А потом неожиданно сказала, как будто все время думала об этом:

— А когда у вас плохое настроение и кажется, что не везет, все рушится, — не падайте духом. Попробуйте внушить себе, что все наладится, утрясется, не замечать происшедшего. И если долго мучиться, что-нибудь получится, — ушла она в шутку.

В начале восьмидесятых годов на пластинках появилась песня «Рыжим всегда везет» — одна из многих, вполне профессиональных, особыми качествами не отмеченная и сегодня забытая. Вспомнил о ней по двум причинам: музыку написал композитор Павел Слободкин, обработавший в свое время для Пугачевой «Арлекино», а спели эту песню руководимые им «Веселые ребята» — те самые, с которыми началось триумфальное шествие Аллы и с кем она рассталась, когда почувствовала, что может выступать самостоятельно.

В песне этой идет речь о когда-то безвестной, не отмеченной красотой девчонке, что «все пела и пела — надо ж такому случиться! — и стала известной певицей». Известной настолько, что «в каждой толпе ее вмиг узнавали». Что в толпе! На планете на целой, — утверждает песня, — едва ли нашелся бы человек, который усомнился бы во внешних достоинствах певицы. «Неужто вправду рыжим всем везет всегда?» — с оттенком грусти вопрошают «Веселые ребята».

И хотя «рыжая» в песне не названа, имя Пугачевой невольно возникало у каждого. Приходилось, правда, удивляться, уж кому-кому, а «Веселым ребятам» было известно, сколько труда вкладывала Алла в каждую свою песню и насколько безосновательны все эти разговоры о случайности ее успеха, счастливом лотерейном билетике, что вдруг (!) выпал на ее долю, необъяснимом везении и т.д.

Хорошо помню Болгарию, курорт Солнечный берег, куда мы со вгиковцами приехали снимать документальный фильм «Фотографии на память» по заказу тогдашнего Балкантуриста. Это очень богатое ведомство поставило перед нами только одну задачу — показать, что в их стране создано все для отличного и совсем недорогого отдыха.

А тут — конкурс «Золотой Орфей» в огромном летнем театре, по соседству с нашим отелем, — и всю съемочную аппаратуру можно легко на руках перенести. Договорились с нашим куратором нарушить график и на денек задержаться, чтобы побывать хотя бы на открытии песенного соревнования. Знали, что будет Пугачева, музыкантов из «Веселых ребят» мы уже встретили.

И вот вечер. По нашей неосведомленности сцена нам показалась роскошной: цветные огни, сияющий медальон «Золотой Орфей», от которого поразительным образом исходили лучи, не замершие навсегда, а (представляете?!) постоянно двигающиеся и переливающиеся! Под барабанную дробь один конкурсант сменяет другого, все из разных стран, преимущественно нашего соцлагеря, но мы ждем не их. Наконец ведущий провозглашает:

— Алла Пугачева! Советский Союз!

Люди старшего поколения меня поймут: при одном таком объявлении сердце начинало биться учащенно. И мы зааплодировали и заорали, когда увидели Аллу. Она спускалась из-под небес на специальной площадке, вроде лифта в фильме «Васса», вся воздушная, улыбающаяся, нежная принцесса в развевающемся на ветру легком балахоне. Видно — она волнуется. Зал стихает, она начинает петь и мгновенно преображается — настолько мгновенно, что вслед за булгаковскими артистами варьете хотелось воскликнуть: «Класс! Ой, класс!»

Алла тогда впервые спела песню Эмила Димитрова «Арлекино». Ее я не раз слыхал в исполнении автора, и пластинка такая у меня есть. Но без преувеличения в тот вечер произошло рождение новой песни. И новой, не виданной прежде Пугачевой.

На следующий день мы уехали в Варну, но каждый вечер следили по телевидению или по радио за «Золотым Орфеем». И как ликовали, когда узнали, что Пугачева завоевала «гран-при» фестиваля. «Арлекино» на долгие годы стал визитной карточкой певицы, а на пластинках побил все рекорды — вышел тиражом более двадцати миллионов экземпляров!

Но ведь была не только Болгария. Пугачеву увидели на Кубе, в Югославии, Финляндии, ФРГ, Италии и во Франции.

Итальянцы, строгость которых в оценке пения общеизвестна — там чуть ли не каждый второй Карузо, — писали: «Голос у нее, надо сказать, блестящий — мягкий и агрессивный, нежный и гротесковый, гибкий и необычайно послушный, допускающий самые неожиданные перепады». Им понравилось все и сразу. Они громко кричали «браво, синьора!» и нашли, что в ее песнях «есть что-то казачье, вызывающее особый восторг»; правда, высказали и предположение, что монологи Пугачевой «звучали бы, вероятно, много лучше, если бы исполнялись на инструментах более близких советской музыкальной культуре, а не на электрогитарах и синтезаторах».

Французы предложили Пугачевой самый строгий экзамен — она не помнит, когда еще держала подобный.

Выступление назначили в знаменитой «Олимпии» на бульваре Капуцинов. В зале, где испытали оглушительный успех, но и, случалось, не менее шумный провал крупнейшие звезды французской и мировой эстрады. Выступление, которому не предшествовала не то что обильная (предстояло знакомство с абсолютно не известной для страны певицей), а даже, по французским понятиям, скромная реклама.

Тут совсем недавно появился на наших экранах один из недругов Аллы, когда-то снимавший у нас фильмы, а теперь живущий во Франции.

— Что вы носитесь с Пугачевой? — вопрошал он. — Она — звезда местного значения. Кто ее знает за рубежом?! А в «Олимпии» ей организовали концерт французские коммунисты, они и восторгались ею в своей газете «Юманите»!

Неправда все это. На самом деле Алла вела нелегкий бой, в результате которого завоевала самую широкую французскую публику.

Начало концерта — никаких признаков удачи. «Ее первые песни не вызвали энтузиазма. Сидевшие рядом со мной французские журналисты перешептывались: „Диско“ — не новость, а вокально-инструментальный ансамбль, сопровождающий певицу, — не открытие, — рассказывал корреспондент ТАСС. — Понадобилось минут тридцать, пять-шесть песен-сценок, чтобы публика „Олимпии“ начала сопереживать певице».

А вот отзыв «Франс суар», типичной буржуазной газеты, как говорили у нас раньше. На следующий день после концерта в «Олимпии» она написала: «Алла Пугачева была незнакома нам, но двух часов на сцене оказалось достаточным для того, чтобы заполнить этот пробел и поднять советскую певицу до высот самых ярких звезд».

А успех ее в Соединенных Штатах, где она пела не на Брайтон-Бич для русскоязычных слушателей, а для всех американцев в крупнейших городах и залах страны.

Но у нас, как ни странно, об этом не писали. Алла в то время заметила:

— За рубежом всех настораживало: почему люди в нашей стране не радовались? Как будто они все закодированы на определенный код: не высовывайся! А высунулся — получи по башке: раз, два! Но посмотрите: все равно высовываются!

Итак, 2001 год — начало нового века. Хочешь не хочешь, а задумаешься: что было — это можно вспомнить, что будет — хотелось бы узнать.

Когда мы готовили эту программу, я тоже прикидывал: какая встреча с Пугачевой в минувшем веке оказалась самой значительной? Определить не мог. Может быть, эта?

На Всесоюзной студии грамзаписи мне поручили составить как редактору пластинку ее избранных песен, что все выходили в свое время на миньонах, гибких, в сборниках рядом с другими исполнителями. Впрочем, вру — не все. Были среди них и те, что мне нравились, но худсовет их почему-то не пропустил. В частности, чарльстон «Двадцать два плюс двадцать восемь» Вячеслава Добрынина. Может быть, строгие судьи не хотели популяризировать написанное не членом их союза? Не знаю, но решил: а вдруг под шумок пройдет и запрещенное? И не ошибся. Пластинка получилась отличная.

Название ей придумал не шибко оригинальное, но казавшееся привлекательным — «Арлекино» и другие». Алла согласилась с ним. Мы долго обсуждали каждую песню, слушали варианты, выбирая лучший, сожалели, что песня «Очень хорошо» записана с небольшими искажениями на высоких, но в конце концов пришли, как говорится, к консенсусу. И тогда я спросил ее: