Литмир - Электронная Библиотека

– Это было восхитительно, – сказал он певцу. – Никогда не слышал ничего подобного. Вы исполняете на заказ?

– В смысле? – не понял тот.

– Ну, знаете, как певцы в ресторанах и тому подобное. Если я вас попрошу, вы споете?

– Смотря как попросите.

И певец, симпатичный блондин лет двадцати трех или четырех, выразительно посмотрел на шляпу, лежавшую перед ним на плитках пола. Джарвис покопался в кармане и разыскал среди мелочи монету в один фунт.

– За такую сумму ему придется пропеть всю партию из «Дона Жуана» Моцарта, – сказал волынщик.

Стрингер рассмеялся. Он попросил исполнить ему ирландскую песню о любви и разлуке. Певец спел ее без аккомпанемента. А как бы здорово она звучала под аккомпанемент волынки! Когда он дошел до строфы, в которой говорилось о том, что недолго осталось ждать до дня свадьбы, Джарвиса, как всегда, охватило невыразимое чувство сопереживания, и слезы навернулись ему на глаза, несмотря на то что ни свадьба, ни жена, ни хотя бы стабильные долговременные отношения никогда не входили в число его приоритетов. Он горячо поблагодарил певца и дал ему еще пятьдесят пенни, в итоге потратив сумму, которую едва ли мог позволить себе выкидывать на ветер.

Собралась небольшая толпа, мешавшая пассажирам. Уяснив, что происходит, люди начали поднимать руки, прося спеть то одну, то другую песню. Когда певец затянул балладу и его поддержала, застонав, волынка, раздались аплодисменты. Стрингер выбрался из толпы и пошел к платформе, в надежде ощутить порыв ветра из туннеля, предваряющий появление поезда.

Он знал, что при строительстве Юбилейной линии были сооружены огромные вентиляционные шахты, иначе порывы ветра сдували бы людей с платформы прямо на рельсы.

Да, здесь был ветер. Он трепал волосы стоявших на платформе женщин. Один раз Джарвис видел, как у какой-то девушки юбка задралась выше головы, заставив бедняжку покраснеть от стыда. Одни пассажиры уехали, и на их место пришла следующая партия. Молодой человек развернулся, было, чтобы уйти, когда до него донеслась музыка, в которой он узнал мелодию из Северной Англии. Компания, собравшаяся вокруг музыкантов, все еще не разошлась. Человек в униформе протолкался вперед и стал что-то выговаривать певцу. Тогда Джарвис, бывший самым высоким среди толпящихся людей, произнес поверх голов:

– Они не делают ничего плохого! Просто развлекают людей.

– Это против правил, сэр, – заявил тип в униформе.

Стрингера нечасто называли «сэром», и всякий раз подобное обращение заставляло его расчувствоваться. Он не мог не думать о том, как же это любезно со стороны человека, такого же, как он сам, даровать ему, Джарвису, подобное почтение. Молодому человеку начинало казаться, что собеседник обладает необычайно мягким и благородным характером, раз он обращается к людям с такой любовью и уважением. Пришлось сделать над собой усилие, чтобы тут же не согласиться со всем, что было сказано до слова «сэр». Но ему это удалось.

– Что же, значит, правила следует изменить, – объявил он. – Они несправедливы.

Служащий метро подошел к нему поближе.

– Это не в моей компетенции, сэр, – сказал он, а потом добавил, довольно бесцеремонно: – И не в вашей.

Поняв, что развлечение закончилось, толпа начала расходиться. Музыканты паковали свои инструменты. Тот из них, который до этого не произнес ни единого слова – во всяком случае, так казалось Джарвису, – тихонько ругался.

– И куда вы сейчас? – спросил их Стрингер.

Волынщик ответил, подражая акценту лондонских аристократов:

– Не желаете ли отобедать в «Гавроше», прежде чем отбыть в наши апартаменты в «Гросвенор Хаус»?

– А вы не захотите пойти ко мне домой и сыграть там для нас? – поинтересовался Джарвис. – Я заплачу. У меня не так много денег, но я заплачу. Мне это нужно для моей книги, для главы об артистах подземки.

Музыканты переглянулись. Казалось, они молчаливо советуются друг с другом. Наконец певец согласился:

– Ладно. Что мы, собственно, теряем? Я – Том, он – Олли, а это – Мак.

– Джарвис Стингер.

Они играли для него, Тины и детишек, пока не выбились из сил. Возвращаться домой было уже поздно, и музыканты остались на ночь. А потом двое из них так и поселились в «Школе». У Мака была девушка и ребенок, с которыми он жил в отеле «Бэйсуотер», в комнате, предоставленной им городским советом Вестминстера. Олли же переехал в бывший кабинет директора, а Том занял помещение четвертого класса.

– Надеюсь, они хоть платить тебе будут, – сказала тетя хозяина.

– У Тома есть работа, – ответил тот, – он дает уроки игры на флейте.

Мисс Дарн пожала плечами:

– Уроки игры на флейте? Я тебя умоляю. Надеюсь, он не собирается давать их тогда, когда я буду укладывать детей спать?

Поскольку Джаспер и Бьенвида никогда не ложились в постель до того, пока сама Тина не отправлялась на боковую, а просто засыпали там, где находились, Джарвис не воспринял ее слова всерьез. Время от времени его родственница выдавала подобные фразочки, стремясь показать, что она – нормальная мать. Иногда она ворчала, впрочем, вполне беззлобно, что Абеляр, ястреб Джеда, сидящий в велосипедном сарае, клекочет днями напролет.

Ее племянник подумал, что, пожалуй, постояльцев в его доме уже более чем достаточно. Теперь у него хватало денег, чтобы поехать в Каир, и он собирался туда на следующей неделе. Интересно, думал он, а что, если, полюбовавшись на самый новый в мире метрополитен, вернуться в Лондон через Будапешт и посмотреть на один из самых старых?

Проект Пирсона, намеревавшегося перевозить людей «как посылки по пневматической трубе», был осмеян известным журналистом и социологом Генри Мейхью. Тот написал четырехтомный опус, озаглавленный «Лондонский труд и лондонская беднота», который в немалой мере повлиял на Диккенса. А еще он основал журнал «Панч».

– Нам оставалось только улыбаться, – писал Мейхью, – когда мы слушали, как Пирсон горячо защищал свой план опоясать Лондон туннелями, напоминающими канализационные.

Иронической статьей Мейхью разразился и в «Панче»:

«Как нам стало известно, множество людей, обитающих неподалеку от линии, заявили, что готовы предоставить в распоряжение так называемой «подземной дороги» подвалы, в которых они держат уголь. Что же, наверняка это поможет существенно уменьшить цену строительства, особенно если не ограничиваться угольными ямами, а использовать также подполы и погреба, где поезда смогут беспрепятственно передвигаться, не создавая особенных проблем хозяевам домов…»

Для того чтобы построить подземку, были изменены течения трех рек и изгнаны с насиженных мест тысячи тех, кто имел несчастье обитать в долине реки Флит. При этом все строительные работы были проведены людьми, не имевшими опыта в такого рода делах. Ни у кого в мире тогда не было подобного опыта. Московское метро, строители которого также столкнулись с проблемой плывунов, было построено много позже.

9 января 1863 года открылась линия Фаррингдон-Пэддингтон. На первом поезде прокатились самые известные деятели викторианской Англии, в том числе чета Гладстонов. На конечной станции пассажиров ждал духовой оркестр и банкет на семьсот персон. Но Пирсона на поезде не было. Он умер за шесть месяцев до этого события.

Когда компания Лондонских Подземных Перевозок предложила ему вознаграждение за проделанную работу, Пирсон отказался со словами: «Я служу муниципалитету Лондона. Мои хозяева – это горожане, именно им принадлежат мое время и моя работа. Если хотите вознаградить меня, перечислите деньги муниципалитету».

Кто из наших современников скажет такое?

Пирсон обладал смелостью и либеральными взглядами. Он одним из первых выступил за отмену расистских законов, запрещающих евреям жить в Лондоне без специального разрешения или работать присяжными биржевыми брокерами. Именно по его требованию с Монумента памяти жертв лондонского пожара были стерты строчки, обвиняющие в поджоге католиков.

8
{"b":"249726","o":1}