— Обычно у нас в столице намного спокойнее и в тюрьму никого не сажают, ежели он в неурочный час на прием просится, но когда война назревает, тут сам понимаешь, не до вежливости, — защищал свой город круглобокий.

— Да с чего война то началась? — удивлялся дедушка.

Но причин возникновения этой внутренней войны, равно как и ее возможных последствий никто толком не знал. Говорили даже, что сам Повелитель не понимает, как такое могло случиться и почему. Просто Восточный владетель вдруг решил, что новые правила нового Повелителя ему совсем не нравятся и велел ему жить по — старому, как жили их отцы и деды, ну а Сорей, голова молодая и нрав горячий, решил тогда вообще всех владетелей упразднить. С этого все и началось.

— На Сорея вроде даже покушались несколько раз. Отравить хотели. Но не получилось, он вроде как заговоренный, — делился столичными сплетнями мальчишка. — Только он со злости комендантский час ввел, да стража стала всех подряд хватать. Хотя понять повелителя можно, мне бы тоже не понравилось, если бы меня кто травить вздумал. Ну, короче говоря, одно время он сильно злобствовал, сгоряча даже велел всех казнить, потом, правда, отменил этот указ, да слухи то уже поползли. Ну а Восточному только того и надо, он как только услышал, раз и армию собрал и Сорею пригрозил войной. Вот с того все и началось.

— Еще бы знать, чем закончится, — добавил круглобокий и в камере воцарилась задумчивая тишина.

Таким вот образом и коротал мистер Лонгвиль свое пребывание в казенном месте отдыха. Узнал он немного, но все это как‑то не совпадало с услышанным им в пути. И потому он пытался понять, кто же прав и все свободное от разговоров время, думал и думал, как же могла начаться война, если ни одна из сторон этого не хотела и утверждала, что другие первыми начали. Увы, но ответа на этот вопрос у дедушки тоже не было. А война тем временем, еще не началась, но народ уже записывался в ополчение и готов был отстаивать свою свободу, на которую, к слову сказать, никто не покушался.

Тюрьма, место, наверное, не плохое, располагающее к размышлениям, но не предназначенное для долгого проживания. Хороша она на пару дней. Не больше. Именно так думал мистер Лонгвиль, насчитывая двадцатый день своего казенного отдыха. В поисках ответа он почти не продвинулся, решив только, что сразу же, как появиться возможность, направиться в библиотеку, и там попытаться найти ответ странной неуязвимости Сорея, если уж не причины возникновения войны. Мистер Лонгвиль еще от своего отца знал, что любую тайну можно узнать у звезд, если уметь их спрашивать. И пока мистер Лонгвиль, пользуясь преимуществом бесплатного проживания в столице, обдумывал стратегию и тактику борьбы с Сореем, его внучка в компании бесстрашных героев, поняв, что дедушка сидит в тюрьме, начала рыть подкоп для его освобождения. Самым печальным во всем этом было то, что подкоп рылся совсем в другом городе и даже если бы и был закончен, делу освобождения дедушки помочь бы не смог. Впрочем, вряд ли это могло огорчить самого мистера Лонгвиля, который, как и все взрослые, воспитавшие послушных детей, был уверен в том, что Лоре дожидается его дома, ну или, в крайнем случае, в другом безопасном месте, которое ей посоветовал их старинный друг кузнец. И, конечно же, он и подумать не мог, что вместо всего этого его маленькая внучка направилась на поиски потерявшегося дедушки прямиком к столице.

Так или иначе, но время, отведенное мистеру Лонгивлю на спокойные раздумья, подошло к концу, и поскольку дедушка вел себя спокойно и в отличие от своих прочих соседей попыток бунта не устраивал и улучшений режима не требовал, то в назначенный день, разъяснив, что теперь не стоит проситься на прием к Повелителю из‑за его крайней занятости, его отпустили на улицы столицы.

Оказавшись на свободе, толком не понимая, что именно происходит в Столице и за ее пределами, потому что тюремные стражники не потрудились ему об этом рассказать, мистер Лонгвиль, решил не отступать от своего плана и вновь направился в библиотеку. Огромные залы с полками, прячущимися под потолком, как и прежде, манили своими разгадками, но мистер Лонгвиль, преодолев искушение, направился к тем книгам, в которых хранились знания о звездах. Мистер Лонгвиль хорошо помнил слова своего отца: Звезды могут рассказать все тому, кто умеет спрашивать.

— А дальше? — полюбопытствовала Лоре, горящими глазами глядя на дедушку, который пережил такие приключения, пока она занималась глупостями, и увидел большую библиотеку.

— Дальше, — мистер Лонгвиль сделал большой глоток и зажевал его ватрушкой с вареньем. — Пришлось много книг просмотреть, расчеты разные делать, но все‑таки звезды мне ответили, — он взглянул в любопытные глаза и нехотя ответил, — весь секрет в том, что Сорей неуязвим, пока не причинит зла женщине и не прольет ее кровь. А окончательно повергнуть его можно, только если он лишит женщину жизни, — мистер Лонгвиль глубокого вздохнул.

— И что ты сделал?

— Ничего. Я собрал вещи и вернулся назад. Видишь ли, Лорейя, я подумал, что если лекарство от болезни, страшнее, чем сама болезнь, то не лучше ли дать человеку возможность справиться с этим самому, особенно если не ясно, болезнь ли это.

— А почему так получилось? — полюбопытствовала Лоре, вовсе даже и не пытаясь провести параллель между своим ранением и захватом Сорея в плен, — Почему именно женщине?

— Так получилось. Он родился в день, когда звезды танцевали хоровод. Такое бывает очень редко.

— Танцующие звезды — это, наверное, красиво, — мечтательно вздохнула Лоре и судьбы мира были оставлены в стороне.

Лоре, конечно не забыла про встреченного в тюрьме Сорея, но сначала домашние дела, а теперь и долгожданное возвращение потерявшегося дедушки, совершенно заслонили все ее похождения, цель которых к тому же была достигнута не раньше их окончания.

Зима, долго плутавшая по далеким лесам и городам, наконец‑то добралась и до маленькой деревушки и до дома Лонгвилей, укутав все вокруг в пушистое белое покрывало и покой. Беспокойный лесной народ, днями и ночами бегающий по дому угомонился и запрятался в свои норы: уснули до весны все те, кто должен был уснуть, а прочие же решили последовать их примеру и, запрятавшись в теплых уголках дома, прерывали свою дремоту только на время еды. Призрачные обитатели попрятались в пыльные толстые книги, притаившиеся на самых верхних полках и заметить их теперь можно было лишь в те редкие моменты, когда они меняли книги, чтобы было не так скучно зимовать, да иногда делились мнениями о прочитанном. Даже старый мистер Лонгвиль угомонился с приходом зимы, и теперь вместо того, чтобы ставить свои опыты, то и дело поджигая, затапливая и взрывая свою лабораторию, а вместе с ней и весь дом, целыми днями сидел за столом, увлеченный трудом, некогда по причине скуки начатый Лоре, и пытался упорядочить свои записи и сопоставить полученный результат с тем, что задумывалось. Все‑таки чтение научных трудов, хранящихся в столичной библиотеке, не прошло бесследно. И эта воцарившаяся в доме тишина бальзамом пролилась на истрепанные нервы Фила (а если вы со мной не согласны, значит, вам никогда не приходилось присматривать за беспокойным ребенком в незнакомых лесах во время военных действий) и его потрепанную гордость: теперь он, как и любой уважающий себя филин, спал днем и охотился по ночам. А Лоре, которой теперь не нужно было учиться сложным приемам обращения с оружием или ста и одному способу преодоления болота, целями днями читала книги или смотрела на снег, искрящийся за окном. Да еще как и прежде время от времени Лоре спускалась в деревню, где молодежь устраивала шуточные снежные бои и катания со снежных горок. Заметалось белым снегом сумасшедшее лето и стиралась память и, уставая от игр, книг и снега, Лоре начинала считать бесконечные петельки ярко — красного шарфа, который она решила связать в подарок Филу, чтобы он не так сильно мерз на ночной охоте. Фил о грядущей радости ничего не знал, так как Лоре старалась все держать в тайне, и по наивности своей продолжал молча радоваться жизни, только сейчас в полной мере осознав все ее прелести. Впрочем, Лоре была хоть и хорошей, но не очень прилежной хозяйкой, к тому же шарф у нее был средством сбежать от надоевших занятий, а так как обычные ее дела Лоре обычно не надоедали, то и шарф рос очень медленно, и честно говоря собирался закончиться не раньше следующей зимы. Намного больше Лоре нравилось представляться себя Фила в красивом шарфе, каждый раз меняя цветовую гамму, чем воплощать эти творческие замыслы в жизнь. Мистер Лонгвиль, увлеченный теперь больше теорией, чем практикой, тоже по своему готовился к наступлению лета. Тщательно проверяя свои записи и воспоминания, он делал наброски новых опытов, которыми планировал заняться с наступлением тепла. Впрочем тепло здесь было фактором второстепенным, так как двигала дедушкой вовсе не забота о своих домочадцах, которым наверное вовсе бы не понравилось оказаться ни с того ни с сего в сугробе да без крыши над головой, сколько отсутствие в его запасах некоторых травок, необходимых для опытов. Поэтому и приходилось ждать до весны, когда травки эти и цветочки распускались и их можно было найти без труда. Справедливости ради нужно сказать, что поначалу неутомимый дедушка пытался отыскать эти травки под снегом, уверенный что некуда они не делись, а просто спрятались, но поиски эти успехом не увенчались, и были бы вовсе печальными, если бы заплутавшего в снежном лесу дедушку не нашел и не вернул домой старый добрый кузнец.