -- быстро ответил Кампай. -- Несогласие близких...

-- Какого черта! -- Рявкнул было Скидан. Не хватало, что кадровым офицером командовала жена.

Однако и перегибать было не с руки: любит же, заботится. Скидан смягчил тон. -- Ты, Светка, не

думай, у них тут все попроще. Это не как у нас...

Она выключила терминал и села рядом на ковер. Повторила строго:

-- Васенька, не пущу.

Скидан видел сонное лицо разведчика Краснова, его глаза, только что живо блестевшие, и

понимал, что бывший зек его сейчас презирает. Он, конечно, думает: "Ха-ха! Где это видано, чтобы