— Освободи ему руки, — приказал Ефимов. — Он показывает глазами на свои карманы, ключ, что ли, предлагает.

Мирон был прав. Японец извлек из кармана ключ.

— Гляди-ка, вежливый, — сказал Судаков. — А ну, чего награбил!

В чемодане были какие-то бумаги и обернутые ватой стеклянные ампулы, которых было очень много.

— Все понятно… — вздохнул Мирон. — Не иначе как врач. Интересно, не этими ли ампулами лечил он тех женщин, которые выброшены в ямы. Давай подведем его к ямам…

Сначала японец, подталкиваемый Судаковым, шел. А когда до ям оставалось несколько метров, он присел, поднял руки и что-то выкрикивал по-своему. Судаков схватил японца за ворот и потащил к яме. Заглянув в нее, Антон отпрянул, испуганно посмотрел на Мирона.

— Там полно трупов…

— Я знаю. Покажи ему, — сказал Мирон. — Он не случайно пытался удрать.

Японец страшно визжал, упирался ногами, вырывался. Но Антон швырнул его к самому краю ямы. Японец скорчился и отполз на четвереньках, как паук.

Разгоряченная лошадь под Иваном Зайцевым всхрапывала и вскидывала головой, не хотела идти в общем строю. Может быть, она улавливала волнение молодого всадника и выражала беспокойство. Иван никогда не ходил в атаку на врага. В его воображении конница, как в кинофильме «Чапаев», должна неожиданно вырваться из укрытия в тот критический момент боя, когда пехота едва сдерживает натиск противника. А здесь какая-то неясность. Боя нет, впереди невысокая сопка, поросшая кустарником, тишина. А если с той сопки застрочит вражеский пулемет? По спине пробежал холодок. Но сопка молчала. Только слышались топот да фырканье лошадей. Эскадрон втянулся в редкий кустарник. Впереди какие-то дома. Остановка. Майор подозвал к себе заместителя по политической части. Что-то говорит ему и указывает рукой в сторону домов. Ивану Зайцеву не слышно, о чем говорит майор, но он догадывается: офицеры решают, как атаковать противника.

Зайцев все еще не верит, что будет настоящий бой. Ему кажется, что никакого противника впереди нет. А если в домах есть японцы, то посмеют ли оказать сопротивление вооруженным советским бойцам боевого эскадрона? Все будет как на занятиях на учебном поле: ворвутся в населенный пункт и конец «бою». Он не разобрал издали, какая последовала команда, но все разом выхватили из ножен шашки. Иван тоже вытащил и положил клинок на плечо тупой стороной. Левой рукой потуже затянул ремень каски.

— Рысью ар-р-р-ш! — протяжно подал команду майор, и весь эскадрон стал вытягиваться вслед за командиром. Впереди полыхнуло знамя.

Взвод лейтенанта Степы свернул влево, а эскадрон перешел на галоп и стал растекаться во все стороны веером. Зайцев, как все, поднял над головой шашку, подался вперед, отпустив повод. Справа и слева видны напряженно вытянутые лошадиные головы с раздутыми ноздрями. Какой-то конь легко обошел его, и в лицо полетели ошметья мха и сырые комья земли.

Ударили эскадронные пулеметы. Впереди суматоха. Из машин выскакивают японские солдаты. Вот уже недалеко до почерневших от времени деревянных домов. Всадник, обогнавший Зайцева, неожиданно перелетел через голову лошади, слева показались задранные кверху копыта: конь упал вместе со всадником. Из-за грузовика выскочил коротконогий японец и, выставив вперед винтовку, выстрелил, не целясь.

Иван видел, как японца сбил широкой грудью конь Жени Лунь. Второго японца, который выстрелил в Ивана, она рубанула шашкой по плечу. Но почему в груди словно что-то застряло, дышать трудно и глаза заслонило красное полотнище знамени?.. Иван хочет смахнуть с лица мягкий шелк, но полотнище все скользит и скользит по глазам, не кончается… И ничего не видно. Все красное и горячее, не хватает воздуха… Иван натягивает повод, чтобы остановить коня, но конь несет его все дальше и дальше, где совсем нечем дышать.

Очнулся Зайцев на носилках. Не мог вспомнить, что произошло с ним. Куда несут его солдаты? Хочет спросить, но не может набрать в легкие воздух: сил нет. Наконец догадался — ранен…

— Живой, товарищ капитан, — сказал солдат. — Мы принесли его к вам. Пулевое ранение в грудь.

— Заносите в палату, — ответил врач. — Осторожно!

Только теперь Иван почувствовал давящую боль в груди.

Мирон узнал убитую серую лошадь Ивана Зайцева. С нее еще не сняли залитое кровью седло. Из простреленной переметной сумки выпал перетянутый шпагатом сверток. Мирон подъехал и, не слезая с коня, поднял сверток. Он на ощупь определил, что белым лоскутком обернут тот самый женьшень, который нашел Зайцев в лесу.

Разыскивая своего командира лейтенанта Степу, Мирон увидал палатку эскадронного медицинского пункта. Ефимов, приблизившись к палатке, соскочил с лошади и несмело заглянул в нее. Иван, бледный, лежал на носилках. Он часто дышал и не открывал глаза. Его грудь была забинтована. Через толстый слой ваты и бинта сочилась кровь. Врач и два санитара были заняты другим раненым, лежавшем в углу.

— Очень больно? — тихо спросил Мирон.

Иван открыл глаза, пошевелил бледными губами, но слов не было слышно.

— Вот твой женьшень. Куда тебе положить его? Ты говорил, он от всего лечит.

Губы Ивана порозовели, в глазах блеснул слабый огонек, и он прошептал:

— Спасибо, друг…

Он зажал в руке сверток, пытаясь подсунуть его под бок.

— Выздоравливай, Зайцев, — пожелал Мирон. — А если не увидимся, пиши мне. Адрес знаешь, на разъезд Безымянный пиши.

— Напишу, — прошептал Иван. — Прощай…

— Это еще что за гость? — услышал Мирон строгий голос врача. — Подежурь у дороги, машина должна подойти за ранеными. Сделай одолжение, Ефимов, — попросил врач. — Видишь, как я занят. Направь машину сюда.

— Есть, товарищ капитан медицинской службы! — ответил Мирон.

Военный врач как-то удивленно вдруг посмотрел на Ефимова и спросил:

— А как, собственно говоря, вы, голубчик, оказались на запретной территории?

— Искал своего друга, — простодушно ответил Мирон. — Кто-то сказал, что он погиб…

— Так вот, рядовой Ефимов, немедленно отправляйтесь в эскадрон. Машина, как я слышу, уже пришла. Вашего друга мы отправим без вас. — Врач снял очки и, протирая полой халата стекла, предупредил Мирона: — На то место, где был бой, не смейте ходить, там был изолятор опасно больных.

Тем временем в палатку заглянул лейтенант Степа.

— Не совсем так, доктор, — сказал он, — здесь размещалась лаборатория, где изготовлялись и испытывались на людях смертоносные бактерии. А вас, Ефимов, я разыскиваю больше часа! За самовольный уход из расположения части я всыплю вам на всю катушку! — Степа подошел к Зайцеву. — Крепись, гвардеец, еще немного, и ты будешь в госпитале… Санитарный автобус ждет…

Мирон еще раз посмотрел на Зайцева, глазами попрощался с ним и вышел из палатки. Ловко бросив себя в седло, он пришпорил Звездочку, пустил ее галопом.

Успешно продвигаясь вперед по Маньчжурской равнине, войска Забайкальского фронта под командованием Маршала Советского Союза Р. Я. Малиновского овладели городом Лубэй и перерезали основные коммуникации противника.

После гигантского броска через Хинганский хребет танкисты гвардейской танковой армии генерала Кравченко ушли далеко от баз снабжения. Усложнилось обеспечение войск горючим. Автоцистерны не могли продвигаться по раскисшим дорогам. На помощь пришла транспортная авиация. Несмотря на дождь и туман, самолеты доставляли танковой армии горючее и боеприпасы. Танки с десантами устремились на Шэньян и Чанчунь.

В результате мощных ударов трех советских фронтов японское командование потеряло управление войсками. Оно бросало в сражение разрозненные части, но остановить продвижение советских войск не могли уже никакие контратаки японцев.

На отдельных направлениях мотоциклетные подразделения, танковые, кавалерийские и десантные части советских войск вырывались далеко вперед, внезапно захватывали населенные пункты, мосты, переправы, важные военные и промышленные объекты и надежно удерживали их до подхода главных сил.