— Хорошо, Джерард.— Монтефиор профессионально быстро проглядел листки, и его предчувствие неминуемой катастрофы сменилось странным облегчением.— Насколько ты этому веришь?

— Верю? Это не вопрос веры. Дело в том, что математические выкладки были проверены и подтверждены.

— О?! Кем?

— Споулом.

Монтефиор в задумчивости постучал ногтем по зубам.

— Если Споул говорит, что все в порядке... А как насчет машины? — Он снова взглянул на схемы.

— И Роусон, и Виалс утверждают, что машина может быть построена, и она... сделает то, для чего предназначена.

— Вопрос, на который вы хотите ответ: была ли она построена?

— Нам нужен человек, который написал письмо,— беспокойно произнес Финч. Он был высок и, можно сказать, агрессивно атлетичен для человека, подбиравшегося к шестому десятку. Свои темные костюмы он носил словно военную форму. И, как Монтефиор знал, этого клиента «Ментора» его фамильярность задевала больше всего.

— Это то же самое, Роджер,— сказал Монтефиор.— Я полагаю, что, когда этот человек будет найден, он ответит на все заданные ему вопросы.

Глаза Финча помертвели.

— Это в высшей степени срочно.

— Намек понял, Роджер.— Монтефиор специально, чтобы продлить удовольствие, не позволял себе начать обдумывать проблему сразу, но теперь он принялся за приятную задачу определения начальных параметров.— Какая информация есть об этом человеке? Что мы имеем? Прежде всего это мужчина. Почерк однозначно позволяет определить, что мы имеем дело не с женщиной, если, конечно, не предположить, что она заметает следы столь изощренно.

— Что это значит? — Финч раздраженно взмахнул рукой, словно ударяя себя по ноге воображаемым стеком.

— Женщина могла заставить мужчину написать письмо, а затем убрать его,— поучающим тоном произнес Монтефиор.

— Чушь!

— Хорошо, Роджер. В момент этого национального кризиса ты приказываешь мне исключить из числа подозреваемых тридцать миллионов британских женщин?

— Ну-ну, Эд,— вмешался Маккензи, и Монтефиор с удовлетворением заметил, что тот обратился к нему по имени.— Ты прекрасно знаешь, что мы не суемся в твои владения. И я уверен, ты лучше, чем кто бы то ни было, представляешь, что одно это задание оправдывает каждое пенни, потраченное на «Ментор».

— Знаю, знаю.— Монтефиору надоело искушать их терпение, как только проблема завладела его разумом и душой.— Автор этого письма скорее всего взрослый мужчина, здоров, полон сил, если судить по почерку... Кстати, когда будет заключение эксперта о почерке?

— С минуты на минуту.

— Отлично. Он также обладает первоклассными математическими способностями. Я думаю, не ошибусь, если скажу, что это сужает область поиска с миллионов до тысяч. И из этих тысяч один человек, если предполагать, что машина действительно построена, потратил недавно значительную сумму денег на научное оборудование. Газовая центрифуга, например, отнюдь не самый распространенный прибор, и, кроме того, использование празеодима...— С этими словами Монтефиор направился к двери.— Располагайтесь, джентльмены, я вернусь не позже чем через час.

Опускаясь в скоростном лифте глубоко под землю, где в тщательно поддерживаемом микроклимате находились центральные процессоры «Ментора», Монтефиор почувствовал краткий всплеск жалости к временно неизвестному ему человеку, взявшему на себя роль Спасителя, которого в скором времени распнут на кресте.

Спустя сорок минут, закончив общение с машиной, он вошел в лифт и нажал кнопку подъема. В руках у него был один-единственный листок бумаги.

— Может быть, ты и неплохой человек, Лукас Хачмен,— произнес он вслух,— но ты определенно глупец.

Окончание следует

Сокращенный перевод с английского А. Корженевского

Вэй Вэй — «Великан» — самец среднего возраста. Он владеет территорией в шесть квадратных километров, раскинувшейся по хребтам и долинам. В этот ясный январский день он избрал для прогулки восточный склон, где в ложбинах залегли снега. Потом свернул на отрог, покрытый сфагнумом и рододендронами. На стволе одиночной ели зверь оставил метку: видно, Вэй Вэй считал это дерево пограничным столбом своих владений. Как и все его сородичи, Вэй Вэй — любитель одиночества. Потому и общается с себе подобными, помечая «пограничные столбы».

В неглубокой лощине Вэй Вэй присел, подтащил к пасти стебли бамбука, отгрыз верхушки новых, этого лета, побегов, ободрал со стеблей листья. Объев заросли, он неспешно передвинулся на несколько футов. И снова жует, обдирает — этакий старательный садовник, занятый расчисткой угодий! В среднем Вэй Вэй обрабатывает за день примерно три с половиной тысячи стеблей.

Насытившись, Вэй Вэй пристраивается соснуть. Он не строит гнезда, не оборудует даже примитивного логова: так только, если к стволу или корню прислонится. Снег и мороз ему нипочем: толстый упругий мех надежная защита. Соснув час-два, он продолжает трапезу...

Эти наблюдения ученого — одни из многих, что фиксировали образ жизни удивительного животного — бамбукового или белого медведя — «байсюна» (так называют его в Китае), или панды гигантской (под этим именем он известен биологам всего мира).

Наблюдать это животное на природе сложно, так как проживают панды в Китае только в одном, довольно изолированном и малодоступном горном районе провинции Сычуань. Провинция эта обширна и включает не только огромную плодородную котловину площадью в 200 тысяч квадратных километров по среднему течению Янцзы, но и могучие горные цепи на окраине Тибетского нагорья. Здесь, на высотах от 1000 до 4000 метров, в зоне хвойных лесов и бамбуковых зарослей и обитает черно-белый зверь панда. Это сейчас.

А когда-то ареал обитания панды простирался от верховьев Меконга до нижнего течения Янцзы. Еще в прошлом веке панды населяли нагорья южного и юго-западного Китая. А ископаемые останки присутствуют на обширнейшей территории — от северной Бирмы до Гонконга, по всему правобережью Янцзы и далеко на северо-восток до левобережья Желтой реки.

В «Исторических записях» Сыма Цяня, описывающих трехтысячелетний период истории страны до н. э., есть сообщение о звере «пи». Другой источник — Летопись «Сказание Гор и Морей», созданная 2500 лет назад, описывает «зверя медведеподобного, черно-белого, что питается медью и железом, а живет в горах Цюнлай, к югу от уезда Яньдао». В этой летописи панда называется «зверь «мо». Словом, для жителей Китая панда ничего особо таинственного не представляет.

Но для зарубежных натуралистов животное было открыто всего сто с небольшим лет назад.

Пьер Давид Арман, французский миссионер, совмещавший пытливовость исследователя с любознательностью неутомимого путешественника, в 1869 году увидел в Сычуани шкуру неизвестного ему дотоле животного... Она и была отправлена для опознания и классификации парижским естествоиспытателям. В результате исследований стало возможным говорить об открытии нового — для внекитайского мира — вида.

Но живая панда за пределы страны попала лишь в конце 30-х годов нашего века.

Первыми решили вывезти панду из Сычуани американские путешественники Руфь и Уильям Харкнессы. Они отправили за океан нескольких животных, но Чикагского зоопарка достиг лишь самец Су Лин. В последующие годы еще три панды прибыли в Лондонский зоопарк.

К концу 60-х годов в китайских зоопарках было полтора десятка животных. А в других странах всего два. Одна беда — приплода в неволе панды не давали.

Разделы газет «Новости из зоопарка» в 1966—1968 годах сообщали, что в Европе была сделана попытка обзавестись потомством этих животных. Бамбуковые медведи Чи Чи и Ань Ань по очереди гостили друг у друга: то в Лондоне, то в Москве. Но зоологи тщетно надеялись на московскую зиму и лондонское лето — за пределами сычуаньских гор панды размножаться не хотели. На полтора десятилетия переселение панд в другие страны застопорилось, за границу их предпочитали не отправлять...