– Недавно ты по-другому говорила, – напомнил Зимин.

– Правильно, – согласилась Лара. – И сейчас скажу. Меч куют для того, чтобы ходить в бой, для того, чтобы рубить дрова, нужен колун. Боевым клинком не шинкуют капусту, если ты начинаешь шинковать капусту катаной, то она у тебя, скорее всего, заржавеет.

– Понял, понял, – Зимин постучал себя пальцем по голове. – Ментальная гигиена. Вытравим призраков из нашего подсознания с помощью йоги и рыбьего жира. Так тебе честно понравилось?

– Да.

Лара поглядела на него.

– Рассказ про тех, кто навсегда пропал в гороховом поле, – сказала Лара.

Зимин достал коробку со свечами, стал выбирать.

Лара вязала рукавицу. Она раньше никогда не вязала, а тут вдруг увлеклась, как после обеда забралась на подоконник под перуанский плед с шерстью и спицами, так больше и не вылезала. Сидела, сверяясь с журналом, мотала клубки, позвякивала спицами и пила горячий шоколад. А Зимин его варил, каждый час по большой кружке. Сначала варил в кофемашине на кухне, а как раскочегарил печку, так и на ней. Шоколад то и дело сбегал, шипя на раскаленном чугуне, наполняя дом уютным запахом. А совсем рядом, в нескольких сантиметрах от Лары, отделенная от тепла толстым синеватым стеклом, бушевала зима.

– Говорят, тут парк будут строить, – Лара со скрипом ткнула спицей в стекло. – Аттракционы всякие детские, зоопарк, дельфинарий. Можно будет приходить и плавать с дельфинами. Здорово?

– Наверное, – ответил Зимин.

– Здорово, – заверила Лара. – Я всегда мечтала. Может быть, я туда работать устроюсь. Не зря же я ветинститут заканчивала?

– Конечно, не зря.

– И от дома близко, удобно. Или ты так не считаешь?

– Считаю, – рассеянно сказал Зимин. – Конечно, удобно.

– Я с детства хотела дрессировать дельфинов. Они умные. Правда, я их только по телевизору… Как ты думаешь, меня возьмут?

– Возьмут, куда им деваться. Ты будешь дрессировать дельфинов, а я буду мототрюки выполнять.

– Тебя-то точно не возьмут.

– Не возьмут, – согласился Зимин. – Ну, я куплю «Индиан», наряжусь команчем и буду всем предлагать сфотографироваться за полтинник. Тоже дело.

– А что, здорово. Мне нравится. Слушай, а если тут будет парк аттракционов, то, наверное, и колесо обозрения поставят?

– Наверное.

– Колесо будет ночью светиться? – спросила Лара.

– Должно.

– Ты представь – ночью колесо будет светиться. Это же чудесно!

– И квартиры подорожают. Знаешь, многие ценят в квартирах вид из окна.

– Зимин, ты скучен, как черепаший панцирь. Удивляюсь, что ты стал писателем, тебе надо было стать конторщиком. Или лучше мерчендайзером, тебе бы пошло, ходил бы по магазину, пузырьки расставлял бы по полкам.

– Завтра пойду – устроюсь, – пообещал Зимин. – В крайнем случае, послезавтра. Или тележки катать.

– Иди, катай, тебе физический труд на пользу пойдет.

Лара натянула недовязанную рукавицу на левую руку. Четыре спицы торчали в разные стороны. Выглядело это зловеще.

– Зима совсем, – Лара прижалась щекой к окну. – Времени-то сколько прошло… Сто лет, кажется. Как?

Она пошевелила пальцами в рукавице.

– У тебя талант, – сказал Зимин.

– Ага. А я и не знала.

Зимин стал расставлять свечи и сразу их зажигать длинной каминной спичкой, той, что горит долго.

– Зачем свечи? – спросила Лара.

– Свечи зимой красиво.

– Действительно, красиво, Зима, – Лара померила рукавицу. – Тебе нравится?

– Очень.

– Мне, знаешь, тоже. Странное дело. Я вдруг проснулась и поняла, что хочу связать рукавицы. Тебе. Как?

– Приветствую. Рукавицы, шарф, кофту. Давно хотел.

– Да… Никогда раньше про это не думала даже – и вот. Просыпаюсь – а в голове мысль: «Надо бы связать варежки». Так и висит, яркая и как будто не моя…

Лара потерла голову.

– Чужая мысль… А потом постепенно-постепенно она как будто обжилась у меня в голове и как-то стала моей, собственной, точно я ее всегда обдумывала. Вязать варежки и это…

Лара снова почесала голову.

– Пирог с брусникой захотелось испечь.

Она хохотнула.

– Пирог с брусникой и с апельсинами, – Лара вернулась к вязанию. – Это наверняка что-то буйное… Да, заставляет задуматься.

– О чем? – осторожно спросил Зимин.

– Ну не знаю… О разном. Вот я стала думать и поняла вдруг, что в жизни много таких мыслей. То есть вспомнила, что в жизни много таких мыслей. Вот, допустим, наше знакомство, ну, когда у меня ноготь врос. Я ведь совсем не в поликлинику шагала, а к матери – она у одной подруги взяла рецепт, как палец распаривать в отрубях – верное средство. Вот я шагала по Коммунистической, думала, как это, наверное, глупо – сидеть и распаривать палец в отрубях, и вдруг решила зайти в поликлинику. Вот просто так, безо всяких особых на то причин, вдруг поняла, что нужно зайти. И я в эту поликлинику и зашла. А там ты. Вот такие мысли. Их как будто кто-то подсказывает, – Лара звякнула спицами. – Шепчет вроде как, только не словами, а…

– Кто?

– Не знаю. Кто-то.

Лара неопределенно помотала головой.

– Он точно ведет тебя за руку, – Лара закуталась в одеяло плотнее, между плечом и окном проложила подушку. – Точно твоя жизнь кем-то записана… А ты не замечал?

– Нет, – Зимин улыбнулся. – Никогда.

– Ну, понятно, ты сам в себе, в мыслях плаваешь. А я иногда слышу… Такое пощелкивание, точно…

Лара поглядела в потолок.

– Точно по клавиатуре кто-то стучит, – сказала Лара негромко.

– Но это не страшно, а наоборот. Будто знаешь, что за тобой присмотрят. Вот ты же за своими героями присматриваешь, направляешь их, тебе это должно быть знакомо…

Лара замолчала. И Зимин молчал. Слушал, как поет зацепившаяся за мачты телеантенн метель, высоко, так, что можно было разобрать голос.

– Ты правильно сделал, что решил его оживить, – сказала она. – А то как-то некрасиво получается – взял и прикончил любимого героя. Ему, наверное, тоже было удивительно, что ты его бросил.

Зимин кивнул.

– А теперь все как надо, – Лара снова примерила варежку. – Теперь все, как полагается, все хорошо, все спокойно. Закончишь пятую книгу, а там и лето. И летом мы поедем… Куда?

– В Перу, – ответил Зимин. – На Мачу-Пикчу. Знаешь про такое место?

– Ага. Облачный край, как же. А почему именно туда?

– Не знаю. Вот захотелось вдруг, – улыбнулся Зимин. – Тебе же захотелось варежки связать? А мне на Мачу-Пикчу. Сначала махнем, конечно, в Аргентину, возьмем там мотоциклы впрокат и поедем на юг, к Огненной Земле, через весь континент.

– По маршруту Че Гевары, – сказала Лара.

– Точно, по маршруту Че Гевары. Это здорово.

– Здорово, – согласилась Лара. – Просто очень здорово. Я читала, там какой-то иной мир.

– Там дикость. Там Амазонка. Там Анды. Можно целый год путешествовать.

Метель ударила в окна. Поползли узоры, мороз вырезал в толщине стекол замысловатые скелеты рыб, еловые ветви, бесцветные северные цветы. Зимин зажег еще одну свечу.

– Зима, конечно, будет долгой, – сказала Лара. – Но это ничего.

Зимин подкинул в печку коротенькое полено. Весь день он возился с чугунной печкой, искал ей место в комнате, устанавливал, соединял трубу с каминным дымоходом. И когда печка была растоплена и стала нагреваться, он отключил батареи отопления. Квартира стала остывать, они почувствовали холод и достали валенки и пледы, а потом от печки поползло живое тепло, и Зимин впервые за долгое время почувствовал себя хорошо.

– И как ты хочешь все это закончить? – спросила Лара. – Финал какой?

– Что?

– Ну, как что, пятую книгу?

– Просто. Последняя глава будет называться, разумеется, «Апраксин Бор». Я уже давно придумал – главный герой сидит в психушке, в абсолютной стадии разложения сознания, его лечат, в основном электросудорожной терапией, пытаются вернуть его в действительность, а он упорно в нее не хочет возвращаться…

Зимин поглядел в окно. Город окончательно исчез в снегу, утонул, пропал, и лишь иногда в разрывах метели вспыхивали одинокие желтые огни, далекие и на вид холодные.